Присоединившись к остальным, Гийом признался себе, что, если это огромное горе и произвело на него впечатление и даже тронуло его сердце, понять Флору он не мог. Арман не был единственным сыном в семье. Да, конечно, старший, Гиацинт, выпускник Политехнической школы, теперь служил во флоте. Третий сын, Альфонс, поступил служить в армию, и это отдалило его от родительского очага. Но был еще самый младший сын, Адольф, который учился в колледже. И его отсутствие в родительском доме последние дни каникул показалось Гийому странным. Неужели его мать не могла найти в его присутствии хоть капельку радости? Но Адольф гостил у своей тетки, и никто даже не попытался объяснить эту странность. Разве его мать любила только ушедшего? Или его трагическая смерть, на которой сосредоточились все страдания Флоры, превратила в тени еще дорогих ее сердцу, но уже далеких остальных сыновей? Разумеется, и он сам, несмотря на то что у него было еще два сына, сейчас все свое время посвящал малышке Элизабет, думал только о ней. И, возможно, если бы он ее потерял, то реагировал бы так же, как и госпожа де Бугенвиль. Но он был уверен в том, что Адам и Артур, скорее всего, стали бы ему еще дороже. Правда, он не женщина. И, хвала Господу, Элизабет жива!
Когда Тремэн вернулся в библиотеку, где собравшиеся обсуждали будущее флота, он поймал взгляд адмирала и прочел в нем вопрос. Он ответил ему улыбкой: все хорошо. Гийом сам спросил хозяина дома о своем старом друге Жозефе Энгуле. Энгуль был платонически влюблен в Флору и долгие годы посвящал свою жизнь старого богатого холостяка, все свое время даме сердца, ну просто как средневековый рыцарь. В семье он занимал определенное место, нечто среднее между опекуном и всегда готовым на жертвы дядюшкой.
— Вы могли встретиться с ним по дороге, — объяснил Бугенвиль. — Дорогой друг несколько дней назад был вынужден отправиться в Шербур, где ему необходимо проследить за процессом по межеванию земель, который ему навязывает не слишком приятный сосед. Судя по всему, даже ангелам-хранителям приходится иногда макать их крылья в чернила бумагомарательства, — добавил он с улыбкой. — Но если вы останетесь ненадолго в Париже, то, возможно, дождетесь его возвращения.
— Я был бы счастлив, ведь мы не виделись несколько месяцев.
На самом деле впервые в жизни Гийому было безразлично, встретится он со своим старым другом или нет. Он опасался слишком живого и пытливого ума этого адвоката без практики. Энгуль умел задавать неудобные вопросы. Хотя Гийом доверял ему, он не хотел делиться с ним секретом исчезновения Элизабет. Ни с ним, ни с Бугенвилем, ни с кем другим: и без того достаточно много людей уже были в курсе его истории.
Все эти дни ожидания Гийом каждое утро встречал молодого человека с веточкой вереска. Он мог появиться в образе элегантного мужчины, зашедшего выпить великолепного кофе в гостиницу «Курляндия». Иногда в образе рабочего или военного он бродил под аркадами площади Согласия. А то вдруг Гийом увидел его на козлах собственного экипажа.
— Ваш кучер кое-чем мне обязан, — объяснил Виктор Гимар. — Когда мне нужно, он уступает мне свое место, тем более что получает за это двойную плату.
— Стоит ли тратить лишнее, когда у меня по-прежнему нет никакой информации, представляющей хотя бы минимальный интерес?
— Нет ничего бесполезного. Для начала мне приятно убедиться в том, что моя система работает без сбоев. И потом, — добавил молодой человек с улыбкой, которая делала его похожим на пятнадцатилетнего подростка, — я начинаю верить, что вы интересуете больше людей, чем думали. За вами следят, сударь!
— Кто же?
— Пока не знаю. В любом случае это не полицейский. Я знаю всех из полиции. И потом, они всегда заметны, как нос на физиономии. Вы бы тоже их сразу обнаружили. А этот человек более ловкий. Он маленького роста, без особых примет. Обычный прохожий, но куда бы вы ни пошли, он всегда находит способ устроиться по соседству со своей газетой. Газета иногда меняется, а он нет... Не беспокойтесь, я постараюсь разузнать об этом побольше.
— Если я вас правильно понял, вы тоже за мной следите?
Гимар пожал плечами и коротко улыбнулся, на мгновение показав белоснежные зубы.
— Проклятье! А вы что, об этом и не подозревали?
Поэтому Гийом почти не удивился, когда в салонах Министерства иностранных дел заметил свою тень, восхитительную в черном фраке, белоснежной рубашке и огромном галстуке, на котором покоился подбородок молодого человека. Жилет из белого атласа пересекала цепочка с золотыми брелоками. Шелковые чулки облегали красивые икры, ступни украшали лаковые туфли. Гийом удивился еще больше, когда услышал, проходя мимо Гимара, стоявшего с двумя другими молодыми людьми, как один из них со смехом назвал его «мой дорогой барон»...
Тремэн оставил на потом анализ этих странностей, решив, что блестящий прием требует его абсолютного внимания. И особенно те, кого он должен был на этом приеме встретить.
Аристократ до кончиков ногтей, Шарль-Морис де Талейран-Перигор, который по рождению принадлежал к высшей французской знати, всегда был настоящим хозяином дома, отличаясь этим от большинства тех, кто работал с Первым консулом. Переехав из своего особняка на улице Анжу в особняк министерства, он постарался сделать так, чтобы все забыли о том, что этот пост при Робеспьере занимали менее блестящие люди: граждане Брюо, Мангури, Мио и Кольшан. И это ему отлично удавалось. Маленькое исключение он делал лишь для гражданина Шарля Делакруа, чья очаровательная супруга соблазнила его до такой степени, что родила ему ребенка[9].
Тремэн достаточно долго жил в Индии, чтобы его могла взволновать роскошь. Но на этот раз он вынужден был признать, что обстановка произвела на него сильное впечатление. Гости пересекали парадный двор, настолько тесно заставленный каретами и колясками, что приходилось ждать своей очереди, чтобы подняться на крыльцо. Потом они попадали на широкую лестницу, освещенную бронзовыми канделябрами. Последние утопали в цветах, создавая иллюзию триумфальной аллеи в каком-нибудь сказочном саду. Наверху, в сиянии сверкающих хрустальных люстр, открывались галереи с колоннами и гостиные, украшенные крупными позолоченными листьями и полные приглашенных. В помещениях витал аромат амбры. Среди гостей были мужчины в вышитых камзолах с орденами и женщины в платьях из атласа, крепа, муслина или бархата, чаще всего белого цвета. Были и пожилые дамы в черных кружевах, но каждую из них украшало множество бриллиантов. Среди этой толпы ловко сновали лакеи в малиновых ливреях с большими подносами, уставленными бокалами с шампанским.
— Сколько народа! — разочарованно проворчал Тремэн. — Вы уверены, что правильно выбрали день для этой встречи? Хозяин дома не обратит ни малейшего внимания на такого провинциала, как я.
— Он всегда уделяет внимание тем, кого приглашает, а вы входите в их число. Запомните, что такие ассамблеи происходят два раза в неделю, и перед вами лишь ограниченный круг. Несколько посланников, члены семьи министра, его подружки, которые принадлежат к старой аристократии и высшей знати. Ничего необычного! Если бы вы видели праздник, который Талейран устроил для госпожи Бонапарт после подписания Кампоформийского мира[10], вы бы лучше представляли роскошь этого дома. Я в жизни не видел ничего подобного. Гостиные были полностью украшены золотисто-зелеными лавровыми ветвями. Но мы приближаемся к хозяину дома. Последняя рекомендация: не забудьте галантно проиграть несколько золотых, если он пригласит вас сыграть с ним в вист!
— Можете на меня рассчитывать! Как у любого хорошего игрока, у меня это отлично получается.
Их имена объявил выездной лакей гигантского роста, и двое друзей вошли в просторную комнату, где министр и его супруга принимали приглашенных. Тремэн увидел перед собой необыкновенного человека, облаченного в пурпурный бархат, щедро расшитый золотом. На груди сверкали усыпанные бриллиантами вставки. Хозяин дома был похож на какого-нибудь императора без короны. Шелковистые белокурые волосы средней длины с легкой сединой были умело завиты и уложены. Они обрамляли бледное лицо, кожа которого была так стянута, что давала идеальное представление о том, как человек будет выглядеть в гробу. Талейран был очень высокого роста и обладал естественной элегантностью. У него был волевой подбородок, отвислая нижняя губа придавала лицу презрительное и высокомерное выражение. Высокие скулы, прямой, немного вздернутый нос, чувственный рот и глаза цвета сапфира, которые казались сонными под тяжелыми веками, завершали впечатление. В целом он выглядел внушительно и необычайно соблазнительно, особенно когда улыбался. Улыбнулся он и на этот раз, когда увидел, что к нему подходят банкир со своим протеже.
