Он не понял, что означают эти звуки, но сказал себе, что это и не важно. Он уже приступил к исполнению запасного плана и оказался именно там, где ему было необходимо.

Луис шагал в сторону дома по одной из улиц на вершине холма, чтобы избежать давки, вызванной возвращением армии. Ему казалось, что спрятанное за пазухой золото оттопыривает тунику так, будто он затолкал туда живого козла, однако деваться некуда – придется идти с ценным грузом в свой квартал.

С возвращением армии весь город пришел в движение, еще более оживленное, чем обычно, поэтому его торопливая походка не привлекала особенного внимания, хотя время от времени, в особо опасных местах, он переходил на бег.

И погода внушала тревогу. Небо стало каким-то странным – пока Луис беседовал с евнухом, необычная призрачная дымка желтого цвета подернула весь небосклон и солнце как будто завернулось в вуаль. Свет стал сумеречным, хотя еще не миновал полдень.

Он спешно шагал по бедным улицам. Здесь не горели высокие факелы, купцы не торговали здесь золотом и шелками. Главные улицы Константинополя, прямые и праздничные, были подобны цветам, украшавшим его форумы и площади. А здесь начиналась спутанная масса корней, питавших их: узкие, извилистые переулки, темные даже в самые солнечные дни. На этих задворках правили уличные хищники: банды юнцов с жадными глазами, которые слонялись без дела, вынашивая преступные замыслы, грязные женщины и пьяные мужчины. На Средней улице продавали кожи. Здесь же искусанные блохами дети шарили в сточных канавах, выуживая навоз и дохлых собак, чтобы продать их кожевникам, жившим за городской стеной. Люди сытые и набожные крестились и молились, спеша в соборы и церкви. Диковинный цвет неба и пришедший холод вселяли в людей страх и неуверенность, они спешили помолиться и исповедаться в грехах.

Он пытался успокоиться. «Посмотри на город другими глазами, Луис». Вот прошел человек, явно врач, в хорошем платье оттенка шафрана. Три священника спешно прошмыгнули в сумраке, дети и взрослые хватали святых отцов за руки, прося благословения и защиты в этот странный день. Нумери – солдаты из постоянного городского гарнизона, названные так, потому что они отводили арестованных в Нумеру, – стояли на углах улиц, вселяя хоть какую-то уверенность. Однако они предпочитали таращиться в небеса, а не поддерживать общественный порядок.

В обычный день Луис взбодрился бы от ощущения опасности, исходящего из переулков, но сегодня, с золотом начальника за пазухой, испуганный предстоящим ему делом, он ощущал собственную уязвимость и подозрительность.

Луис заставил себя перейти на размеренный шаг. Его страхи никак не были связаны с цветом неба, ни даже с золотом, которое он нес. Он боялся того задания, какое поручил ему начальник священных покоев, – найти за три месяца заклинание, защищающее от магии. Возможно ли это? Он и сам не знал. Благочестиво ли это? Нет.

Он возьмет Беатрис и сейчас же уберется из Константинополя. Корабли на север и на Аравийский полуостров отходят каждый день. В Арабском Халифате изучают науки, возможно, там пригодится такой ученый, как он. Он не предаст Бога ни ради начальника священных покоев, ни ради кого-то еще.

Луис миновал кирпичную коробку цистерны Этиоса, вместилища питьевой воды для большей части города, которое построили рядом с оливковыми рощами – деревья находились под особой защитой императора, – и свернул в свой квартал.

Теперь он шагал по самым узким улицам квартала у маяка.

Они были на удивление пустынны. Народ разбежался по домам, все ставни были закрыты. Луис поглядел на небо. Желтизна сгущалась и темнела, солнце превратилось в размытое пятно. На головы посыпался то ли дождь, то ли снег. Он задрожал, и не только от холода. Он прекрасно понимал, что небо не должно быть такого цвета.

Луис забежал в дом, где они жили, пронесся по темным коридорам и лестницам. Когда он был уже на самом верху, пришлось идти на ощупь, потому что совсем стемнело.

– Беатрис, Беа?

Нет ответа. Он нашарил дверь и постучал, зная, что она заперта изнутри. Тишина. Он толкнул дверь, и она открылась.

В распахнутое окно проникал слабый свет странного дня. В комнате было холодно. Не было ни Беатрис, ни их пожитков. Ощущая, как его захлестывает волной страха, Луис ринулся во вторую комнату, на женскую половину. Здесь тоже было пусто.

Он вернулся в переднюю комнату. Осталась только кровать с матрасом, ночной горшок и маленький столик с пятном красного воска. Они не позволяли себе восковых свечей. Он подошел ближе. На воске оттиск печати. Он поднял столик и перенес к окну. На воске была отпечатана звезда и полумесяц, и еще несколько слов на латыни, которые он так и не смог прочитать.

Луис схватился рукой за подоконник. Звезда и полумесяц символы города, а также императора и его начальника священных покоев. Он все же испытал некоторое облегчение. Беатрис не бросила его, ее не схватили воины ее отца. Зато теперь он понимал, что ректор Магнавры говорил чистую правду, уверяя, что отныне он полностью принадлежит начальнику священных покоев.

Небо потемнело еще сильнее, над морем сгущались темно-серые тучи, солнце золотило их края, и эти черные сгустки, подернутые золотом, походили на чудовищные головешки. Из-за них море стало как будто дегтярным, а залив приобрел неестественный синюшный оттенок.

Луис дрожал от холода и не только. Его сковал страх. Эта мерзопакостная погода – ненормальная. Это вызвано каким-то колдовством! И вместо того, чтобы забрать Беатрис и спасаться бегством, ему придется остаться и выяснить причину. Глядя в уже почти черное небо, он верил, что за ним явились демоны.

Луис высунул руку из окна. На ладонь падал грязный снег. Он поднес пальцы ко рту и лизнул. На пальцах остался песок, а на языке – привкус пепла.

Однажды на рынке он видел представление: зев ада разверзался, чтобы поглотить падающих в него грешников, из разинутой пасти валил дым, который пускали с помощью какого-то хитроумного механизма. Может, это оно? Может, это врата ада распахнулись, выпуская дым и вонь пожарища? Может, судный день наступил?

Ему пришли на ум слова из Откровения Иоанна Богослова: «И взял Ангел кадильницу, и наполнил ее огнем с жертвенника, и поверг на землю: и произошли голоса́ и громы, и молнии и землетрясение».

Всего несколько дней назад в небе висела комета. Может, то была кадильница?

Но в следующий миг он позабыл о своих домыслах, вспомнив о жене.

– Беатрис! – воскликнул он.

Луис слетел вниз по лестнице и побежал обратно во дворец.

Глаза Элифа привыкли к свету факелов, пока его вели в недра Нумеры. Его охраняли четыре стражника, двое шли впереди, двое сзади. Они остановились перед открытой дверью в конце коридора. Оттуда выходил горячий воздух, спертый и зловонный, хотя и сдобренный ладаном. А еще он услышал музыку: флейта чуть гнусаво выводила замысловатую мелодию под незнакомый, странный для его слуха ритм. Мужской голос пел нечто весьма похожее на песнь радости.

Его подтолкнули в спину древком копья, и он, споткнувшись, вошел в светлое помещение, большую комнату со сводчатыми потолками, в которой горели камышовые факелы. Повсюду были люди – женщины, дети, мужчины в богатых одеждах. Слева от Элифа на изящном стуле сидел купец в желто-зеленых шелках, он ел виноград, держа целую гроздь, а женщина стояла на коленях рядом с ним, поднося кубок с вином. Все это походило бы на сцену из повседневной жизни любого богатого дома, если бы не одна деталь – на ногах у купца были кандалы, а руки сковывала железная цепь.

Человек с флейтой сидел в углу, скрестив ноги, а сидевшие вокруг него хлопали в ладоши, отбивая неровный ритм. Некоторые, кажется, даже умудрялись здесь торговать, у двоих были пергаменты и стилосы. Здесь было совсем не так, как представлялось Элифу. Это место походило на рыночную площадь.