Когда был назван ее титул, глаза Джерома выкатились, как жареные каштаны, а все подмастерья встрепенулись, будто кролики, чтобы взглянуть на нее еще раз.
— Христос с нами! — прошептал Гэри, не отрывая от нее глаз. — Настоящая леди!
Маленький паж протянул ей письмо так, что все заметили на клейме герб короля. Он ужасно боялся пятерых подмастерьев, и бумага дрожала в его пальцах.
— Его Величество добрый король Джонатон ожидает ответа, миледи.
— Христос с нами! — повторил Гэри, а Джером побледнел, внезапно осознав, сколь высоко взлетела его сегодняшняя знакомая в придворной жизни.
Винтер раскрыла записку, шмыгнув носом, и поморгала глазами, чтобы прочесть письмо. От этого короткого сообщения сердце ее ушло в пятки.
«Вы должны посетить сегодняшний пир вместо вашего отца. Будьте готовы к десятой четверти».
Винтер со стоном возвела взгляд к небесам.
— Его Величество требует ответа, — пропищал мальчик.
Винтер скрипнула зубами, прекрасно зная, что ей хотелось бы сказать Его Величеству. Но она проглотила свой гнев и сделала глубокий вдох. Наверное, паж заметил черную ярость на ее лице — он перевел взгляд на стену и стоял в ожидании, не выказывая на лице никаких эмоций.
— Скажи Его Величеству, что я приду, — прошипела она, и мальчик поклонился и поспешил прочь.
Секунду Винтер стояла, держа в руке записку и глядя в пустоту. Когда она все же сосредоточилась на окружающих, ученики уже обступили ее, с руками по швам и торжественным, чуть ли не испуганным выражением на лицах.
«Неужели настолько заметно, что я расстроена?» — подумала она.
Гэри, хоть и представления не имел о том, что происходит, хотел сказать ей что-то утешительное. Но каждый раз, когда он открывал рот, он, казалось, передумывал и в итоге все же промолчал.
Она повернулась и пошла туда, где ее ждал Паскаль. Она медленно спрятала свои инструменты обратно в сверток и вскинула его на плечо. Она огляделась в зале, блуждая взглядом по резьбе, счастливым лицам, веселым стишкам.
Паскаль наблюдал за ней добрыми, умными глазами, и Винтер заставила себя быть вежливой:
— Я не могу продолжить работу сегодня, мастер Хьюэтт. Как вы думаете, я дала достаточно указаний, чтобы вам было чем заняться до моего завтрашнего прихода?
— О да, девочка, не волнуйся.
Она взглянула на него и улыбнулась.
— Спасибо, — коротко проронила она и ушла.
Отчуждение
Когда Винтер повернула в холл, Рази как раз выходил из своих покоев. Уже давно пошла вторая половина восьмой четверти, и он опаздывал на свое заседание совета. Стража Джонатона расхаживала по коридору, как кони в стойле, но друг Винтер не спешил, поправляя перчатки за запертой дверью.
Портной чудесным образом преобразил одежду Альберона, и в нарядном пурпурном плаще Рази выглядел великолепно. Но Винтер показалось, что он совершенно не похож на себя. Его обычная непринужденная грация, казалось, теперь была стеснена и связана тяжелой парчой. Он был непохож на сильного, подвижного парня, которого она знала, — теперь его словно сдерживала железная рука.
— Ваше Высочество, — проговорила она, спеша к нему, торопясь обсудить обнаруженное сегодня в библиотеке. Она знала, что здесь на разговоры времени не будет, но ей нужно было схватить его за рукав и договориться о встрече, пока заботы этого дня не унесут его прочь. Но когда Рази повернулся к ней, выражение его лица остановило ее на бегу.
Несмотря на то что Винтер много лет доводилось видеть, как отец надевает придворную маску, никогда еще подобное превращение не было для нее таким ударом. Во взгляде Рази не было ни капли тепла, одно нетерпение, уголок его рта раздраженно дернулся, когда он поправил перчатку и отвернулся от нее.
— Я занят, леди-протектор, вам придется подождать.
Когда он пошел прочь большими шагами, она крикнула вслед:
— Тогда увидимся на пиру, Ваше Высочество!
Он вдруг остановился, ссутулив плечи, руки его, только что беспокойно поправлявшие перчатки, застыли. Он вздохнул и с каменным лицом обратил на нее взгляд.
— Что вы имеете в виду? — тихо спросил он: было видно, что, как она и подозревала, он не знал о требовании Джонатона.
— Его Величество оказал мне честь, предложив занять на сегодняшнем ужине место моего отца.
На секунду они встретились взглядом — лицо Рази было непроницаемо.
— Везучая вы девушка, не правда ли? — Он холодно поклонился. — Что ж, увидимся там. — И он быстрыми шагами ушел по коридору, не бросив на нее больше ни единого взгляда.
Остерегаясь находящихся в зале стражников, Винтер позволила себе лишь секунду посмотреть ему вслед, но на сердце было беспокойно. Неужели он не предложит быть ее кавалером? Неужели не проводит ее в зал? Она рассчитывала на поддержку Рази, входя на незнакомую территорию королевских покоев и предчувствуя полный условностей кошмар — ужин за столом короля. Но Рази отдалялся от нее, и она почувствовала, что у нее уже не осталось сил на то, чтобы из-за этого расстроиться. Она просто повернулась — усталая, разочарованная, опустошенная — и вошла в отведенные ей покои.
Девушка собиралась отправиться прямо к отцу, но увидела на столе приемной записку. Надежда охватила ее, когда она увидела, что записка запечатана гербом Рази. Она бросила инструменты, схватила записку и торопливо сломала печать. Но когда она прочла письмо, сердце ее упало и вся надежда и радость ее покинули.
Письмо было написано официальным почерком Рази — квадратным, превосходно разборчивым и абсолютно безличным. Это был аккуратно выписанный список инструкций по уходу за отцом: скрупулезные указания времени приема лекарств и их количества, предложения относительно диеты и строгие инструкции по поводу отдыха. Она читала письмо и понимала, что Рази не будет посещать Лоркана так часто, как ему бы хотелось. Что он, как может, попытается обеспечить для ее отца эффективное лечение даже в свое отсутствие.
Этот скрупулезный список привел ее в панику. Он свидетельствовал о намерении Рази отдалиться от них. Он извещал о внезапном, но обдуманном уходе. Винтер держала письмо в руке и чувствовала себя так, будто попала в водоворот. Она гнала от себя этот образ — их с отцом кружит в вихре волн, безвольных, уязвимых. Они опять оказались одни, и впервые, возможно, им не хватало сил, чтобы выкарабкаться. Ее глаза вновь наполнились слезами, и она смяла бумагу в руке — слишком сильно было искушение отшвырнуть ее прочь.
От главного письма отделился тонкий листок и, кружась, опустился на пол. Винтер взглянула на него и, не успев даже прочесть, при виде торопливого, наклонного, непринужденного почерка Рази закрыла глаза от затопившей сердце радости и благодарности. Проклятые слезы покатились вниз по щекам и закапали с подбородка, девушка смахнула их, нетерпеливо шмыгнув носом.
«Милая сестренка, прости меня, прости. Во всем мире не хватит извинений, чтобы выразить, как ужасно я себя чувствую. Пойми, я не хочу, чтобы у меня были слабости. Тебе нельзя больше обращаться со мной по-дружески. Я никогда не выкажу своей нежности к тебе. Не пытайся обвинять меня или вновь разжечь нашу привязанность — это невозможно. Но клянусь тебе и умоляю тебя не забывать об этом, я люблю тебя, сестренка, дорогая моя девочка. Береги себя.
Вечно любящий тебя брат, Рази».
Она прочла записку, перечитала ее… и снова перечитала. Прощай, говорилось в ней. Прощай, прощай.
Он наверняка не собирался заранее писать эту записку. Она догадывалась, что сначала он хотел, чтобы их прощание было холодным и жестоким. Но это ведь был Рази, и в итоге он оказался неспособен на жестокость. Его почерк было почти не разобрать — столько клякс и помарок! Второпях он размазал все чернила. Наверняка он нацарапал эту записку в последнюю минуту. Рази просто не мог бросить Винтер, не объяснив, как глубоко было его чувство, сколько значила для него ее любовь. Она больше не сдерживала слез, бежавших по щекам.
