Дети уже вовсю катались, некоторые носились, другие, оттолкнувшись, скоро останавливались с озадаченным видом. Жалко, что Джеймс не смог прийти. Я слышал, что он вернулся из больницы, но тихо увядал дома. Лейкемия. Правда, сыну я об этом не сказал. Алекс сгорбился на красной пластмассовой скамейке, пытаясь надеть ролики. Родительское стадо крутилось поблизости — в основном мамочки-домохозяйки, подумал я. Очень милые и всегда охотно готовые поболтать с мужчиной, но их главной темой было воспитание детей, как у компании юристов, которые никак не могут перестать говорить о делах. Одна из мамочек, низенькая, расплывшаяся женщина в удобных джинсах, расстилала на длинном столе украшенную гоночными машинами скатерть. Потом дошла очередь до бумажных тарелок с тем же рисунком, видимо в соответствии со вкусом Билли. Когда я подошел к столу, женщина подняла взгляд и автоматически улыбнулась.

— Здравствуйте. Вы, должно быть, папа Алекса.

Я кивнул:

— Здравствуйте, мама Билли.

Я поставил подарок, который принес с собой — Алекс забыл его на заднем сиденье, — рядом с горкой других подарков, возвышавшейся на синей пластмассовой скамейке. По случаю это оказалась сборная модель автомобиля, я выбрал ее в фэрчестерском игрушечном магазине несколько часов назад. Одна только праздничная упаковка с золотыми машинками, гнавшимися друг за другом по горам и пустыням, стоила не меньше пяти долларов, но я не успел зайти в какой-нибудь крупный дисконтный магазин за пределами города.

— Надел! — Алекс встал, чуть не шлепнулся, но все же сумел удержаться за лавку.

— Осторожно, — предостерег я, как положено родителю.

— Отстань. Я умею кататься.

Для доказательства он сильно оттолкнулся от лавки и заскользил в сторону одного из проемов в низком бортике, окружающем каток. Короткая линейка родителей прислонялась к перилам, они походили на игроков на ипподроме, поставивших на лошадь. Всего несколько мужчин, и на одном из них серые штаны и разные зеленые носки. Он показался мне знакомым, но световое табло на потолке заиграло разными цветами, так что трудно было разглядеть как следует. Я хотел было встать вместе с остальными зрителями, но Алекс увидел меня на первом круге и замахал руками, чтобы я ушел. Хорошее начало. Высокая женщина на каблуках, в которой я узнал маму Хуана, наклонилась вперед, чтобы сфотографировать сына на одноразовый фотоаппарат. Я поплелся назад к столу, где мама Билли вынимала метровый торт из хлипкой картонной коробки. Сбоку от нее три женщины с усталым видом обсуждали семейный отпуск, или, по крайней мере, так мне показалось. Уровень шума поднялся: последнюю песню, что-то из золотой эпохи диско, включили громче. Я знал кое-кого из женщин по школьным мероприятиям, и мы поздоровались. В углу у неработающего игрового автомата стояла еще одна мамаша и кричала в сотовый телефон.

Тем временем Алекс кружил по катку, а это был один из последних наших с ним дней. Вот такие сыновне-отцовские узы. Джейн, по-видимому, во время таких праздников каталась вместе с ним, но я не вставал на ролики с тех пор, как вышел из возраста Алекса. В конце коридора с видеоиграми находилась будка, где выдавали ролики напрокат, ее отмечала светящаяся оранжевая надпись, как напоминание о вине. Три мамаши поговорили об отпусках и перешли на магазины одежды. Я мог бы к ним присоединиться. Или надуться, как Алекс. Мой сын слишком походил на меня в некоторых вещах, и это было неприятно. Ладно, пропади оно все пропадом. Когда динамики заиграли «Лихорадку субботнего вечера», я направился к будке проката.

Дождавшись удобного момента, Тед шагнул на каток, заскрипев ботинками. Коренастый мальчик в наколенниках только что промчался мимо, проделав окно между Тедом и кучкой из трех мальчиков, толкавших друг друга локтями. Они приближались, но вовремя увидели Теда и повернули. Двое поехали к центру катка, а другой к борту и врезался в него с глухим ударом.

— Извини, — сказал Тед и протянул руку помощи мальчику.

Это был рыжий веснушчатый мальчишка, неуклюжий и невысокий. Он глуповато ухмылялся, даже когда растянулся на полу. Но он схватился за протянутую руку Теда и вскочил на ноги, прежде чем Тед успел воспользоваться шансом и повалиться сверху. Бросив короткое «спасибо», мальчуган оттолкнулся от борта и понесся вперед за двумя друзьями. Тед наблюдал за вихрем детей, обдумывая свои дальнейшие действия. Ему бы только врезаться в кучу маленьких мальчиков, а подробного плана он не продумывал. В подобных ситуациях его покидала методичность, а разум беспорядочно наполняли мягкие тела и путаница рук и ног.

Еще одна попытка. Повернув голову, как бы высматривая запропастившегося ребенка, он ступил на дорожку ровно поперек пути летящего клина мальчиков, стремительно приближавшегося к нему и грозящего столкновением. Девочка-торпеда объехала группу, как будто ее кто-то подталкивал сзади, бросила на Теда недобрый взгляд и проехала справа от него ровно в двух сантиметрах. Секунду спустя стайка мальчишек волшебным образом раздвоилась, хотя не все они успели свернуть. Один из последних мальчиков врезался прямо в него. Тед был в восторге от того, как они столкнулись телами, как его встретили машущие руки.

— Ой, извини! — закричал он, разворачиваясь вполоборота так, что они вдвоем почти протанцевали друг с другом.

Прижавшись к телу мальчика, он почувствовал мягкое ерзанье, которое еле вынес. Он чуть сжал мальчика, надеясь, что тот не заметит, и отправил его в путь, крепко хлопнув по мягкому месту. Полумрак, громкая музыка — какого черта. Это просто мечта.

Он повторил уловку еще дважды, чуть ли не оседлав последнего мальчика, но тут к нему подъехала женщина и что-то прокричала. Тед замотал головой, показывая, что ничего не слышит.

— Я сказала, что здесь не разрешается находиться без роликов!

Она с осуждающим видом показала на его кроссовки и проехала мимо. Он хотел было не обратить внимания, но женщина обернулась на него с мрачным видом — и он врезался в мальчика, упрямо ехавшего по часовой стрелке. Они схватились друг за друга, чтобы не упасть, и это навело Теда на одну мысль: он еще лучше сможет наталкиваться нарочно, но как будто бы совершенно случайно, если встанет на ролики. Таким образом, у него появится удачный предлог. Едва коснувшись напоследок восьмилетнего малыша, он вздохнул и вышел с катка. Правда, он скоро вернется — и покатится вместе с ними.

Я помню, как несколько раз мама брала меня на ледовый каток с раздевалкой, где пахло влажным деревом. Чтобы зашнуровать коньки потуже, она пользовалась металлическим крюком и корчила гримасы. Каток моего детства отличался от теперешнего тем, что на нем играл органчик, а не диско, пока катающиеся делали круг за кругом. Иногда они тоже поскальзывались, как и я. У меня были слабые лодыжки или что-то в этом роде. По крайней мере, для этих современных роликов крюк не требовался. Как лыжные ботинки, они защелкивались на три регулируемые пластиковые застежки. Раз, два — щелкал я застежками.

И все-таки, поднявшись и выпрямившись, я ощутил трепет юности. От малейшего движения ролики покатились вперед, и я забарахтался, пытаясь восстановить равновесие. Я схватился за поручни и смотрел, как мимо меня проносятся тела. «Вы готовы?.. Раз-два-три!» — гремела музыка из гигантских усилителей, пристроившихся на потолке и угрожавших свалиться мне на голову. Почему я решился на эту глупость — чтобы быть рядом с Алексом, показать ему, что я не такой уж негодяй. Вокруг суетилось еще несколько взрослых, а одна женщина в черных обтягивающих брюках через каждые три метра отрывисто взвизгивала. Девочка-подросток с большими бедрами двигалась по прямому отрезку, как управляемая ракета. «Я смогу», — сказал я себе, повторив девиз группы психиатрической поддержки, единственной, которую мне доводилось вести в жизни. «Докажи», — огрызнулся Сногз. Я вышел на каток сразу за стайкой детей и храбро оттолкнулся от поручня. Не так уж плохо — правда, когда я попытался развернуться, мои ноги съехались крест-накрест. Мне удалось не упасть, расставив руки в стороны, как будто я собирался взлететь. Я остановился в центре катка в состоянии покоя. Поерзал роликами взад-вперед и снова тронулся с места, в этот раз более уверенно. В опасной близости проезжали другие роллеры, почти подрезая меня, но я еще не падал. «Повторяйте! — дразнила электрическая песня. — Четыре-пять-шесть!»