– Ты сказала, что Рут Басси ждала тебя возле управления?

– Неужели сказала?

«Слишком умен. И ему самому, и окружающим от этого только хуже», – подумала Чарли.

– Почему именно тебя?

Сумка висела на дверной ручке. Чарли достала из нее газетную вырезку.

– Басси забыла в кабинете куртку. Вот что лежало в кармане.

Саймон хоть представляет, насколько тяжело ей показывать эту статью? Может, он в свое время ее не читал? Он же принципиально не читает местную прессу.

Саймон остался в спальне, а Чарли взяла сигареты и через кухню вышла на задний двор, наплевав на холод и не надев ни куртку, ни кроссовки. Взгляд упал на «инсталляцию», как Оливия в шутку прозвала гору старой мебели, которую Чарли разобрала и вынесла во двор два года назад. «Неужели так трудно сложить все в контейнер и вызвать мусоровоз?» – с недоумением спрашивала Лив всякий раз, когда приходила в гости. Трудно или нет, Чарли не знала, а желания выяснять не было. «Соседи небось спят и видят, когда я перееду! – думала она. – Особенно те, кто, едва заселившись, разбили во дворах клумбы и лужайки и теперь любуются на тошнотворно-аккуратные белые, красные и синие островки. Какой смысл тратить время и силы, если газон крошечный?»

Почувствовав чье-то прикосновение, Чарли испуганно вскрикнула и лишь секунду спустя сообразила, что это Саймон. Он ласково обнял ее за плечи.

– Ну, прочитал?

– Клевета! – коротко ответил Саймон. – Как и все, что ты сегодня про себя наговорила.

– Разве то, что я не проверила информацию о Трелиз, не доказательство моей лени? – Чарли прекрасно поняла, что Саймон имеет в виду речь на празднике, но решила прикинуться дурочкой.

– Не уверен, – покачал головой Саймон. – Мы оба знаем: преступление совершено не было. Басси заявила, что Трелиз жива, – так оно и оказалось.

– Значит, Сэм Комботекра делу ход не даст. Разве оно для полиции? Три идиота разыгрывают идиотский спектакль, а мы-то тут при чем?

– Тебя устраивает такое объяснение? – со вздохом спросил Саймон. – Сид и Басси приходят в один и тот же день, но по отдельности и выдают две разные версии одной и той же истории... Тебе не хочется докопаться до сути?

– Рут Басси боялась, что случится нечто ужасное, – уже не в первый раз произнесла Чарли. Почему-то вспоминалась именно эта часть разговора, и теперь она чувствовала: если это и махинация, то потенциальная жертва не она.

– Если хотим двигаться дальше, кое-что обязательно должно случиться.

– Что именно? – Вопрос был риторический, но Чарли думала о другом: «Он до сих пор меня обнимает, не должен, но обнимает!»

Саймон принялся напевать «Прогулку по воздуху» Аледа Джонса.

– Кстати, дальше будешь двигаться ты один, а вовсе не «мы», – напомнила Чарли. – Я под началом Пруста больше не служу.

Я испуганно вздрагиваю: привычную тишину дома нарушает резкий звон. Вата в ушах тут же исчезает, адреналин заставляет двигаться. Наступать на стертую ногу еще больно, поэтому в гостиную я медленно хромаю и, не скинув одеяло, в которое кутаюсь, как в шаль, хватаю трубку после третьего гудка. Выдавить «Алло!» я не силах. Не могу обольщать себя надеждой.

– Это я.

Эйден! Тиски разжимаются, нервное напряжение спадает.

– Ты вернешься? – спрашиваю я. Вопросов у меня превеликое множество, но в данный момент важен только один.

– Да, – отвечает Эйден. Я жду обычного продолжения: «Рут, я всегда возвращаюсь, ты же знаешь!» – но на сей раз его не слышу. Тишину нарушают лишь глухие удары моего сердца.

– Где ты был? – спрашиваю я. Он отсутствовал дольше обычного – целых два дня.

– Работал.

– В мастерской тебя не было.

В трубке тишина. Эйден жалеет, что дал мне ключ? Неужели сейчас попросит вернуть? Ключ Эйден мне дал, как только я начала работать у него, – один и от мастерской, и от квартиры. Мне это казалось знаком особого доверия.

Две последние ночи я отчасти провела в неопрятной квартирке за мастерской, плакала и ждала возвращения Эйдена. Измученная и обессилевшая, я периодически засыпала, но вскоре просыпалась с уверенностью, что, вернувшись, Эйден будет искать меня в моем доме. Бессчетное число раз я металась из одного конца города в другой, чувствуя, что опоздаю, упущу Эйдена буквально на долю секунды.

– Рут, нам нужно поговорить.

Ну конечно, слава богу, он это понял! Я начинаю плакать.

– Тогда возвращайся.

– Я уже в пути, никуда не уезжай. – Не дав сказать ни слова, он отсоединяется.

Конечно, конечно, я никуда не уеду. Куда мне ехать? Я ползу обратно в холл, где с шести утра сидела по-турецки, глядя на небольшой монитор у входной двери. Онемевшее от неподвижности тело ломит. Ликвидировать двухдневный бардак и навести порядок нет сил, но я должна.

Пульт нужно убрать на место: заметив его на полу, Эйден поймет, что я просматривала кассеты, и рассердится. Я гляжу на монитор. Вдруг отвернусь на секунду – и пропущу нечто важное? Зернистая черно-белая картинка меняется: вместо округлых тисовых изгородей, окаймляющих парк с одной стороны, я вижу тополя, растущие с другой стороны от дома, и парковые ворота. «Никто не проберется незамеченным. Никто».

Я поднимаю пульт и выпрямляюсь, но так неловко, что задеваю краем одеяла и опрокидываю переполненную, зловонную пепельницу, которая в последнее время стала моей лучшей подругой. «Черт!» – бормочу я, досадуя, что не спросила Эйдена, где он находится. Когда он вернется, через пять минут или через два часа? Испачканная кровью туфля валяется у входной двери – именно там я бросила ее в пятницу: хотелось скорее в ванную, вымыться.

Если бы я сказала Чарли Зэйлер, что у меня в туфле камешек, она наверняка бы скомандовала: «Разувайтесь!» Разве сумела бы я объяснить, что не замечать камешек гораздо проще?

В ванне тоже осталась кровь. Надо было еще в пятницу ее вытереть, да сил не хватило. Я тогда с трудом доковыляла до ванной, сунула ногу под кран и включила воду. Бойлер снова сломался. В доме было не теплее, чем в парке, а вода из крана текла и вовсе ледяная. Зажмурившись, я мыла истерзанную стопу, пытаясь нащупать и удалить то, что в нее вонзилось. Под холодной водой нога запульсировала, и, когда в ванну упало что-то твердое, мне стало дурно.

Не открывая глаз, я сняла душ и принялась поливать в разных направлениях, пока не сочла, что острый предмет исчез в сливе.

Стараясь наступать только на пятки, я выношу в мусорный контейнер изуродованные туфли вместе с пустой бутылкой из-под водки. От движения окоченевшее тело немного согревается. Быстро сметаю пепел и окурки, затем как следует ополаскиваю ванну, то и дело отдыхая, чтобы не упасть в обморок от слабости. Батончик мюсли и пачка чипсов – вот и все, что я съела за сегодняшний день.

«Рут, нам нужно поговорить!»

Необходимо двигаться, иначе в голову полезет самое страшное из того, что может наговорить Эйден, и я захлебнусь в панике.

Только собираюсь положить пульт на полку рядом с монитором, как за окном гостиной раздается шум. Я замираю и прислушиваюсь. Почти через целую минуту шум раздается снова, на сей раз отчетливее. Ветки колышутся, значит, у моего дома кто-то стоит. Я опускаюсь на колени, ползу в гостиную и скрючиваюсь за креслом.

Пусть это будет Чарли Зэйлер! Путь принесет куртку, которую я забыла в ее кабинете. Господи, пусть это будет Шарлотта! Она меня не обидит, хотя в пятницу мне не терпелось от нее избавиться.

Услышав смех и два незнакомых голоса, выглядываю из-за кресла и вижу на улице подростка. Он расстегивает ширинку и кричит приятелю, чтобы подождал, отлить, мол, надо. На щеках и подбородке щетина, из-под джинсов на добрых три дюйма торчат боксеры. Я закрываю глаза и прижимаюсь к подлокотнику. «Это просто дети, они ничего о тебе не знают и вообще тобой не интересуются». За деревьями слышен голос второго пацана, называющего приятеля свиньей. Сегодня меня не волнует, что мальчишка наверняка обмочил стену моего дома, хотя при обычных обстоятельствах возмутило бы до глубины души.