Отвернувшись от бесчувственного незнакомца, он скинул со спины рюкзак и пристроил его на кресле в углу. Проворные пальцы развязали клапан, юркнули внутрь, и в руках марионетки появился пистолет и обойма к нему. Он извлек еще пару серых перчаток, натянул их и зарядил оружие. Вполне адекватное оружие, совершенно обычное для семидесятых годов двадцатого века; можно даже вычислить, где именно оно было куплено, вот только следы покупателя давно затерялись. Управившись, он еще должен будет протереть все поверхности, уничтожая отпечатки пальцев, хотя лично его отпечатки не были зарегистрированы нигде в мире, да и не будут. Но если поверхности будут вытерты, полиция заподозрит, что здесь побывал известный преступник, которому приходится тщательно заметать следы. Вот и еще одна ложная улика, вроде пистолета. Он отвел предохранитель и повернулся. Однако успел сделать лишь пол-оборота: грохнул чужой пистолет, и горячее жало пули ударило его в бедро.
Свинец не перебил кость, но вырвал из ноги здоровый кус мяса, чуть не с кулак величиной. Пришельца отшвырнуло, он ударился спиной о кресло, перевалился через ручку и тяжело стукнулся об пол виском. Его окатила жаркая волна боли. Все тело затрясло так, будто в него вцепились две гигантские руки, раздирающие его на части. Он осторожно провел рукой по ноге и нащупал рану. Рука легко, как по смазке, скользнула по обильной густой крови. Еще секунда, и он потеряет сознание. В глазах вспыхнули искры, заплясали, закружились. То и дело какая-нибудь из них гасла, и вместо нее возникало пятно смоляной черноты. Через мгновение чернота заполонит все и придет смерть…
Он услышал, как по полу зашаркали шаги, быстро приближавшиеся к креслу. Дальнейшее он представлял. Сейчас кресло скрывает его от незнакомца, которого он недостаточно надежно вырубил, но через секунду это укрытие потеряет смысл. Тот тип обогнет его, нацелит оружие в голову марионетки и спокойно начинит его череп свинцом. Где-то на задворках сознания промелькнула мысль: а может, оно и к лучшему… Парочка добрых пуль в голову – и раненая нога больше не будет его беспокоить… Кусок свинца врежется в лоб, осколки разлетятся веером, и придет конец мучениям, боль перестанет сотрясать тело, придет ласковый, покойный отдых…
Он с усилием встряхнулся, заставив себя очнуться. Не время разлеживаться. Не для того его послали сюда, чтобы он провалил задание. Слишком многое зависело от того, сможет ли он выполнить возложенные на него обязательства. Но сейчас он беспомощно валяется на спине, из ноги вырван кусок плоти. Хорошего мало. Одно утешало – обтянутая перчаткой рука еще сжимает заряженный пистолет. Он попытался приподнять пистолет и тут вдруг понял, что тот неподъемно тяжел. Возможно, будь у него мощная лебедка, он бы справился. А то одолжить бы семь-восемь сильных рук… Но у него только свои, числом две. Он передвинул левую руку и сжал рукоятку в обеих ладонях. Да, так намного легче. Теперь он всего лишь пытался выдрать из земли дуб со всеми корнями, дабы пересадить его на новое место.
Он почти уже поднял пистолет, когда над ручкой кресла возник незнакомец. Получилось не совсем так, как задумывалось, но он все равно спустил курок. На это у него ушло чуть больше двух тысячелетий, и все это время он наблюдал, как перед глазами гаснут звезды. Потом была вспышка, грохот и протяжный вопль, завершившийся булькающим хрипом.
Вдруг пистолет потяжелел вдвое, втрое, и марионетка понял, что больше эту штуку он не удержит. Пистолет выпал из рук и грохнулся на ковер рядом с головой. Пришелец сцепил зубы и стал ждать, когда незнакомец воспользуется своей очередью и выстрелит. Не дождавшись, он потерял сознание.
«…Его окружал темный лес, а впереди маячило пятно света, и туда он бежал. За ним гналась стая диких псов, они завывали, исходили слюной… Одна собака уже вцепилась в ногу и не спеша вгрызалась в мясо. До светлого пятна оставалось несколько шагов, и тут он споткнулся и упал. Стая окружила его, восторженно визжа…»
Человек-марионетка очнулся, хотел ударить собаку, но только хлопнул рукой по ране. В результате какое-то время ему было не до размышлений. Потом включилась программа, и его перестало интересовать, где он находится, перестало интересовать все, кроме следующего этапа плана. Он не убит. В комнате тихо. Пришелец вспомнил тошнотворный вопль, последнее, что слышал перед тем, как потерял сознание. Кричал не он. Он кричать не мог. Значит, незнакомец мертв? Задача выполнена?
Требовалось всего лишь встать и проверить. Но мешало одно – нога основательно вросла корнями в доски пола. Он ухватился одной рукой за кресло, другой оперся об пол и попытался, одновременно отталкиваясь и подтягиваясь, привести себя в сидячее положение. Нога лежала на ковре, будто колода. Тут ему пришло в голову, что стоило бы достать из кармашка монету-дезинтегратор и отхватить проклятую конечность. Как будто в ответ, нога пошевелилась и стала приподниматься. Он подобрал под себя здоровую ногу и, вздрагивая, оттолкнулся ею, крепко ухватившись за кресло, так, что побелели костяшки.
В следующее мгновение он обнаружил, что все-таки выполнил эту часть плана, хотя и не так чисто, как предполагалось. Незнакомец лежал посреди комнаты, и две половины его лица расходились под каким-то странным углом. Пуля вошла ему в челюсть снизу.
Человек-марионетка отпустил кресло. Комната поплыла и закачалась, грозя перевернуться. Стиснув зубы, он приказал ей застыть и, когда она покорилась, шагнул к трупу, волоча ногу. Судя по ране, перед ним наверняка лежал труп, однако следовало убедиться в этом. Пришелец приложил ладонь к груди лежащего и не услышал биения сердца. Коснувшись его ноздрей тыльной стороной ладони, он не почувствовал ни малейшего дуновения. Тогда пришелец опять поковылял к креслу, положил пистолет на виду, чтобы его легко заметили, потом закрыл рюкзак и вскинул его на плечи. Хромая, он обошел комнату и вытер все блестящие поверхности, оставляя фальшивый след. Потом, не снимая перчаток, закрыл дверь в спальню и потащился к лестнице. Тяжело опустился на первую ступеньку и принялся рассматривать рану на ноге.
Нельзя сказать, чтобы она его сильно порадовала. Здоровенная дыра, черная от запекшейся крови. Струпья по краям напоминали обгоревшую бумагу. Он легонько провел пальцами по ране и нащупал тупой кончик пули. Когда он ее коснулся, ногу прострелила боль, так что его скрутило вдвое и зубы застучали. Он оставил рану в покое, вынул из рюкзака аптечку, положил рядом с собой на ступени. Достал из нее маленькую механическую собачку-хирурга, прижал мордочку-насос к ране и нажал кнопку.
Крохотный робот зажужжал, ввинтился в окровавленную плоть, нашел пулю и захлопотал вокруг нее микроминиатюрными ножами. Потом присосался к кусочку свинца, вцепился в него и медленно вытянул из раны. Вот и все.
Хлынула кровь.
Вместе с кровью потоком хлынула боль и затопила сознание.
На этот раз, очнувшись, он почувствовал себя немного лучше. Кровотечение остановилось, и рана уже стала затягиваться. Он понимал, не отдавая себе отчета, что для него эта рана не настолько опасна, как была бы, скажем, для того незнакомца, которого он убил. Через три дня все зарастет. Не останется ни следа от раны, ни хромоты. Нога еще болела, но боль уже была терпимой, и с каждой минутой все уменьшалась.
Человек-марионетка упаковал аптечку и сунул ее в рюкзак. Со всей предосторожностью он ухватился за перила и подтянулся, поднимаясь. Достигнув нижней ступеньки, он уже мог, приволакивая раненую ногу, чуть-чуть на нее наступать, хотя основной вес по-прежнему несла другая нога. Он одолел покатую лужайку, спустился в сад и вышел к дальнему его краю, на высокий бережок, обрывавшийся к извилистой речке. Вдоль берега шла тропинка, и чуть дальше отыскалось место, где дождевая вода размыла крутой уступ. Обрыв был высотой футов тридцать. По промоине удалось спуститься на половину высоты, затем пришлось идти по траверзу, цепляясь за камни и корни. Потом перед ним возникло черное устье пещеры. Подтянувшись на руках, он забросил внутрь правую ногу и переволок через порог левую. Так и застыл, лежа у самого входа, и долго отдувался, до отказа наполняя легкие свежим воздухом и выдыхая, выхаркивая, содрогаясь в кашле.