— Значит, в Аравии? Что еще он вам сказал?

— Что он хочет… он сказал, что хочет пойти ко мне домой.

Рука Джейн дернулась, как кузнечик, под моей ладонью, но я не выпустил ее. Ради сохранения собственного рассудка, как и для нее, я стал гладить ее пальцы.

— Правда? Где вы живете?

— «Сады Фэншо». — Он облизал губы — нервно, похотливо?

Ходжкине пометил в блокноте.

— Когда вы приехали домой, что вы делали?

— Разговаривали.

— Вот как? О чем же вы говорили? — Ходжкине подался вперед.

Тед нахмурился, вспоминая.

— О всякой всячине. Он смышленый мальчик.

Рука Джейн вздрогнула — материнская гордость?

— Ему нравятся схемы, как и мне.

— Что вы имеете в виду?

— Это трудно объяснить. — Он сделал неопределенный жест. — Ему хотелось перекусить, но ему обязательно нужны были сухие палочки, причем разложенные определенным образом…

По крайней мере, теперь мы точно знали, что он увез именно нашего сына. Чего еще потребовал Алекс?

— И вы дали ему перекусить?

Я позволил себе отвлечься, и Джейн высвободила руку.

— Он попросил.

«Ему нравится перекусить перед ужином, даже если он не голоден, — захотелось мне объяснить. — Это такая игра».

Но Ходжкине спросил о чем-то другом.

— Нет, в это мы не играли.

«А во что вы играли?» — хором, но молча спросили мы с Джейн, а Ходжкине произнес то же вслух.

Тед отвернулся.

— Да ни во что… ничего особенного. Есть такая игра, называется «дикий детеныш».

Он описал примерно ту игру, которую мы знали. И развел руками, как будто собираясь играть.

Тогда Ходжкине взялся за него как следует, но не смог заставить его признаться ни в каких сексуальных поползновениях. В конечном итоге он перешел к следующему пункту:

— Когда он ушел?

— Не знаю.

— Вы не знаете?

К этому времени Джейн сидела, по-борцовски обхватив ногой мою ногу, в таком напряжении, что готова была нанести удар.

Тед закрыл лицо руками:

— Я… не уверен. У меня бывают приступы. Это долго рассказывать. Я потерял сознание, вам ясно?

Неясно.

Ходжкине нахмурился.

— Я говорю правду.

— Хорошо. Что вы с Алексом делали перед тем, как вы потеряли сознание?

— Играли, я же вам сказал.

Допрос продолжался в том же духе. Сакс рассказывал обо всем до того момента, когда, как он утверждал, он потерял сознание. Но Алекс тоже не рассказывал ничего лишнего. Они оба что-то скрывают? Что бы ни таилось за этой завесой, проникнуть за нее не удалось ни запугиванием, ни вкрадчивыми расспросами. Знаменитый психотерапевт Карл Роджерс утверждал, что однажды в своей практике он вывел шизофреника на чистую воду за несколько месяцев, но на аудиозаписях остались периоды молчания продолжительностью до пятнадцати минут, да и вообще неясно, удалось ли Роджерсу — или его пациенту — действительно добиться чего-то путного.

Я не мог выкинуть из головы выражение лица Алекса, когда мы сказали ему, что полиция поймала похитителя. Оно было одновременно восторженное, удивленное, испуганное и печальное. Что касается Сакса, на суде я старался почувствовать к нему жалость, но у меня ничего не вышло. Джейн призналась, что представляла себе, как бы она освежевала его тупым ножом. Ничего этого мы не сказали Алексу, а он и не спрашивал.

Суд закончился через несколько дней. Сакса признали виновным и приговорили к 5–7 годам лишения свободы. В тот день мы забрали Алекса из школы. Когда-нибудь, до того как мне исполнится шестьдесят, мы, может быть, снова почувствуем себя нормально. А когда именно, можно только догадываться.

К десятому дню заключения Теду уже надоела арестантская униформа, хотя она почти целиком была серого цвета. Тем не менее тупая рутина, которая заставляла его подниматься в семь и ложиться в девять, подбадривала его. Она означала, что ему не нужно думать, просто схема будет продолжаться и продолжаться. Он делил камеру с Фредом, сутулым парнем, который раньше уже отсидел срок за кражу со взломом. Фред дал ему несколько советов: не суйся не в свое дело. Не подходи к парням, которые смотрят на тебя таким взглядом, будто хотят купить. Или сделать тебе что-то плохое.

На вторую неделю он послал открытку Майре, но она не ответила.

Его опять посадили на таблетки, но это ему не нравилось. Дважды в неделю ему приходилось ходить на сеансы к психотерапевту, который относился к ним ко всем как к завязавшим алкоголикам. Тед скоро перестал обращать на него внимание. Он стал чуть оживленнее, когда смог заниматься в тренажерном зале, где ходил кругами, как будто куда-то направлялся. Подбиваемый двумя парнями, он даже попробовал поднимать штангу. Ему нравилось повторять упражнения и то, что физическая нагрузка прочищала ему голову надолго после тренировок. Время от времени он фантазировал о мальчиках, но в тюрьме мало что могло его раздразнить. Когда он смотрел наружу и видел, что там опять стоит славный денек, на него накатывало сожаление, но он не скучал по Фэрчестеру.

Многие парни зарабатывали кое-какие деньжата, делая игрушечные модели для компании под названием «СИГ». Но к началу третьего месяца Тед узнал о поощрительной программе для заключенных, в рамках которой он мог выполнять работу типа секретарской. Пройдя несколько идиотских тестов, он начал работать агентом по бронированию в туристическом агентстве «Прииск». Его занятие было совершенно ерундовым, хуже обработки данных, но он хотя бы снова получил доступ к Интернету. До этого ему не хватало свечения экрана и щелчков мыши, он испытывал что-то вроде фантомных болей. Тщательно, методично он планировал создать себе новую виртуальную личность, как только обойдет компьютерную систему безопасности. Он ложился спать, мечтая, как возобновит старые связи, сможет через модем добраться до любого мальчика, до какого только пожелает, и будет кататься, кататься, кататься по бесконечному катку.

Вот и конец. Хотя, конечно, никакой это не конец. Какой уж тут конец? Чем дольше я живу, тем лучше я понимаю строчку из Йоги Берра: «Ничто не кончается, пока не закончится». Он забыл упомянуть — может быть, посчитал слишком очевидным, — какой мучительной в это время может оставаться жизнь. Я мог бы вам составить список мук.

Теда Сакса посадили в тюрьму. Разведка за прилавком булочной Прайса не сообщала больше ни о каких подозрительных серых штанах. Но его место мог занять кто угодно. Нам удалось сделать так, что история не просочилась на страницы «Вестника Фэрчестера», что заставляет задуматься, сколько еще подобных новостей остались неизвестны широкой публике. Запись беседы в больнице мало что рассказала, разве только то, что наша семья производила не слишком хорошее впечатление. В суде выяснилось несколько наводящих на размышления деталей. Отчасти из-за них и осудили Сакса, а также за похищение малолетнего. Он сказал, что это было по согласию. Алекс утверждал, что это было наказание в игре.

Какое-то время мы не просто следили за каждым шагом Алекса, а еще и анализировали каждый его шаг. Когда за завтраком он смотрит в окно, может быть, он хочет сбежать? Он стал просить кукурузные чипсы вместо палочек, что бы это значило? Может, кукурузными чипсами его кормили в логове порока? Почему он в последнее время так долго сидит в туалете? Я разузнал, что он читает, сидя на унитазе, но иногда лежит в ванне без воды. Я подглядел, когда он оставил дверь в ванной чуть приоткрытой. В первый раз я подумал, что он опять решил спрятаться, но я его позвал, и он откликнулся. Что-то изменилось. Он лежит в ванне, плотно сжав руки и ноги, как будто связан. Я обратил внимание, что он бросил одежду на кафельный пол, и заставил его потом ее поднять. Он мастурбировал? Не знаю.

— Что ты делаешь в ванне? — спросил я его практично, терпеливо, по-родительски. Он не ответил — это больше походило на прежнего Алекса, — и я снова спросил, на этот раз облокотившись на край ванны.