— Папа, это тот человек с печеньем! — Алекс был в полном восторге. — И смотри, он тоже взял мяч руками!

— Да.

Отец с раздраженным видом поблагодарил его. Но когда Тед направился к машине, отец вышел вперед. Он ничего не сказал, но стоял неподалеку, пока Тед садился в машину и трогался с места так быстро, как только мог. Он медленно ехал вперед, пока не понял, что не снял машину с ручника. К тому времени отец уже вышел на тротуар. «Хочет записать мой номер», — подумал Тед. Отличное завершение отличного дня. Чертов Фэрчестер.

Когда он вернулся домой, перенервничав, он взял «Фэрчестерский вестник» и бросил на кухонный стол. Потом вернулся к машине, чтобы забрать пакет с булочками, забытый на заднем сиденье. Их он кинул на кухонную стойку. Только тогда вспомнил, что ходил за покупками и сумка с продуктами еще лежит у него в багажнике. Он иногда забывал вещи в багажнике.

Успокойся, сказал он себе. Возьми почитай газету. Он опустил глаза на заголовки. Предвыборная кампания набирает обороты… в этом году ожидается дефицит бюджета… о господи. Он внимательнее вгляделся в статью, которая начиналась в нижнем правом углу и продолжалась на шестой полосе. Жители Бронксвилла обратились к городским властям с петицией о переселении преступника, судившегося за половое преступление, который недавно переехал туда после условно-досрочного освобождения. В соответствии с законом Мегана[11], опасность рецидива… «Мы не имеем права с этим мириться…» Разгневанная мать двоих детей школьного возраста, к которой присоединились и другие родители близлежащих районов… хотя для выселения нет законных оснований. Адвокат общины опроверг тезисы, выдвинутые Американским союзом гражданских свобод. «Вопрос не в том, уплатил ли он свой долг обществу…» У Теда душа ушла в пятки. Он торопливо дочитал статью, где также мельком говорилось о химической кастрации, потом сложил газету вдвое, вчетверо и, наконец, с усилием, ввосьмеро. Он посидел за кухонным столом, проходя цикл от страха до гнева, словно какой-то перегревшийся прибор. За тобой всегда будут охотиться, никогда не успокоятся. Он подумал, интересно, не связано ли его увольнение из «Взаимной лояльности» с его пристрастиями, а не с тем, что он напортачил. Наверное, нет, но как узнаешь. В конце концов он поднялся и стал медленно распаковывать покупки, раскладывая по шкафам, как будто на случай осады. Его аварийный план состоял в том, чтобы позаботиться о самом себе, раз больше никто этим заниматься не станет.

Позднее тем же вечером его манили и компьютер, и стопка видеокассет, и дверь в Темницу, но вместо этого он сел на диване с книгой. Это был потрепанный «Питер Пэн», которого подарила ему мать. Он читал и читал и наконец пошел спать вместе с книгой, дочитав последние страницы полулежа на подушке. Ах, потерявшиеся мальчики. Перед тем как выключить свет, он включил шум волн (почему не предусмотрен вариант «забвение»?). Потом он сделал то, чего не делал много лет. Подоткнул себе одеяло и поцеловал на ночь.

Когда парень из службы доставки привез «Ре-Флекс», я слегка растерялся. Неужели во всех этих коробках только один тренажер? Сумею ли я собрать его самостоятельно и куда я его поставлю? Почему я раньше об этом не подумал? В доме, где я вырос, можно было поставить эдакий агрегат в подвале, за дверью в топку или куда-нибудь в тенистую плесень погреба. Но теперь у нас отделанный подвал с ковром, лампами дневного света и неиспользующимся столом для настольного тенниса, не говоря уж о целой куче Алексовых игр. За время, что я живу, подвал превратился из страшного места в веселое. Черт, может, втисну куда-нибудь в кабинет, сойдет как эксцентричная выходка.

Парень из доставки сунул мне под нос электронный планшет:

— Подпишите здесь.

Он смотрелся подтянуто в форме терракотового цвета — наверно, от работы на свежем воздухе или просто хорошие гены. Но того, что люди не унаследовали, они часто могут добиться упорным трудом; отсюда и взялся «Ре-Флекс», домашний тренажер для разработки брюшного пресса, пекторальных, двуглавых, трехглавых, четырехглавых мышц и еще пяти или шести групп мышц, перечисленных в брошюре.

Бесхарактерность определенно не помогла мне решить проблемы с Джейн. После футбольного матча я понял, что уступчивость была моей ошибкой. Как я мог так просчитаться? Боже мой, Джейн — руководитель корпорации, ей каждый день приходится общаться с людьми, которые с удовольствием слопали бы ее на обед, и с шефом, которого можно было определить термином «вожак стаи». Она не может не повестись на самоуверенность. Сейчас я как раз решил поработать над своей крутизной — хватит быть размазней, — но здесь одними эмоциями не обойдешься, надо подключать и тело. Наращенные мускулы станут частью моего нового имиджа настоящего мужика. Фокус в том, чтобы не дать Джейн или Алексу увидеть, чем я занимаюсь.

Я принял своего последнего утреннего клиента, поэтому у меня осталось немного свободного времени. Алекс участвовал в зимнем представлении в школе (на День благодарения он был кем-то вроде второго дерева слева). Джейн занималась сделкой по продвижению халдомовского витаминизированного риса в Юго-Восточной Азии. Они мыслили столь глобально и дальновидно, что она как бы жила в другом часовом поясе. А у меня остался свободный час между обедом и послеобеденными приемами. Еще я собирался съездить в магазин «Все для ремонта» — настоящему мужику полагается ездить в такие места. Сколько уйдет времени, чтобы собрать мой спортивный агрегат? И сколько уйдет времени, чтобы добиться на нем результата?

Я опустился, чтобы поднять первую коробку, и она оказалась чертовски тяжелой. В каком-то смысле это меня ободрило — выходит, я купил прочную металлическую вещь, — но я чуть не заработал себе грыжу, пока тащил к себе в приемную. Я перетащил остальные две коробки туда же и сел передохнуть в плетеное кресло. Из кресла мне был виден фикус в горшке, стена кремового цвета и репродукция «Трех танцовщиц» Пикассо в рамке. Стена заканчивалась двойной дверью, которой психоаналитики блокируют утечку звука из своего святилища. Иногда я задумывался, чего мне не хватает с точки зрения пациента. Чем мои пациенты коротают время, дожидаясь приема у доктора Эйслера?

Не сказать чтобы они могли особенно разгуляться в моей приемной размером два на три метра. Но за счет искусно расставленных двух кресел, кофейного столика и галогенной лампы она выглядела не тесной, но законченной. У меня была даже японская ширма, отделявшая нишу с бумажными полотенцами. И вдруг я понял: вот куда можно засунуть «Ре-Флекс».

Я взял нож для картона, пассатижи, отвертку и разводной гаечный ключ и взялся за работу. Мой отец пять дней в неделю работал в банке, а по выходным занимался ремонтом, он был из тех, кто сам будет пытаться починить тостер и в конце концов либо починит его, либо испортит окончательно. Наблюдая за ним, я приобрел некоторую склонность к ремонту. И процент успеха у меня был примерно такой же. Блок гаражной двери отлично встал на место после замены, но наш двухтоновый дверной звонок так и не оправился после моей починки. Каким-то образом, починяя провода, я лишил его одного тона. Часто бывало, что люди, помнившие старый звонок, на миг озадаченно замирали на коврике перед дверью, будто чего-то ждали. Это входит в прелести проживания в пригороде и радости домовладения. У Алекса был набор игрушечных инструментов, и он рос в традициях семьи Эйслер.

Я разрезал коробки и начал вынимать детали. Первым делом я прикрутил основную раму к опорной штанге. «Ре-Флекс» оказался крупнее, чем я думал, у него была станина в форме буквы «Г» размером метр на метр двадцать и стовосьмидесятисантиметровая стойка, на которой можно было бы распять человека. По крайней мере, инструкция была написана ясно, с иллюстрациями в виде улыбающихся андроидов мужского и женского пола, которые собирали хитроумное устройство и потом упражнялись на результате своего труда. Термины вроде «штифт плавающего рычага» и «крепление вытяжной стойки» меня не раздражали, если я на иллюстрации видел, куда их вставлять. Я мысленно вернулся в дни расцвета моего отца, когда инструкции в ломаном английском переводе с японского печатали на ротаторе. При таких туманных наставлениях у него часто оставались лишние детали после сборки лампы или велосипеда, и при этом вещь отлично функционировала. Конечно, из-за сегодняшних компьютеризованных технологий простора для починки стало гораздо меньше. Нельзя починить микрочип — можно только выкинуть.