— Изабель, не сопротивляйся! Лежи спокойно!

Она пыталась разглядеть его на берегу, но солнце слепило глаза, а шляпу она потеряла.

— Джон!

Она должна как-то выбраться отсюда. Но любое движение было губительно для нее.

— Лежи смирно! Иначе тебя еще глубже засосет.

— Помоги мне! — крикнула Изабель, приподняв над водой подбородок, но ее голос потонул в бурлящем потоке. Все происходило очень быстро. Откуда-то в ней нашлось мужество сделать так, как сказал Джон: она подавила панику и лежала не шевелясь.

Вдруг чьи-то руки подхватили ее под мышки. Лицо Джона расплывчатым пятном нависло над ней, и никогда еще он не был так прекрасен, никогда в его облике не было столько доблести. Даже если ему не удастся спасти ее, она любила его за одну эту попытку.

— Держись за меня!

Изабель не считала себя физически слабой, но сейчас мышцы отказывались работать в полную силу. Слабеющими руками она старалась, как могла, уцепиться за его плечи.

— Ты должна держаться крепко, Изабель! Я не смогу вытащить нас обоих, если мои руки будут заняты.

Тут только Изабель увидела, что вокруг пояса на нем намотана веревка, конец которой был привязан к ветке дуба на том берегу. Она еле заметно кивнула.

Они начали переход, показавшийся им бесконечно долгим. Ценой нечеловеческих усилий Джону удалось вытянуть ее из песка и дотащить до берега, где он встал на колени и стиснул руками ее бедра, чтобы она не упала. Она настолько выбилась из сил, что едва смогла обхватить его руками за шею, и так они застыли, боясь выпустить друг друга из объятий.

— Ты спас мне жизнь, — прошептала она у него над ухом. — Ты мог уйти и забрать все себе, но ты остался, чтобы спасти меня.

— Изабель. — Этот звук, полный боли и радости, вырвался у него из самого сердца. — Я бы ни за что тебя не бросил. Изабель… я не в силах. Ты мне… слишком дорога. Без тебя для меня ничто не существует на свете.

К своему стыду, она заплакала. Блестящие маленькие слезинки беззвучно падали ему на плечо.

Они едва избежали участи быть погребенными в утробе зловещих песков. Их мокрые одежды были перепачканы илом. Но Изабель не думала об этом. Слова, которые вертелись на кончике ее языка, не были только словами благодарности и восхищения. Взгляд ее выражал безмолвное признание, слишком много значащее для нее, чтобы сказать его вслух.

Я люблю тебя, Джон.

Джон Уолкот полюбил первый раз за всю жизнь.

Он полюбил Изабель.

Прислонившись к перилам парадной лестницы гостиного двора «Каменный мост», он смотрел на океан и пытался привыкнуть к неведомому доселе чувству. Не то чтобы ему вдруг стало очень не по себе — ведь он жил с этим уже несколько дней. Просто только сейчас, после того как чуть было не потерял ее, он в полной мере осознал, насколько сильно привязан к Изабель.

Что она скажет, если он откроется ей?

О, как скоро, как Незаметно это произошло! Иногда ты вдруг начинаешь понимать… Изабель — та женщина, которая ему нужна, та, с которой он хотел бы провести вместе всю жизнь. Черт возьми, он искал ее так долго! И если бы не конкурс, ни за что не нашел бы.

Джон слушал плеск волн, разбивавшихся о набережную. Музыка извечной борьбы воды и камня была ему по сердцу. Заходящее солнце окрасило в бронзу его белую рубашку. Эта рубаха была одной из вещей, купленных им для себя и Изабель. Ветер раздувал просторные рукава с вышивкой на манжетах; сквозь распахнутый воротник со шнуровкой проглядывала мощная грудь. Брюки тоже были белоснежными, и, ощущая себя ангелом, Джон испытывал ужасную неловкость. Но это были лучшие вещи из тех, что предложил мелкий торговец, промышляющий прямо на пляже, и заплатить за них пришлось недешево.

Изабель поднялась в номер, чтобы принять ванну и переодеться. Он снял номер с ванной на час и заплатил горничной, чтобы она помогла Изабель, если потребуется. Им пришлось добираться до гостиницы вдвоем на одной лошади. Та пегая кобыла, которую он взял напрокат для Изабель, убежала. Сейчас она уже скорее всего вернулась в Лимонеро, принеся с собой пустые мешки. Хорошо еще, что они не успели собрать ягод, иначе кто-нибудь другой поживился бы за их счет.

Джон был не прочь остаться в Вентуре и снять на ночь комнату, но он не хотел, чтобы Изабель чувствовала себя пойманной в ловушку, как тогда в палатке, когда они поссорились. Вообще-то его нелегко втянуть в спор. Он не любит конфликтов. Ему слишком часто доводилось наблюдать конфликтующих родителей. Сегодня все будет по-другому. Между ними царили мир и согласие. Ему даже казалось, что они стали близки друг другу как никогда. К вечеру они смогут выехать. Он запасся несколькими одеялами и фонарем. Не так-то весело собирать ягоды в темноте, но дело есть дело. Если Изабель считает, что это необходимо, он не против.

Повернувшись спиной к океану и облокотившись на перила, Джон попытался отыскать Изабель взглядом в длинном коридоре, который начинался сразу за ярко-красной, увитой бугенвилльей аркой. Во дворике перед гостиницей стояли стол и два стула, которые вынесли туда по его просьбе. Листья росших по периметру двора пальм шептались о чем-то с ветром. Райская птица кружила вокруг ласково журчавшего фонтана. Над головой раздавались крики чаек. Гибискусы всех известных цветов радовали глаз.

Что-то белое мелькнуло сбоку, и он повернул голову в ту сторону.

К нему шла Изабель. Черные волосы были собраны на макушке и заплетены во множество тоненьких косичек, которые разметались в беспорядке по всей голове. Юбка с тремя оборками и белая блузка, которые он купил для нее, выглядели на ней в тысячу раз лучше, чем на стенде у торговца. В нескольких местах к блузке были пришпилены розовые цветы, распространявшие вокруг нее сладкий аромат.

Юбка, доходившая ей до лодыжек, легким куполом свисала с талии. Ноги ее были обуты в мексиканские сандалии. Цветастая вышивка окружала открытый ворот и рукава блузки. В лучах заката нежная кожа ее шеи отливала золотом. На плечи была накинута белая шаль из тонкой шерсти.

Она была похожа на видение…

Джон оттолкнулся от перил, подошел к Изабель и взял ее за руки. Она позволила ему это.

— Изабель, я не знаю, как мне сказать о тебе. «Прекрасная» — не то слово.

Она стыдливо опустила глаза, затем взглянула на него.

— Луп говорит, что юбку можно было бы выбрать и покороче, и блузки сейчас носят более открытые, но у меня такое чувство, будто на мне… ничего нет, — призналась она, а затем добавила: — Абсолютно ничего. Если бы не шаль, я бы и не вышла.

— С шалью, без шали… — Он слегка приподнял пальцами ее подбородок и потерся губами о ее губы, как будто между ними было давно принято выражать нежность таким образом. — …ты великолепна.

Она зарделась от этих слов.

— Посмотри на себя… такой нарядный.

— Да. — Джон пожал плечами. В глубине души он надеялся произвести на нее впечатление, но сомневался, что ей действительно нравится, как он выглядит.

— Тебе все очень идет.

Польщенный, он улыбнулся.

— Мы оба разодеты как на праздник. Думаю, надо что-нибудь сделать с этим.

— Что? — спросила Изабель взволнованным голосом. Глаза ее были похожи на два фиолетовых ириса.

— Полюбоваться закатом, например.

— Я согласна. — Она двинулась к перилам, но Джон остановил ее.

— Нет, Изабель. Сюда. — Сжимая в ладони ее руку, он подвел ее к столу под красным масляным светильником в янтарном абажуре. — Поужинаем здесь, а потом будем заниматься тем, чем ты захочешь. — Он выдвинул для нее стул, приглашая садиться.

Изабель помолчала в нерешительности. Когда она заговорила, голос ее звучал низко:

— Но у нас нет ягод, чтобы заплатить…

— Им не нужны ягоды. Здесь расплачиваются деньгами. А у меня было немного. Хватило на комнату, одежду и ужин.

В понедельник его недельное жалованье легло в бумажник и с тех пор оставалось там, непропитое. Он ушел тогда из бара рано, не потратив ни цента. Просто повезло ему с этим конкурсом! Он хотел подарить Изабель незабываемый вечер.