Еще несколько минут он потратил на тщательный осмотр номера, выискивая затоптанный окурок, или рассыпанный пепел, или хоть какой-то след от вторжения. Ничего. Кровать и шкаф остались нетронутыми. Доказательств обыска не обнаружилось,- если не считать того, что запасной галстук лежал сложенным слева направо, а не наоборот, а стопка носовых платков оказалась у передней стенки портфеля, а не у задней.

Он встал у окна, спрятавшись за шторой и наблюдая за улицей. Он хотел убедиться, что отель находится под наблюдением. Но и тут результата не добился. Пешеходов было много, но за прошедшие двадцать минут ни один из них не прошел дважды, и никто из них не обратил даже случайного внимания на гостиницу.

Разумеется, тому, кто уполномочен вести наблюдение, нет необходимости все время слоняться под его окнами. Можно расположиться в самом отеле, устроиться в вестибюле с невинным видом, изображая постояльца или свободного от смены клерка за стойкой. Брэнсом спустился вниз произвести осмотр. В фойе находились лишь две судачащие леди пожилого возраста; при всем его воображении он не мог представить их в качестве своих преследователей. За стойкой расположился клерк, тощий доходяга, на обмундирование которого хватило бы и одной штанины копа. Брэнсом подошел к нему:

— Меня никто не спрашивал?

— Нет, мистер Брэнсом.

— Никто не интересовался, в каком номере я проживаю?

— Нет, сэр, насколько мне известно.

— Хм!

— Что-нибудь произошло? — спросил клерк, внимательно разглядывая его.

— Ничего особенного. Просто легкое подозрение, что кто-то шарил в моем номере.

— Что-нибудь пропало? — спросил клерк, напрягаясь в предчувствии предстоящих неприятностей.

— Нет, ничего.

Клерк облегченно вздохнул и предположил:

— Может быть, горничная убиралась?

— Вполне возможно.

Брэнсом опустил глаза, испытывая раздражение и легкое неудовлетворение. Практически перед его носом лежала широко раскрытая книга регистрации посетителей отеля. Книга лежала развернутой в сторону клерка, но последнюю запись можно было довольно легко различить. Для этого понадобилось лишь небольшое усилие. Мысли пришли в полное смятение, а глаза настойчиво уверяли, что это правда.

Джозеф Риардон, номер 13.

— Спасибо, — поблагодарил он клерка.

Тяжело ступая, он поднялся по лестнице, сел на край кровати и, сплетая и расплетая пальцы рук, начал сосредоточенно прикидывать, сколько Риардонов может проживать в этом мире. Тысяч шесть или семь, а может быть, десять или больше. Никто не знает. И к тому же тот долговязый остроглазый шпион с предприятия мог быть и не Джозефом. А например, Дадли, или Мортимером, или еще кем-то, но только не Джозефом.

Тем не менее совпадение не из приятных. Как и встреча с тем Риардоном на вокзале. Или обыск портфеля, уже здесь, сразу после прибытия некоего Риардона.

Брэнсом ненадолго, но всерьез задумался над возможностью расплатиться с этим отелем и переехать в другой. Не удаляясь из города, но просто перебравшись в более безопасное место, где за ним не будут наблюдать. Но это задача не из легких. Уже поздно, в Ханбери всего две гостиницы, и час не самый подходящий, чтобы бродить по улицам и искать меблированные комнаты.

Впрочем, можно изобразить из себя и крысу, загнанную в угол, когда она бросается на кота. То есть отправиться к номеру тринадцать, мужественно постучать в дверь и предстать перед Риардоном. Если этот малый окажется не тем, от кого он прячется, тогда все в порядке.

— Прошу прощения, ошибся дверью.

Если же обитатель номера тринадцать тот самый, единственный и неповторимый Риардон, с его стороны последует пара вопросов, как только откроется дверь:

— Какого черта вы тут делаете? Что это вам взбрело в голову таскаться следом за мною повсюду?

Да, это то, что нужно. Не имея реальных доказательств, Риардон не осмелится обвинять его. Ведь если бы такие доказательства существовали, он, Брэнсом, уже был бы арестован. А если он не арестован, значит, надо пользоваться этим преимуществом, пусть и временным.

Внезапно исполнившись решимости, он вышел из номера, стремительно прошел по коридору и постучал в дверь номера тринадцать. Он готов был устроить настоящую сцену, если бы в ответ прозвучал знакомый голос. Он постучал еще раз, громче и настойчивей. Ответа не последовало. Приложив ухо к замочной скважине, он не услышал ни звука. На этот раз он стучал дольше и еще громче. Тишина. Номер был пуст. Он попробовал повернуть ручку, но и тут не повезло — дверь была заперта на ключ.

Из-за угла коридора послышался звук приближающихся шагов. Брэнсом метнулся в свой номер, встал за приоткрытой дверью и стал в щелочку наблюдать. Грузный мужчина тяжело прошагал мимо номера тринадцать и проследовал дальше. Брэнсом захлопнул дверь, закрыл ее на замок и уставился на свой портфель.

В конце концов он припер дверь креслом — на всякий случай — и улегся в постель, предварительно выглянув в окно, но вновь не обнаружил наблюдения. Ему было безразлично — провести эту ночь в отеле или побродить по ночным улицам. Он соскучился по Дороти и детям, и теперь видел перед собою их липа, и мучительно загадывал, когда же вновь увидит их. Не один час пролежал он так, балансируя на грани бодрствования и полудремы, из которой его выводил малейший звук, и временами погружаясь в короткие кошмары. В общем, рассвет он встретил с тяжелыми веками и полнейшим отсутствием желания песней встречать новый день.

В половине девятого утра, в ту же минуту, как открылась редакция «Газетт», он оказался там. Вернувшись в гостиницу, он плюхнул на стол тяжелую пачку номеров за прошедшие дни и спустился в ресторан завтракать. Вокруг, болтая, сидели за столиками с дюжину человек. Никого из них он не знал. Впрочем, из присутствующих наверняка не претендовали на имя Риардон две пожилые леди, клерк за стойкой и грузный мужчина, миновавший номер тринадцать.

Позавтракав, он торопливо поднялся наверх и принялся проглядывать газеты одну за другой. Они охватывали период длиною в год. Ни в одной из них не упоминалось о его преступлении. Ни в одной.

По каким-то причинам, известным лишь полиции, она, вероятно, замалчивала эти новости. Но неужели запрет на данную публикацию тянулся так долго? А может быть, действительно преступление произошло раньше, и, стало быть, сообщение об этом надо искать в более старой газете? А может быть, водитель грузовика рассказывал совсем о другом, похожем преступлении?

Брэнсомом по-прежнему владела решимость любым путем установить истину, по возможности не искушая судьбу. Но ему в голову приходило лишь одно-единственное верное и надежное средство узнать подлинные факты. Средство, связанное с большим риском для жизни. Все равно что сунуть голову в пасть льву. То есть набраться мужества и пойти в полицию и там обо всем расспросить. Всего-навсего.

Может быть, сочинить для них вымышленное имя и правдоподобную историю? Допустим, он писатель, работающий над темой нераскрытых преступлений, а? И просит полицию помочь в установлении хронологии в деле Арлен Лафарж? Н-да, так можно зайти чересчур далеко. Можно представить себе реакцию копов.

— Э, а как вы-то узнали об этом? В газетах ни о чем не упоминалось. А как вы вышли на имя жертвы? Мы сами-то еше ее не идентифицировали. Вот что, мистер, похоже, вы знаете больше, чем положено. А столько о преступлениях может знать только один человек — тот, кто его совершил.

Тут они его хватают, постепенно устанавливают истину и начинают поджаривать на медленном огне. Слишком рискованно и глупо. Ну а если позвонить в полицию из телефонной будки? А вот это уже идея. Даже полицейским не схватить человека, который отделен от них милей медного провода. А если еще у него хватит ума не слишком долго вести разговор, то и выследить его не успеют.

Вот так стремительно приходилось постигать все хитрости, которыми владеет человек, находящийся в бегах. Веселенькая наступает у него жизнь, ничего не скажешь.