Две из них заметили Винтер и молча склонили головы, когда она прошла мимо них. «Рази следует быть поосторожнее, — подумала она, — а не то люди начнут судачить, что он превращается в самодура». Ее другу было настолько несвойственно из прихоти поднимать прислугу на ноги, что, завернув за угол, девушка остановилась, раздумывая, не стоит ли его проведать, но потом передумала и направилась по галерее к главной лестнице.

В кухне царил шум и гам, и Марни огрызнулась на Винтер: мол, слишком зазнались, чтобы обедать вместе со всеми. Но она щедро уставила поднос съестным для девушки и Лоркана и плеснула в кофейник добрую порцию сливок.

— Марш отсюда! — рявкнула Марни и переключилась на бушующий позади нее галдеж.

Поднос был тяжелый, и Винтер шла медленно, тщательно удерживая равновесие. Дворец просыпался, коридоры постепенно начали заполнять утренние полчища пажей и служанок, а также каминных служек и золотарей. Винтер ловко прокладывала себе путь через эту толпу.

Она поднималась по задней лестнице и только-только свернула в переход поменьше, как вдруг две служанки, шедшие впереди со стопками чистого белья, побледнели и замерли на месте. Проходя мимо них, Винтер увидела, что они уставились на что-то впереди, в самом конце коридора. То, что они там увидели, привело их в ужас, и на ее глазах они медленно попятились назад, попытавшись исчезнуть в тенях глубокой ниши. Обе девушки выглядели жалко, а одна даже разразилась рыданиями, и слезы ручьями текли по ее щекам, капая на тщательно сложенные простыни, которые она держала.

Мерзкий и до ужаса знакомый запах долетел до ноздрей Винтер, а вместе с ним ее ледяной волной захлестнули воспоминания о вчерашних ужасных событиях. С дрожью, внезапно пробежавшей по телу, она вспомнила то, что ускользнуло от нее этим утром, и глаза ее наполнились слезами вины. Как? Как она могла забыть? Девушка прикусила губу, изо всех сил пытаясь сохранить самообладание.

В конце коридора показались двое личных стражников Джонатона, которые медленно шли в ее сторону. Они примеряли свои шаги к шагам пленника, которого конвоировали, и его походка явно была для них слишком медленной. Кристофер Гаррон ковылял между ними, и, несмотря на все усилия, Винтер не смогла удержать вздох, вырвавшийся при виде его ужасного состояния.

Он шел со связанными перед собой руками, которые были ремнем притянуты к поясу. На ногах же были кожаные путы, из-за которых он шаркал, как дряхлый старик, которому причиняет боль каждое движение. Его лицо было покрыто страшными синяками, шею он держал прямо, откинув голову и щуря глаза против света. Он осторожно дышал приоткрытым ртом, поскольку нос у него был забит запекшейся кровью. Вся нижняя часть лица была покрыта пятнами крови, а длинные волосы превратились в спутанную массу, смешавшись с кровью из разбитой головы, сором и потом. Грязную одежду покрывали темные пятна.

Когда Кристофер приблизился, запах стал почти невыносимым. Застарелая моча, плесень и гнилая солома — вонь тюремной камеры не перепутаешь ни с чем. Все заключенные пахнут одинаково, где бы ни оказались, но исходившее от Кристофера зловоние было омерзительным даже по этим меркам. Должно быть, его кинули в самую отвратительную яму, какую смогли найти. Две служанки подняли свои стопки простыней и уткнулись носами в ткань.

Он проковылял мимо и не заметил ее. Винтер подумала, что с такими глазами он, наверное, вообще плохо видит. Даже приглушенный свет коридора явно ему мешал.

На нижних ступенях стражники грубо развернули его по направлению к средней галерее, и, пытаясь сделать первый шаг, он споткнулся о свои путы. Стражники не обратили никакого внимания на сдавленный стон, который Кристофер издал от боли после неудачного движения. Они просто подхватили его под локти с обеих сторон, и один из них грубо приказал:

— Шагай.

Они дождались, пока он вслепую найдет ногой ступеньку, а затем втянули его на нее резким рывком. Он схватил ртом воздух, восстановил равновесие и потянулся ногой вперед для следующего рывка.

— Шагай, — вновь велел стражник. Так они шли до самого верха лестницы.

Когда они исчезли за углом у вершины ступеней, Винтер настолько сильно трясла дрожь, что ей пришлось поставить поднос на пол и опуститься рядом на колени, стиснув пальцы в попытке вернуть самообладание. Две маленькие служанки так и оставались стоять в нише, безмолвно уставившись в никуда. Они продолжали стоять там все время, даже когда Винтер подняла поднос и продолжила путь к своим покоям.

Она поднялась по винтовой черной лестнице, поскольку не могла вынести даже мысли о том, чтобы столкнуться с Кристофером на главной лестнице или в одном из коридоров. Она не хотела замечать, как люди смотрят на него, не хотела видеть смесь торжества и жалости, которая — Винтер точно это знала — возникнет на лицах многих из тех, мимо кого Кристоферу придется пройти по пути в комнату Рази.

Почему они оставили на нем оковы? И почему не провели по дворцу тайно? Она застонала. Зачем вообще задавать себе эти вопросы? Ведь ей известен единственно возможный ответ на них на все. Они сделали это по приказу Джонатона, чтобы унизить Кристофера, пригрозить остальным и жестко указать Рази на его место.

К тому времени, как она добралась до своих комнат, лицо ее было спокойно, а руки больше не дрожали. В покоях Рази стояла тишина, а одежда Кристофера зловонной грудой лежала на полу перед плотно закрытой дверью. Солдаты Джонатона ушли, а коридорная стража спокойно наблюдала, как она заходит к себе в комнаты.

Она направилась прямиком в отцовскую спальню. Лоркан снова уснул, так что она поставила поднос на прикроватный столик и направилась к выходу.

— Куда ты собралась, милая?

Она встала на колени возле кровати отца, чтобы оказаться с ним вровень:

— Я думала, ты опять уснул.

Он нахмурился, и его веки задрожали — она видела, с каким трудом он пытается вновь их поднять.

— Чертов Рази со своими проклятыми зельями.

Она хихикнула:

— Он будет вне себя. От этого ты должен был проспать по крайней мере до полудня!

Лоркан прочистил горло и сел. Она положила ладонь ему на плечо:

— Папа, они привели обратно Кристофера. Я хочу пойти его повидать, а потом вернусь, и мы с тобой позавтракаем, ладно?

Внезапно его взгляд стал ясным и встревоженным.

— Ты его видела? Хадрийца?

Винтер не ожидала от себя такого: слезы наполнили ее глаза и хлынули наружу, а губы глупо, по-девчоночьи задрожали, и ей пришлось стиснуть руки, чтобы не начался еще один приступ лихорадочной дрожи. Девушка сильно закусила внутреннюю сторону щеки и кивнула.

— Милая, — прошелестел Лоркан. — Надо тебе держаться подальше от этого парня.

— Я просто хочу…

— Я знаю, но он слишком опасен, чтобы дарить ему свою шляпу, малышка.

От удивления Винтер резко выпрямилась:

— Пап! Я не… — Она яростно вытерла глаза и нос рукавом. — Никаких чувств я к нему не испытываю! Просто… он же друг Рази. И он хороший человек! Я только…

— Милая, в том, чтобы испытывать чувства, нет ничего плохого. Но тебе следует выбрать кого-нибудь менее… У этого парня здесь нет будущего, ты же понимаешь.

«А у нас? — вдруг подумала Винтер. — А у нас здесь есть будущее?» Но вслух она сказала другое:

— Я собираюсь всего лишь проверить, не нужно ли им чего-нибудь. И мигом вернусь.

Когда она встала, Лоркан схватил ее за руку.

— Вин, — сказал он, силясь подыскать слова. — Он… Хадриец… Похоже, ему туго пришлось. Иногда, когда мужчине бывает очень плохо… и потом, когда он попадает в укромное и безопасное место, то может повести себя так, что не захочет, чтобы это увидела женщина.

Он поднял на нее взгляд, растерявшись и будучи не в силах объяснить своей внезапно выросшей маленькой дочурке, что почувствует лишившийся мужества Кристофер, если она станет свидетелем его слабости. А она смотрела на отца сверху вниз, потрясенная его неуверенностью и сраженная тем, что он только что назвал ее женщиной.