— На что это ты уставился? — Рядом стояла Джейн со спортивной сумкой.

— М-м, симпатичное место. — Я не хотел переходить в оборону. Это ее надо прижать к стенке. — Где ты хочешь поговорить?

— Знаешь что? У меня был трудный день, и мне нужно размяться. У меня есть запасная майка и шорты. Может, пробежишься со мной на дорожке?

Во мне проснулся настоящий мужик, и у него на такие вопросы только один ответ:

— Конечно.

Мы пошли переодеваться. Слава богу, на мне были кроссовки. Потом я не торопясь опорожнил свой несчастный мочевой пузырь бесконечной струей. И все равно чувствовал себя надутым. Когда я вернулся в зал, Джейн уже давила на педали степ-тренажера, и у нее даже не участилось дыхание. Признаться, она выглядела очень соблазнительно в спортивном топе и обтягивающих шортах. В мешковатой майке и широких ярко-розовых шортах я чувствовал себя лишенным пола, но резво вскочил на тренажер рядом с ней. Зря я сегодня утром делал упражнения на ножные мышцы на «Ре-Флексе». Я с трудом переставлял ноги, а жидкость внутри меня так и бултыхалась.

— Так о чем ты собирался говорить? — сказала Джейн через минуту.

Я замер между шагами.

— Не знаю, как сказать…

— Привет, Джейн! — Здоровяк в сером спортивном костюме помахал моей жене, которая здесь явно принадлежала всем.

— Привет, Ральф. — Она не представила меня, но подождала, пока он прошел к ножному тренажеру. — Не знаешь, как сказать что?

Может быть, будет легче, если я начну с предисловия. Я стиснул зубы и пошел вверх.

— Слушай, я знаю, что в последнее время у нас с тобой не ладится.

— Это верно. К чему ты клонишь?

— Ну… — вверх, вниз, вверх, вниз, — это не значит, что…

Я все никак не мог это выговорить. «Послушай, моя милая жена, — сказал бы Мартин, — у тебя роман?» Я раздумывал, послушаться ли мне моего сверх-я, когда почувствовал, что нечто иное требует моего внимания. Вода.

— Мне надо в туалет. Я сейчас вернусь.

Джейн выгнула брови:

— Ладно. Если меня не будет на тренажере, значит, я на беговой дорожке.

Я едва кивнул и прямиком бросился к туалетам. Джейн бежала по дорожке над моей головой, когда я вернулся. На мгновение мне представилось, что она просто взяла и подпрыгнула вверх, — потом я увидел узенькую лестницу в дальнем углу зала. Поднявшись по лестнице, я затрусил на месте, дожидаясь, когда она со мной поравняется. Никакие упражнения на «Ре-Флексе» не улучшили мою дыхалку, и я тяжело пыхтел. Еще два бегуна, мужчина и женщина, без усилий пронеслись мимо меня.

Джейн бежала великолепно, ее шаг был изящен, руки-поршни толкали ее вперед. Не знаю, сколько бы я еще продержался, поэтому, как только она добежала до меня, я начал говорить:

— Слушай, я знаю, что у нас были кое-какие проблемы…

— Ты уже говорил. — Она стала обходить меня слева.

— Да, но… — Расстояние между нами увеличивалось. Я должен сказать ей что-то, прежде чем разрыв между нами расширится. — Джейн! — крикнул я ее ногам, исчезающим впереди. — У тебя что, роман?

Если мир и не замер на секунду, он, по крайней мере, икнул. Два других бегуна повернули головы, а парень в зале остановился посреди упражнения. Джейн замедлила бег.

— Что?!

Я махнул ей рукой, подзывая к себе, и она подбежала, сделав круг. То есть я одновременно и отставал от нее на круг, и был рядом с ней, надо будет подумать об этом вечером. Тем временем у меня страшно закололо в боку, а еще предстояли объяснения. Или объясняться надо Джейн?

— Ну, о чем это ты говоришь?

Я уставился на свои ноги. Я пока не хотел встречаться с ней глазами.

— Что, если… — начал я и остановился. Судя по тому, что несколько человек перестали делать упражнения, у нас появилась небольшая, но растущая аудитория. Там ни от кого нельзя было спрятаться. — Что, если я отвезу тебя домой и мы поговорим по дороге?

— Согласна.

На обратном пути я опять зашел в туалет. Бармен в баре предложил мне свежевыжатый морковный сок, «Эвиан» и кофе, но я с благодарностью отказался. Мы молча дошли до машины, которую я припарковал еще на 10-й авеню. Но как только мы сели и закрыли двери, я приступил к делу:

— Ладно, можешь считать, что я сошел с ума, но я думал, что ты завела себе любовника.

Она фыркнула.

— Когда бы я успела? — Она показала примерно в направлении здания «Халдома». — Ты же видел, что там творится.

Мне не понравилось, что она обосновала возражение не любовью ко мне, а отсутствием возможности. Тем не менее у меня еще оставалось несколько претензий.

— Ну конечно, а во вторник вечером у тебя хватило времени сходить на выставку?

— На выставку? А, ты про Музей современного искусства. Одному сингапурцу захотелось посмотреть, на что похож Джексон Поллак вблизи. Вот я его и сводила. — Она покачала головой. — Откуда ты узнал?

— Мм, что-то упоминал Брайс. — Я поспешил продолжить: — А эти сингапурцы, какое отношение они имеют к «Халдому»?

— Они входят в консорциум, который может оказать нам помощь при финансировании азиатского отделения.

— А. — Меня раздражало, что всему нашлось благовидное объяснение. Я подумал об одном последнем доводе, том самом, из-за которого я завелся. — А эти звонки домой, когда ты чуть ли не хихикаешь в трубку, — это тоже кто-то из Сингапура?

— А? — Она на секунду задумалась. — А, ты про Гарри Лейкера? Да он просто смешной. Мы пытаемся скоординировать планы перед совещанием.

— Значит, между вами ничего нет?

— С Гарри? — Настоящий вечер фырканий. — Гарри снимает огромную квартиру вместе с Фрэнки.

— Ну и что?

— Фрэнки — это мужчина.

— А, дошло.

Я завел машину и пополз по 23-й улице. Час пик еще не кончился, и до дому мы доберемся не скоро. Если б мы были в кино, то в эту минуту раскаявшийся муж должен был бы прошептать: «Милая, прости, что я в тебе сомневался». И мне действительно было стыдно. Но главным образом я расстраивался из-за нас: из-за того, что Джейн так занята, что у нее больше не остается времени ни на меня, ни на Алекса. Или между этим Гарри и Джейн какая-то гармония, которой у меня с ней нет. Как написал Джерри, возможно, проблема в отчуждении.

— Кстати, я и не знал, что у тебя есть помощник Брайс.

— Мы взяли его в прошлом августе. Я точно о нем говорила. — Она посмотрела в окно на машины, стремящиеся к проспекту Рузвельта. — К нему-то ты не ревнуешь?

— Нет, это вряд ли. Я просто никогда не слышал ни о чем таком.

— Нельзя приносить работу на дом, не так ли говорят психологи? — Может быть, вспомнив, что я в основном работаю дома, она прибавила: — Так или иначе, ты ошибаешься. Я много тебе рассказываю. Ты просто никогда не слушаешь. Или не спрашиваешь.

— Хм.

— Мы в «Халдоме» могли бы продавать гашиш, а ты бы и не почесался.

— А вы продаете гашиш? — Всегда готов узнать что-то новое. — Видишь, я спросил.

Она не ответила. Но вздохнула.

— Ты же в первый раз зашел ко мне в офис, верно? Жалко, что не предупредил заранее. Мы могли бы… не знаю, могли бы сходить вместе в музей.

— Кажется, я ревную к «Халдому».

— Тогда перестань. Я там ради денег.

— А что ты делаешь ради любви?

— Спорю с тобой? Ах, Майкл…

Она протянула руку и взъерошила мне волосы, и это немного помогло. Остальной путь мы болтали о том, что у нас все-таки было общего, о людях, которых мы оба знали. Кто-то видел, как Фрэнсис Конноли в полдень заходит в мотель на Хатчинсон-Парквей. Кэти Мирнофф принимает новое лекарство — лотронекс, — и ей получше, но теперь у Мирноффов другие тревоги: Саманта и ее подружки получили предупреждение по поводу воровства в супермаркете. Артур и Мэвис перестали следить за сыном Долтоном, который, по всей видимости, больше не рвется в путешествие, но зато, кажется, иногда надолго исчезает во второй половине дня, а то и по ночам. И не рассказывает ни где был, ни куда ходил. Мэвис опасается, что Эндовер и Брирли скоро последуют его примеру.

Пожалуй, мы — не единственная семья с трудностями. Просто было такое ощущение. И я боялся, что в юности Алекс превратится во что-нибудь эдакое. Я попробовал представить его вытянувшимся подростком с тенью усиков и коллекцией злобной музыки, но он никак не хотел оставаться в фокусе. Придется подождать лет шесть-семь.