Анбрюн решительно взял ее запястье, чтобы проверить пульс, но Лорна выдернула руку, пощупала свой живот и радостно воскликнула:

— Мой ребенок! Он родился! Быстрее! Пусть мне его принесут! Я надеюсь, это мальчик?

Врач и Китти обменялись встревоженными взглядами. Никто из них не предвидел подобной реакции. Нежным голосом Анбрюн спросил молодую женщину:

— Вы совсем ничего не помните из того, что произошло?

— Я знаю, что очень сильно испугалась... Потом мне было больно, но это нормально, когда рожаешь. К чему все эти глупые вопросы? Ответьте же мне, наконец, это девочка или мальчик?

— Ни то, ни другое. Вы никого не родили по той простой причине, что вы не были беременны. Я понимаю, что в это непросто поверить, потому что у вас были некоторые симптомы. Но у вас была так называемая истерическая беременность. Вы понимаете то, что я вам говорю? — добавил Анбрюн, увидев, что Лорна оцепенела.

Ее глаза расширились, рот приоткрылся, она быстро и тяжело задышала и вдруг сорвалась с места. Растопырив пальцы, Лорна буквально подпрыгнула в кровати и попыталась вцепиться в горло врача.

— Не беременна! — в ярости вопила она. — Вы хотите сказать, что воспользовались тем, что я была без сознания, и украли у меня ребенка, который никому здесь не нужен! Убийца! Разбойник!

Китти поспешила закрыть окно, открытое ею чуть раньше, чтобы проветрить комнату. Крики Лорны могли услышать даже в деревушке. Потом камеристка бросилась на помощь врачу, хотя тот мог и сам постоять за себя. Ему и в самом деле удалось прижать молодую женщину к подушкам.

— Позовите сюда Белину, Лизетту... Короче, кого-нибудь! — приказал врач. — Ее необходимо успокоить, а это будет нелегко. Где господин Тремэн?

— На конюшне, полагаю. Я не видела, чтобы он выходил оттуда, — ответила Китти. — Мне сходить за ним?

— Нет. Я пойду сам. Лежите спокойно, мисс! Этот... случай мы должны с ним обсудить. Делайте то, что я вам сказал!

Камеристке не пришлось далеко ходить. Лизетта, Потантен и Валантен уже бежали на помощь, привлеченные криками. Они сменили Анбрюна, который смог отпустить Лорну; продолжавшую осыпать его оскорблениями, и отправиться на поиски своего друга.

А Гийом на конюшне столкнулся с небольшой проблемой, перед которой его поставил Николя, первый лакей: Артур пришел примерно на час раньше Гийома и попросил оседлать ему лошадь. Он объявил о своем намерении отправиться в Варанвиль.

— В этом-то как раз нет ничего необычного, — объяснял лакей. — Я только понять не могу, почему он не взял Селима!

Подарок Гийома, Селим, красивый золотисто-рыжий конь, был самым драгоценным сокровищем Артура. Он обожал это прекрасное нервное животное, с которым отлично ладил.

— А Селиму, — добавил Николя, — это совсем не понравилось. Он потом бушевал не меньше четверти часа.

— Так на ком уехал Артур?

— На Роллоне!

— На Роллоне? Что за фантазия? Это один из самых выносливых наших коней... Взять его ради короткой прогулки? Как Артур это объяснил?

— Никак! Он просто сказал, что Роллону нужно размяться.

Приход озабоченного доктора Анбрюна прервал этот бессмысленный диалог и встревожил Гийома куда сильнее, чем прихоть его сына. Узнав о сцене, которая развернулась в спальне Лорны, Гийом сначала дал волю своему гневу, колотя ногой по стене конюшни и ругаясь, как тамплиер. Пьер решил переждать эту неожиданную бурю. Он лишь знаком велел Николя уйти: ругательства Гийома в адрес женщины не предназначались для его ушей.

— Я убью ее! — ревел Тремэн. — Если это единственный способ от нее избавиться, я ее задушу!

— И закончишь свои дни в тюрьме, если тебе удастся избежать смертной казни, — спокойно заметил врач. — Когда ты успокоишься, мы могли бы поговорить серьезно.

— Господи, о чем разговаривать? Хочешь знать мое мнение: она отлично знает, что никого не родила, но решила под любым предлогом остаться здесь навсегда!

— Не обманывай себя! Я считаю, что она искренна. Женщина в состоянии истерической беременности уверена в том, что у нее будет ребенок. И ты знаешь, что мисс Тримейн никому из нас не доверяла. Она убеждена, что стала жертвой заговора.

— Но ведь Китти она верит? Разве камеристка ей ничего не сказала?

— Сказала... Но это не помогло. По мнению мисс Тримейн, Китти предала ее и примкнула к общему заговору. Я не представляю, как мы сможем ее убедить. Может быть, у тебя это получится?

— Это бы меня сильно удивило...

— Для начала возьми себя в руки! И, разумеется, постарайся не задушить ее.

Но опасения врача оказались напрасными. Лорна отказалась принять Гийома, а тот счел более разумным даже не пытаться ее переубедить. Он догадывался, что его ожидает новое сражение, что оно будет долгим.

Тем временем, достав из-под камня походный мешок, который он зуда спрятал перед тем, как отправиться на конюшню, Артур галопом мчался на юг. Примерно двадцать лье отделяли «Тринадцать ветров» от Байе. Для такого тренированного всадника, как он, это просто пустяк! На другой день к вечеру он уже будет там.

Как и во многих городах Нормандии, в Байе была своя гостиница «Золотой лев» — герб обязывает! — самая красивая и самая популярная в городе. Она находилась на улице Сен-Жан, которая вместе с улицами Сен-Патрис, Сен-Мало и Сен-Мартен составляла главную артерию города. Стоящая недалеко от собора гостиница привлекала благородных постояльцев из числа местных жителей. Крупные фермеры, нотабли и путешественники, обладающие хоть каким-нибудь влиянием, охотно приходили сюда, в два больших зала с почерневшими потолочными балками, чтобы полакомиться колбасами, сосисками и требухой, запивая все это белым вином и водкой, и поиграть в карты или в шашки.

В общем-то это было единственное веселое место в этом городе, население которого до Революции состояло в основном из священнослужителей. После трагических событий Революции Байе снова погрузился в сонную атмосферу прошлых лет, которую не нарушали размеренные шаги людей в сутанах, большинство из которых служили в великолепном соборе Нотр-Дам, истинном воплощении нормандской готики. Вернулись к жизни несколько монастырей и особняки, в которых местная аристократия училась жить заново под звон колоколов, отмеряющих время, как в Средние века.

А Виктор Гимар, со своей стороны, видел в «Золотом льве» своего рода благословение. Гостиница была теплым островком среди сурового существования, на которое он обрекал себя уже более двух месяцев, с той поры, как он пообещал Гийому присматривать за Элизабет. Им, впрочем, двигала в большей степени любовь, чем чувство долга. Желание схватить за шиворот принца вовсе не было его самым большим желанием, пусть даже он и добился того, что Фуше дал ему именно это задание — очень и очень непростое, — которое следовало выполнить на земле Нормандии. А Луи Шарль носил титул герцога Нормандского, и преданность прежнему режиму оставалась в этих краях очень глубокой. Гимар прекрасно понимал, что «герцогиня», как он называл Элизабет, когда был в плохом настроении, навсегда возненавидит его, если увидит, как он берет под арест ее мужа. Молодой человек надеялся, что, когда Луи Шарль появится в Байе, ему удастся убедить его бежать за границу одному. Тогда Виктор сможет привезти Элизабет к семейному очагу. Его любовь к Элизабет становилась все сильнее. И только поэтому этот человек действия, молодой, с бьющей через край энергией и жизненной силой, смирился с тусклой монотонной и однообразной жизнью в Байе.

Приехав в город, он представился властям под своим настоящим именем: барон Виктор де Класи, историк искусств. Гимар сообщил, что прибыл сюда в поисках документов, необходимых ему для работы. По его словам, труд будет посвящен сокровищу епископов Байе и, в частности, знаменитому «Полотну Победы». Считалось, что оно принадлежало королеве Матильде. Благочестивые руки городских кружевниц укрывали его во время беспорядков, чтобы в конце концов вернуть муниципалитету. Имя и благопристойное занятие открыли перед ним двери некоторых дворянских особняков, в число которых, однако, не вошел особняк Шарлотты де Вобадон. Полицейский и не пытался туда попасть. Напротив, ему, опытному сыщику, не потребовалось много времени, чтобы понять, что Элизабет скрывается именно там. Городок был маленьким, улицы — тихими, за исключением базарных дней, жители внимательно смотрели в окна, поэтому приезд юной и прекрасной наездницы, одетой в черное, едва ли мог остаться незамеченным. Пусть даже жители Байе, как, впрочем, и большинство нормандцев, считали сплетни недостойным занятием. Поэтому Виктору не составило никакого труда вычислить ее убежище. Все знали, что у госпожи де Вобадон живет кузина, находящаяся в глубоком трауре, и это освобождало ее от обязанности принимать у себя гостей и близких друзей. Кроме того, гостья выходила только для того, чтобы отправиться в собор на мессу.