- Доктор, вы поможете мне? – старик почти шептал, морщась от боли.

- Поможем, - кивнул я. – Скажите, вы прожили счастливую жизнь?

- Я не понимаю, - он скосил глаза на операционную сестру.

- Думаю, это судьба, тов.Карагандинский, - я повернулся к анестезиологу. – Давайте наркоз.

ВИКТОРИЯ

Тук-тук, тук-тук, - сердце билось ровно, но громко, равномерно поднимая и опуская кожу на висках.

- Сколько мне осталось, доктор?

- Два дня,  - вздохнул тот. – Если сейчас же не прооперироваться…

- Нет, спасибо, - она сглотнула комок в горле. – Слишком мало шансов.

- Виктория Владимировна, вы же сама врач, - он попытался взять ее за руку. – И должны понимать, что нужно бороться до последнего.

- Именно поэтому и не хочу, - она отдернула руку. – Не хочу умереть на операционном столе.

- Воля ваша, - обиделся доктор. – Вот здесь подпишите.

На улице пахло перегретым асфальтом и жареной свининой.

«Что делать?» - думала Виктория. – «Нет, не так: что необходимо сделать в первую очередь. А что во вторую, в третью и четвертую, ведь пятой может и не быть. Еще вчера самым важным в ее жизни было то, что соседи сверху невыносимо громко орут по вечерам, а позавчера – подтекающий бачок от унитаза. Лилька еще не хочет учиться - переходный возраст. Боже! Что будет с Лилькой, когда ее не станет? Вот о чем надо было думать. Мефодий, конечно, любит ее, как родную. Но, все-таки, они юридически не родня. Прелести гражданского брака с его независимостью и т.д.. Если бы был жив Серёга. Вот на кого можно было положиться, как на Великую китайскую стену. А как я его любила? По уши, по пятки. Хм, в приговоре врача есть и положительная сторона – скоро встретимся там с Серёгой. Бабушка? Сама на ладан дышит. Сиделку за сиделкой меняем, никто не хочет связываться. А что будет с ней? С бабушкой? Надо позвонить Мефодию. Как-то сказать ему всё. Но как? Он такой инфантильный, так мило боится окружающей его действительности. Творческая натура. Так что же будет с дочерью?»

Водитель тонированного  джипа не успел затормозить перед внезапно вынырнувшей из-за припаркованной машины Викторией. Ее ударило капотом, подбросило в воздух и приземлило на тротуар. По инерции, она попыталась подняться, но упала, потеряв сознание.

- Лежи, не дергайся, - бритый наголо мужик нервно крутил руль, непрерывно сигналя. – Щас доедем.

Она прикрыла веки.

- Петрович, я прошу, слышишь, - мужик держал за лацканы халата толстого смешного дядьку в очках. – Я тебя никогда не просил. Сделай все, как надо. И как не надо сделай. Но, чтобы она осталась жива. Понял?

Вика закрыла глаза.

- Как ви себья чувствиете? – голос пробивался издалека, чередуясь с ярким лучом фонарика, бьющим прямо в глаз. – Фрау Фролов?

Вокруг все гудело. Ужасно хотелось пить. Виктория открыла глаза.

- Очнулась? – бритый смочил ее губы влажной салфеткой. – Ну вот и хорошо. Значит, не соврал херр доктор.

- Где я? – прошептала она.

- В самолете, - хохотнул он. – В моём.

- Где Лилька?

- Встречать будет нас во Внуково, - он подмигнул ей. – Выйдешь за меня?

- Вы кто? – Вика попыталась оглядеться.

- Я-то? – бритый поправил галстук. – Зюзин Андрей Филиппович.

- Какой сегодня день? – она приподняла руку.

- Пятый, - он посмотрел на экран мобильного. – Пятый с тех пор, как мы встретились на дороге.

- Не может быть, врач сказал, что мне осталось максимум два дня.

- А-а, - Зюзин улыбнулся. – Это ты насчет неоперабельной опухоли? Так всё, ее нет. Немцы – они знаешь какие? У-у, какие.  Удалили ее к едреней фене. Херр доктор сказал, что жить будешь долго и счастливо, но при одном условии…

- При каком?

- При моем постоянном уходе, - он погладил себя по лысой голове. – Так что, давай, не ерепенься, Виктория Владимировна, на следующей недельке прямо в ЗАГС.

- Зачем я тебе? – Вика закрыла глаза. – Я старая уже, зарабатываю копейки и в постели не гимнастка.

- Ну, зарабатывать буду я, - он погладил ее по волосам. – Потом, давно не мальчик. А насчет постели – будем тренироваться.

Зазвонил его мобильный.

- Да, мам, - он отвернулся в сторону. – Звонил. Хотел сказать, что женюсь. Обязательно познакомлю. Из Германии. Нет, не немка. Обижаешь. Самая, что ни на есть, красавица. Вылитая ты в юности.

БЫЛОЕ И ДУМА

Что за чушь лезет в голову? Какой-то Брайан де Пальма. Режиссер, вроде. Или артист? Оно мне надо? Славка опять скажет: «Ну и темнота ты, Валька». Обидно, блин. Надо посмотреть в интернете, что за пальма такая. Или такой. Хотя, если разобраться, я в деревне среди девок была самая умная. Вон, в школе, даже на районную олимпиаду по физике посылали. Ну и что, что не выиграла? Главное – участие, как говорил наш физрук. А потом, в техникуме, выиграла спартакиаду по прыжкам в длину. Медаль еще где-то валяется. И грамота, почётная. А Славка в то время уже был вторым секретарем райкома. Ходил важный, что твой гусь. С портфелем. А возили его на «газике». Шофер еще у него тогда был с какой-то смешной фамилией. То ли Недокакин, то ли Перекакин?

- Слав? – Валька по привычке дунула в трубку мобильного. – Ты где? Уже в Думе? А время сколько? Де-е-ся-ать? А чего ты меня не разбудил? Да, у меня ж в двенадцать заседание профильного комитета. А ещё по документам конь не валялся. Ладно, успею. Слышь, Славк, а как твоего шофера фамилия? Который в Белгороде еще тебя возил. Ну, когда ты вторым секретарем был. Вспомнил? Как? Пересрал? Это фамилия такая? Да, ладно! Ахренеть! А поменять он не мог? Тогда трудно было? А-а. Иван Иванович Пересрал – звучит гордо. Откуда? С войны 12-го года? И что? Сам Кутузов? У его прадеда спросил? Да, ладно. Так и сказал? А прадед его, значит, генералом был? Что, генерал, пересрал? Оттуда и пошло? Прикольно. А помнишь, как ты пересрал, что прокурор откопает твой откат? Успокойся, кому надо тебя слушать? Что, у них других дел нету? Вон, оппозиция от рук отбилась. И с коррупцией бороться насущно необходимо. Так что, Славка, не ссы. Вечерком слетаем в Милан? Ну, договаривались же вчера. Ладно. Целую. До вечера.

ПОКУШЕНИЕ НА ПРЕЗИДЕНТА

- Квакин, ты тут? Ква-а-а-аки-и-и-ин! – эхо, разбившись  о покатые своды подвала, затихло в темноте. – Квакин, миленький, отзовись. Я больше не буду - честное пионерское. Ну, мамой клянусь. Не веришь? – крик Катьки сбился на торопливый шепот. – Никогда-никогда. Буду паинькой, как ты любишь. Не буду злиться, когда ты смотришь свой проклятый футбол. И на рыбалку будешь ездить сколько хочешь. Хочешь каждые выходные? Пожалуйста. Не хочешь на рыбалку, езди на охоту. Или куда там еще ездят настоящие мужики? – Катька завозилась, пытаясь растянуть связывающие ее ремни. – Да, какой ты мужик? Так, одно название. Другие, вон, давно уже капиталами ворочают, а ты? Даже мозгами своими протухшими поворочать не можешь. Как говорится, умственный импотент, – Катька расхохоталась, брызгая слюной. – Если разобраться, то и не только умственный. А то, что у тебя было с Варварой Тихоновной – это, миленький мой, уже клиника. Да-а, это надо бы тебе, дружок, показаться Григорию Иванычу. Не хочешь? А кто хочет? Поначалу все вы хорошие, а потом – то не так, это не эдак. Козлы, - подытожила Катька и заскулила. – Эй, кто-нибудь! Дайте водки, что ли.

Дверь яростно заскрипела, впустив очкарика в белом халате.

- Ну-с, Квакина, - он склонился над Катькой. – Как себя чувствуете сегодня?

- Сегодня? – обалдела Катька. – Я что, давно здесь? Вы кто? Где мои дети? Где я?

- Ну-с, хватит, хватит, - добродушно рассмеялся очкарик. – Каждый день одно и то же.

- Что, одно и то же, - Катька попыталась приподняться. – Вы кто?