В разговор вмешался нахмурившийся Ледлер:

— Вы собираетесь уехать из страны?

— Не сразу, — сказал Хаперни. — Если только придется.

— Придется? Это еще почему? — Не получив ответа, Ледлер продолжил: — Из вашего личного дела следует, что вы еще никогда не обращались с просьбой о выдаче вам паспорта. И мой долг предупредить вас, что в случае подобного обращения вам придется столкнуться с весьма неприятными вопросами. Вы обладаете информацией, представляющей интерес для врага, и правительство не может позволить себе игнорировать данный факт.

— Вы хотите сказать, что я могу начать торговать знаниями?! — в гневе прорычал Хаперни.

— Вовсе нет, во всяком случае, в нынешней ситуации, — умиротворяюще сказал Ледлер. — В данный момент вы вне всяких подозрений. Никто не сомневается в вашей лояльности. Но…

— Что «но»?

— Обстоятельства меняются. Человек существует без работы, без доходов, кончаются сбережения. Затем наступает первое испытание бедностью. И вот он уже начинает задумываться о тех вещах, которые раньше получал гарантированно и в избытке. Понимаете, что я хочу сказать?

— Я не собираюсь становиться безработным бродягой. Когда придет время, я найду работу.

— Вот как? — Бейтс иронически поднял брови. — А как вы думаете, что скажет нормальный работодатель, когда вы войдете и спросите, не нужен ли им физик-вакуумщик?

— Моя квалификация не помешает мне мыть посуду, — возразил Хаперни. — И вообще, если вы не возражаете, я бы сам хотел заняться решением своих проблем. Это ведь свободная страна, не так ли?

— Именно об этом мы и печемся, — вмешался Ледлер.

Бейтс тяжело вздохнул и высказался:

— Если человек намерен внезапно сойти с ума, я не могу ему в этом препятствовать. Поэтому я принимаю ваше заявление и передаю дальше, в штаб-квартиру. Не сомневаюсь, что там на это дело посмотрят по-другому. Но если они решат, что вы заслуживаете расстрела на рассвете, то пусть сами этим и занимаются. — Он махнул рукой, отпуская посетителя. — Ладно, я позабочусь о том, чтобы ваше заявление пошло по инстанциям.

Хаперни удалился, а Ледлер сказал:

— Ты обратил внимание на выражение его лица, когда прозвучали слова о расстреле на рассвете? Конечно, он понимал, что ты шутишь, но тем не менее как-то напрягся. Возможно, он чем-то напуган.

— Показалось, — фыркнул Бейтс. — Я сам за ним наблюдал. Он выглядел вполне нормально со своим ослиным упрямством. Я думаю, что просто наконец Природа берет свое, пусть и с запозданием.

— В смысле?

— Он задержался в плане сексуального развития, а теперь Наконец созрел. Даже в сорок два года еще не поздно подумать об этом. Держу пари, что он сейчас мчится отсюда галопом, как возбужденный бычок. И будет носиться, пока не найдет себе подходящую подружку. Натрахается, угомонится и попросится назад на работу.

— Возможно, ты прав, — согласился Ледлер, — но деньгами я бы не рискнул, ставя на это. Инстинкт мне подсказывает, что Хаперни чем-то здорово встревожен. И было бы неплохо узнать чем.

— Ну, это не тот тип людей, которых легко встревожить, — заверил его Бейтс. — Его ничем не прошибешь. Все, что ему нужно, — это вдосталь накувыркаться. Но ведь в этом нет ничего незаконного, разве не так?

— А мне иногда кажется, что следовало бы и тут ввести свой закон, — загадочно сказал Ледлер. — Во всяком случае, когда на высококлассного специалиста вдруг нападает хандра, мы не можем с уверенностью утверждать, что все дело в том, что человеку настала пора размножаться. Наверняка причина лежит глубже и представляет собой нечто более опасное. И мы обязаны понять, в чем дело.

— И что же ты предлагаешь?

— Продолжать наблюдать за ним до тех пор, пока не убедимся, что он не собирается причинить нам неприятности. Пусть за ним последит пара агентов контрразведки. Правда, придется раскошелиться.

— Не из твоего же кармана?

— Нет.

— Ну так чего же ты переживаешь?

— Если ты со мной согласен, — сказал Ледлер, — тогда мне не из-за чего переживать.

Слухи о Хаперни расползлись по предприятию, лишь у немногих вызвав удивленные взгляды да краткие комментарии. Ричард Брэнсом, металлург из зеленого отдела, разговаривал об этом деле со своим коллегой, Арнольдом Бергом, в столовой. В будущем им обоим предстояло стать объектами таинственных событий, о которых, разумеется, в данный момент они и не подозревали.

— Эрни, ты слышал, что Хаперни отваливает?

— Да. Он сам мне сказал об этом несколько минут назад.

— Хм! Ему что, надоело окружение? Или кто-то предложил ему больше?

— Если верить его словам, — сказал Берг, — ему надоело жить по расписанию и он хочет свободы. Должно быть, в крови у него есть что-то цыганское.

— Странно, — протянул Брэнсом. — Он никогда не казался мне человеком непоседливым. Наоборот, своей неподвижностью напоминал мне каменную гору.

— Да, бродяжничество как-то совершенно не соответствует его характеру, — признал Берг. — Но ты же знаешь, как говорят: в тихом омуте черти водятся.

— Наверное, ты прав. Мне тоже временами надоедает эта рутина. Однако же не до такой степени, чтобы бросить хорошую работу.

— Так тебе надо заботиться о жене и двух детях, — сказал Берг. — А Хаперни предоставлен самому себе. И волен поступать, как ему заблагорассудится. И если ему взбрело в голову переключиться с научных изысканий на сбор мусора, то я могу лишь пожелать ему удачи. Кто-то же должен убирать наш мусор, дабы мы в нем не потонули! Ты когда-нибудь думал об этом?

— Мой ум занят явлениями более высокого порядка, — важно ответил Брэнсом.

— Но ему быстренько придется спуститься на землю, как только твой двор превратится к помойку, — не остался в долгу Берг.

Пропустив эти слова мимо ушей, Брэнсом сказал:

— Хаперни хоть и зануда, но далеко не тупица. Мыслит он медленно, но четко. И если он решил уйти, то по причинам гораздо более серьезным, нежели он счел возможным сообщить публично.

— Например?

— Не знаю. Могу только догадываться. Может быть, он получил где-нибудь официальную должность, и ему приказали держать рот на замке?

— Возможно. В этом изменчивом мире все возможно. В один прекрасный день я и сам могу исчезнуть и возродиться вновь в качестве стриптизера.

— Что? С таким-то брюхом?

— Это только добавит пикантности, — засмеялся Берг, любовно оглаживая свой живот.

— Впрочем, не в этом дело. — Брэнсом ненадолго замолчал. — Сейчас я думаю о том, что на нас в последнее время что-то многовато сваливается шишек.

— Что ж поделать, — вздохнул Берг. — Время от времени налогоплательщики поднимают вой по поводу дороговизны, и нас начинают прижимать.

— Да я не об этих пустяках, я вот все думаю о Хаперни.

— От его ухода работа не развалится, — заверил его Берг. — Незаменимых не бывает. Придется, конечно, похлопотать, чтобы на его место назначили другого специалиста. К сожалению, их не так уж много.

— В том-то и дело! И сдается мне, что в последнее время хлопот у нас все больше.

— Что ты имеешь в виду?

— Я здесь работаю уже восемь лет. За первые шесть лет потери в штатах сотрудников не превышали среднестатистических. По достижении шестидесяти пяти лет люди с полным правом уходили на пенсию. Кто-то из работающих серьезно заболевал или даже умирал. Молодые иногда умирали от естественных причин или погибали в результате несчастных случаев. Кое-кого переводили на работу в другое место в силу служебной необходимости. И так далее. Все эти потери имели свое объяснение.

— Ну и?.. — подтолкнул его Берг.

— А теперь давай посмотрим на последние два года, и ты увидишь совсем другую картину. Помимо естественной последовательности смертей, отставок и переводов мы имеем несколько внезапных исчезновений с необъяснимыми причинами. Взять, например, Макклена и Симпсона. Отправились в отпуск на Амазонку и растворились как дым, не оставив и следа.

— Прошло восемнадцать месяцев, — добавил Берг. — Держу пари, их уже нет в живых. Но ведь могло произойти все, что угодно: утонули, подхватили лихорадку, змеи их покусали или пираньи сожрали.