Генерал-майор огласил обвинительный акт, особо выделив брошюру «Манифест анархистов-коммунистов»:
– Осмотром брошюры установлено, что цель анархистов-коммунистов – создать человека «без бога, без хозяина и без власти». Рядом с уничтожением частной собственности должно идти «полное уничтожение государства, достигнуть этого можно путем восстания, во время которого будут взорваны казармы, жандармские и полицейские управления, расстреляны наиболее видные военные и полицейские начальники…»
Эта цитата как нельзя более эмоционально воздействовала на временных членов суда. Впрочем, строевые штаб-офицеры заранее готовы были вынести любое решение, которое потребует от них генерал.
Военный судья продолжал:
– …во исполнение задач и целей означенного сообщества, в качестве члена его, участвовал в совещаниях этого сообщества при обсуждении вопроса об организации убийства председателя совета министров статс-секретаря Столыпина, что предусмотрено первой частью 102-й статьи Уголовного уложения…
– …умышленно, с целью лишения его жизни, произвел в него на расстоянии двух-трех шагов из заряженного револьвера системы «Браунинг» два последовательных выстрела… от коих повреждений статс-секретарь 5-го того же сентября скончался, что предусмотрено первым параграфом 18-й статьи Положения об усиленной охране…
– …вследствие распоряжения киевского, подольского и волынского генерал-губернатора настоящее дело передано на рассмотрение киевского военноокружного суда для суждения и наказания виновного по законам военного времени!
Богров, признав себя виновным в убийстве Столыпина, отрицал свою принадлежность к какому-либо сообществу и чье-либо соучастие в террористическом акте.
В девять часов вечера председательствующий объявил приговор:
– «Киевский военно-окружной суд постановил: первое – подсудимого, помощника присяжного поверенного Мордко Гершковича (он же Дмитрий Григорьев) Богрова, как признанного виновным в участии в сообществе, составившемся для насильственного посягательства на изменение в России установленного основными государственными законами образа правления и в предумышленном убийстве председателя совета министров статс-секретаря Столыпина по поводу исполнения им своих служебных обязанностей – лишить всех прав состояния и подвергнуть смертной казни через повешение и, второе, – вещественные по делу доказательства, находящиеся в особом пакете при деле, оставить при деле; две пустые гильзы и пулю предать уничтожению, револьвер, обойму с пятью боевыми патронами возвратить наследникам подсудимого Богрова с соблюдением правил, предписанных по закону для приобретения и хранения оружия и боевых патронов…»
Когда осужденного вывели из залы, военный судья приказал всем остальным участникам заседания задержаться и огласил особое постановление, которое военный прокурор должен довести до сведения надлежащих властей: о преступном поведении начальника
охранного отделения подполковника Кулябки, не принявшего никаких мер для предотвращения покушения.
ИЗ ПИСЬМА НИКОЛАЯ II ВДОВСТВУЮЩЕЙ ИМПЕРАТРИЦЕ МАРИИ ФЕДОРОВНЕ
Севастополь, 10 сентября
Милая, дорогая мама.
Наконец нахожу время написать тебе о нашем путешествии, которое было наполнено самыми разнообразными впечатлениями, и радостными и грустными… Я порядочно уставал, но все шло так хорошо, так гладко, подъем духа поддерживал бодрость, как 1-го вечером в театре произошло пакостное покушение на Столыпина… Аликс ничего не знала, и я ей рассказал о случившемся. Она приняла известие довольно спокойно… На следующий день, 2 сентября, был великолепный парад войскам на месте окончания маневров. Приехал сюда 8 сентября к дневному чаю. Стоял дивный теплый день. Радость огромная попасть снова на яхту!
На следующий день сделал смотр Черноморскому флоту и посетил корабли «Пантелеймон», «Иоанн Златоуст», и «Евстафий»… Многие из господ ездят в Ливадию и привозят очень приятные известия о новом доме; его находят красивым снаружи, уютным и удобным внутри… Я нахожусь в переписке с Коковцовым относительно будущего министра внутренних дел. Выбор очень трудный. Надо, чтобы вновь назначаемый знал хорошо полицию, которая сейчас в ужасном состоянии. Этому условию отвечает государственный секретарь Макаров. Я еще думаю о Хвостове, бывшем вологодским губернатором, теперь он в Нижнем. Не знаю, на ком остановиться.
Теперь пора кончать. Христос с тобою! Крепко обнимаю тебя, моя дорогая мама. Поклон всем. Сердечно тебя любящий твой
Ники
НАЧАЛЬНИКУ КИЕВСКОГО ОХРАННОГО ОТДЕЛЕНИЯ
СРОЧНО. СЕКРЕТНО.
Предписание
В газетах упорно циркулирует слух, что револьвер, из которого Дмитрий Богров стрелял в статс-секретаря Столыпина, был получен им, Богровым, из вверенного Вам отделения. Прошу надписью на сем же сообщить мне насколько достоверны вышеуказанные сведения.
Генерал-майор Шредель
НАЧАЛЬНИКУ КИЕВСКОГО ГУБЕРНСКОГО ЖАНДАРМСКОГО УПРАВЛЕНИЯ
СЕКРЕТНО. СПЕШНОЕ.
Акт
Комиссия в составе Отдельного Корпуса Жандармов ротмистра Вахнина, Отдельного Корпуса Жандармов штаб-ротмистра Богдановича и чиновника особых поручений Батюшкова произвела проверку всего оружия и огнестрельных припасов, состоящего в Киевском Охранном Отделении… При сем выяснили следующее:
1) Описи оружия и огнестрельных припасов не ведется.
2) Заведывание оружием и огнестрельными припасами никому не поручено.
3) Передача такового от одного лица другому не производилась. Откуда и когда получены, неизвестно. В делах Отделения не найдены препроводительные бумаги, указывающие на отправку оружия.
…Представляя при сем акт произведенного учета оружия, доношу, что указаний на то, чтобы револьвер, оказавшийся у террориста Богрова, находился в Отделении, не добыто.
И.д. начальника Отделения ротмистр Самохвалов
ТЕЛЕГРАММА ИЗ БЕРЛИНА КИЕВСКОМУ ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРУ
Зная хорошо душевные наклонности моего злосчастного сына и имея на руках несомненные доказательства того, что до 30 августа он был вполне поглощен обычными житейскими заботами и делами, я глубоко убежден, что на ужасное дело он был подвигнут внезапным для него стечением обстоятельств, подстроенным более зрелым и коварным умом. Поэтому я решаюсь умолять ваше высокопревосходительство не передавать дела на рассмотрение исключительного суда, преследующего главным образом цели быстрого возмездия, а предоставить возможность неторопливым, но всесторонним исследованием нормального суда выяснить всю истину ужасного события и всех интеллектуальных виновников его. Если уж горькая моя судьба такова, что на склоне лет я должен видеть гибель своего детища, то пусть хоть злосчастный мой сын послужит искупительною жертвою для предупреждения такой гибели других сынов нашей родины.
Григорий Богров
ПИСЬМО ДМИТРИЯ БОГРОВА
Один лист бумаги выдан арестованному.
Караульный начальник штабс-капитан Орехов
10 сентября 1911 г.
Косой капонир.
Дорогие мама и папа! Единственный момент, когда мне становится тяжело, это при мысли о вас, дорогие мои. Я знаю, что вас глубоко поразила неожиданность всего происшедшего, знаю, что вы должны были растеряться под внезапностью обнаружения действительных и мнимых тайн. Что обо мне пишут, что дошло до сведения вашего, я не знаю. Последняя моя мечта была бы, чтоб у вас, милые, осталось обо мне мнение как о человеке может быть и несчастном, но честном. Простите меня еще раз, забудьте все дурное, что слышите, и примиритесь со своим горем, как я мирюсь со своей участью. В вас я теряю самых лучших, самых близких мне людей, и я рад, что вы переживете меня, а не я вас. Целую вас много, много раз. Целую и всех дорогих близких и у всех у вас прошу прощения.
Ваш сын Митя.
