Калли коснулось дыхание Ралстона, и она почувствовала запах скотча и чего-то более необычного, более мужского, и ее пронзило чувство полного и абсолютного восторга. Это был Ралстон, ее будущий муж, и он заставлял ее ощущать себя такой нежной и податливой, такой живой. Он покрывал поцелуями ее шею, шепча ее имя словно молитву, и поднял ее руки, положив их себе на плечи, и коснулся губами нежной кожи над вырезом платья. Дыхание Калли участилось, когда его сильные руки скользнули по ее телу и он обхватил ее груди своими ладонями жестом полного и абсолютного обладания.

— Это платье, — произнес он, и слова были тягучими и плавными, — оно греховное.

Калли не смогла сдержать улыбки, когда он слегка откинулся назад, наблюдая, как вздымается обтянутая атласом грудь.

— Ты так считаешь?

— Несомненно. Оно создано, чтобы сводить мужчин с ума... чтобы подчеркивать все твои роскошные формы, — он неторопливо провел пальцем под атласным вырезом слегка коснувшись кончика соска, — не выставляя их напоказ. Смотреть на него — такая мука, — добавил он соблазняющим тоном, спуская вырез платья ниже, так что показался один напряженный сосок, подставленный прохладному воздуху и его горячим губам. Он втянул сосок, и Калли изогнулась, прижимаясь к нему, но Ралстон отпустил ее и произнес: — Когда мы поженимся, я накуплю тебе таких платьев всех возможных расцветок.

Калли хихикнула в ответ на его слова, и смех ее сменился сначала вздохом, а затем слабым стоном, когда его губы стали творить чудеса на ее нежной, чувствительной коже. Он продлил это наслаждение достаточно долго, но вскоре опомнился, вспомнив, где они находятся.

— Мне пришло в голову, милая, — сказал Гейбриел, вновь отстраняясь, — что это крайне неподходящее место, чтобы заниматься здесь таким деликатным делом, в то время как все твое семейство находится совсем рядом.

Он встретил ее взгляд, и тягучая страсть в глазах Калли на мгновение захватила его, и, слегка застонав, он вновь обхватил ее губы горячим поцелуем, который на несколько долгих минут лишил их способности мыслить и рассуждать. Когда он вновь отстранился и оба они тяжело дышали, он поправил ей платье, запечатлев на нежной коже груди легкий поцелуй.

— Я не могу остаться, императрица. Ты для меня слишком сильный соблазн, а я не настолько силен и добродетелен, чтобы устоять перед ним.

Он произнес эти слова тихо на ушко Калли, уткнувшись носом ей в волосы, которые он больше не считал обычными каштановыми. Теперь они казались ему насыщенного шоколадного цвета с оттенком красного дерева, которому отныне он отдавал предпочтение перед всеми другими цветами.

— Я вернусь завтра. Возможно, нам удастся прогуляться по Серпентайну.

Калли не хотелось, чтобы Гейбриел уходил. Не хотелось, чтобы эта ночь кончалась. Не хотелось утром обнаружить, что все происходящее было всего лишь прекрасным, изумительным и очень реальным сном.

— Не уходи, — прошептала она, смело положив руку ему на затылок и захватывая его губы долгим поцелуем. — Останься.

Гейбриел улыбнулся и коснулся лбом ее лба.

— Ты очень плохо на меня влияешь. Я пытаюсь перевернуть новую страницу — стараюсь вести себя более подобающим джентльмену образом.

— А что, если я хочу, чтобы ты остался шалопаем? — поддразнила она, пальцем проводя по его шее и груди, дотрагиваясь до пуговиц на жилете. — Даже распутником?

Калли расстегнула одну пуговицу, и Ралстон взял ее ладонь, поднес к губам и запечатлел мимолетный поцелуй.

— Калли, — произнес он тоном, в котором отчетливо прозвучало предупреждение, когда она свободной рукой взялась за вторую пуговицу.

Она поцеловала его в четко очерченную скулу и прошептала дрожащим от волнения голосом:

— Уложи меня в постель, Гейбриел. Позволь мне испробовать вкус греха.

Дыхание Ралстона участилось при этих словах, но он понял, что если сейчас уйдет, то это будет самый благородный поступок, который он совершал за всю свою жизнь. Глубоким, чуть хриплым голосом он ответил:

— Полагаю, ты достаточно вкусила его за последние несколько недель, императрица.

— Но ведь как только мы поженимся, это станет возвращением к прежней заурядной Калли. Возможно, это мой последний шанс.

Тень неуверенности в себе омрачила ее лицо.

— Даже не сомневайся, милая: в тебе нет ничего заурядного.

Он снова поцеловал ее, поглаживая, пока она не отстранилась от него, тяжело дыша.

Заглянув ему в глаза, она попыталась вновь:

— Пойдем наверх, Гейбриел.

Последовала долгая пауза, и Калли подумала, что позволила себе зайти слишком далеко. Гейбриел встал, протянул к ней руки и, подняв на ноги, поставил перед собой.

— Ты понимаешь, что, если нас застанут, нам придется пожениться незамедлительно?

Ее охватило восторженное возбуждение.

— Я понимаю.

— И у тебя не будет роскошной свадьбы, о какой, несомненно, так давно мечтает твоя матушка.

Калли покачала головой:

— В любом случае я никогда не хотела такой свадьбы. Матушка может отыграться и на Марианне.

Она подняла руки и обняла его за широкие плечи.

— И твоя матушка никогда не простит мне, что я испортил репутацию ее старшей дочери.

Он тоже обнял ее и крепко прижал к себе.

— О, она простит тебя. Маркизы редко испытывают на себе всю силу материнского гнева. И позволю вам напомнить, сэр, что моя репутация и так погублена.

Гейбриел хихикнул.

— Ну что ж, леди, ведите меня.

Они стали украдкой подниматься наверх, прямиком в спальню Калли. Дверь за ними бесшумно закрылась, и воздух тотчас сгустился от напряжения. Калли мгновенно ощутила нервозность.

Присутствие мужчины казалось неуместным в этой изящной маленькой комнатке. Калли посмотрела на свои крепко сцепленные руки и подумала: разве приходило ей голову, что когда-нибудь она окажется с маркизом в этом интимном месте в такой близости? Конечно же, нет.

Но он поднял ее подбородок и, коснувшись ее губ своими губами, притянул к себе настолько крепко, что все мысли разом покинули ее.

Его руки быстро скользнули по длинному ряду пуговиц на ее платье. Калли почувствовала, как натяжение ткани ослабло и прохладный воздух коснулся ее разгоряченной кожи, и поняла, что он останется и что эта ночь станет самой важной в ее жизни — ночь, когда она приняла предложение Ралстона, первая ночь их будущей совместной жизни. И она не могла отрицать неизбежности и естественности всего происходящего — того, что он находится здесь с ней, что его губы ласкают ее, а руки снимают платье, обнажая...

— О моя императрица!

Восторженное восклицание Ралстона отвлекло Калли от ее мыслей. Его взгляд был прикован к нижнему белью из шелка. Изящная ткань облегала ее прекрасные изгибы, соблазнительно намекая на то, что скрывается под ней. Он напомнил ей хищника — голодного, страстно желающего завладеть своей жертвой. И у Калли перехватило дыхание, когда их взгляды встретились и в его глазах она увидела страсть.

Она залилась румянцем.

— Мадам Эбер сказала, что это мне понадобится.

Его глаза потемнели до насыщенно-полуночного оттенка.

— Мадам Эбер была права.

Калли разбудил шелест газетных страниц.

Она открыла глаза и, не сразу сориентировавшись в сумеречном сером свете, обычном для этого предрассветного часа, вновь закрыла.

Огонь в камине давно уже погас, и девушка свернулась клубочком и придвинулась ближе к источнику тепла рядом с ней, прижимаясь всем телом к гладкой теплой коже... и только тут осознала, от кого же исходит это тепло.

Она широко раскрыла глаза и наткнулась на веселый взгляд Ралстона.

— Доброе утро, императрица.

Еще не окончательно проснувшись, Калли скорее ощутила, чем услышала слова, гулко прокатившиеся в его груди, и покраснела. Ведь не каждый день просыпаешься в постели рядом с мужчиной. Отстранившись от него в отчаянной попытке принять надлежащий леди вид, Калли ответила: