– Конечно, Владимир Ильич, разве надо нам подтверждать? – даже обиделся Семен. – Мы и рвались сюда, в Лонжюмо, чтобы вооружить себя для такой борьбы.

Ленин добро и устало улыбнулся:

– Да, я был убежден, друзья, что мы – единомышленники. Но кроме ликвидаторов в партии есть и другие враги. Скрытые, тем более опасные – это прежде всего Троцкий и подобные ему. Их компания вреднее всяких ликвидаторов. Я думаю, что ликвидаторы ясны рабочим, тем более что они прямо излагают свои взгляды. А Троцкий обманывает рабочих фразами о «примирении всех враждующих» и прикрывает этим ликвидаторское зло. Троцкий явно повернул к ликвидаторам. И наш с вами долг предупредить всех большевиков об этой опасности и призвать их к сплочению сил, вы согласны со мной?

– Какие могут быть разговоры! – Серго было непонятно, зачем Ленин говорит сейчас все это: неужели еще не верит, что и сам Серго, и Семен, и Захар – неколебимые его сторонники?

– Так вот, друзья: вчера закончилось совещание членов ЦК. Принято наконец решение о всероссийской общепартийной конференции. Провести ее надо во что бы то ни стало и как можно быстрей. Нашу партию может вывести на дорогу только большевизм, чуждый шатаний и влево и вправо.

– Я уверен: на конференции победим мы! – взмахнул рукой Серго.

– Я тоже глубоко убежден в этом. Прежде всего потому, что на конференции будут делегаты от российских комитетов. А рабочий класс, рабочие-партийцы не дадут ликвидировать партию. Они работают под нашими лозунгами. – Владимир Ильич отпил чаю, похрустел сухарем. – Так вот, друзья мои, – он оглядел сидящих за столом. – для подготовки конференции ныне создан Организационный комитет. Теперь предстоит архиважная, дьявольской трудности работа уже непосредственно в России.

Серго переглянулся с товарищами. Почему Владимир Ильич рассказывает им, слушателям школы, о совещании цекистов и их решениях?.. Он не успел додумать эту мысль, как Ленин сам сказал:

– Намечено послать в Россию наиболее опытных и надежных товарищей – уполномоченных этой комиссии. Я думаю, что с таким заданием лучше всего справитесь вы трое.

Серго не сдержал восторженного восклицания. Заторопился:

– Когда ехать?

– Чем скорей, тем лучше. Работа будет гигантская. Надо не просто объехать все крупные промышленные центры. По существу, во многих городах партийные организации разгромлены или бездействуют. Надо их восстановить, вернуть к жизни. Надо, чтобы эти организации и комитеты выбрали своих представителей в будущую Российскую организационную комиссию, а затем чтобы эта комиссия уже провела на местах выборы делегатов на конференцию.

Ленин снова внимательно оглядел каждого, будто бы окончательно выверяя для себя: справятся ли?

– Не беспокойтесь, Владимир Ильич.

– Вы должны знать: задание черезвычайно опасное. Судя по письму, которое одному из арестованных товарищей-цекистов удалось переслать из тюрьмы, жандармы следили за каждым их шагом в течение нескольких месяцев. Видимо, у полиции имеются хорошо осведомленные агенты. Будьте крайне осторожны!

– Конечно! – Серго уже испытывал нетерпение. Как в детстве, за мгновение перед дракой. И страшновато и так жаждешь схватки!.. – Куда ехать?

Они начали обдумывать маршруты. Захар выбрал Питер, Москву и Центральную промышленную область – у него там были старые связи.

– Я хорошо знаю Урал, – сказал Семен.

– Ну а мне, если можно, поручите Закавказье и прочий юг.

Владимир Ильич согласился с таким распределением районов.

– В Париже, с товарищами из ЗОК – так будем отныне именовать Заграничную организационную комиссию – обсудите все: адреса явок, пароли, контрольные сроки. ЗОК снабдит вас документами и деньгами. Договоритесь о связи, получите шифры для переписки, – наставлял их Ленин. – Еще раз предупреждаю: осторожность и осторожность! Дело поручено вам архиважное, первостепенное для партии в данный момент. Выезжать будете по одному, в разное время, под благовидными предлогами. Ни один из учеников школы не должен знать об истинной причине вашего отъезда.

Следующим утром Серго, как обычно, сидел на занятиях в сарае, старался внимательно слушать, но не мог уловить мысли лектора. Наблюдая за товарищем Инессой, позволив себе открыто любоваться ею, думал: «А она знает?.. Нет, не знает… Да и что ей до меня?..» В этой мысли были и грусть и облегчение.

Арпажонский паровичок останавливался в Лонжюмо в полдень. Еще с вечера Серго стал жаловаться товарищам, что у него разболелись уши – сил нет. Надо съездить в Париж к врачу.

И вот уже пыхтит паровичок, поднимаясь на лесистый гребень Роше-де-со, возвышающийся над Иветтой. Сколько воспоминаний связано отныне и с этой долиной, и с этим песчаным берегом реки. Вон вдали башня замка, где побывали они несколько дней назад. А впереди синь неба над горизонтом подернута желтизной. То уже марево Парижа..

Уже который день Антон жил в избе лесника.

Безделье начинало томить его. Попробовал наколоть дров, да не совладал с тяжелым топором, вогнал в полено – не вытащил. Сил еще не было.

Предложил Жене:

– Пойдем в лес?

Узкая тропинка вела от калитки в чащу. Через десяток шагов девушка уверенно свернула с нее. Когда-то не одна буря прошла над тайгой. Огромные стволы ветровала, полусгнившие, обросшие лишайниками, преграждали путь. Евгения находила лазы – арки под ветвями, Антон едва поспевал за ней. Вскоре они вышли к просеке, по которой тянулась другая тропинка с заметно вбитой в землю травой.

– Куда это? – насторожился он. – В станицу?

– До ближнего жилья отсюда верст сто! – беспечно махнула рукой девушка. – Вон в той стороне, – она показала вдоль просеки, – старатели моют золото. А по этой тропинке к ним спиртоносы ходят. Это торговцы, на своем горбу старателям водку таскают и всякую снедь, меняют на золото. Их еще «горбачами» зовут. Дорога эта, Прокопьич говорил, так и называется «тропой спиртоносов». Здесь, случается, подстерегают горбачей бандиты. Тут нравы такие! Да что мне вам-то рассказывать…

«Она и вправду думает, что я тоже „придорожник“…»

Наверное, старик был с Женей разговорчивей или она и раньше знала лес: называла каждую пичугу – это рыжая овсянка, а вон та – голубая сорока, там – славка-завирушка, над головой в кроне – неугомонная кедровка… Он же мог отличить лишь тружеников-дятлов, примостившихся на стволах сосен. Лес уже не так звенел разноголосьем, как в те дни, когда брели по нему Антон и Федор: птицы были заняты вскармливанием детенышей. Девушка показала на ягодник, где кормятся тетерева и глухари, отыскала среди зарослей стланика и вереска гнездо куропатки. Птенцы были еще маленькие, в пуху. Куропатка-мать закричала и, взъерошенная, отважно бросилась навстречу опасности…

Теперь Антон и Евгения отправлялись в лес почти каждое утро. Однажды они забрели в малинник. Кусты были усыпаны спелыми ягодами. В гуще зарослей что-то тяжело заворочалось.

– Медведь небось, – спокойно сказала девушка. – Прокопьич говорит: летом он не страшный, потому что сытый. Сюда даже тигры и барсы заходят. С Амура.

Антон чувствовал, что лес возбуждает, увлекает Женю своим щедрым и разнообразным великолепием, а она сама предстает как бы в роли хозяйки, принимающей гостя. В лесу она уже не казалась ему такой тщедушной. Ходьба горячила ее, румянила впалые щеки. Только ли ходьба?.. Поджидая ковыляющего на неверных ногах Антона, она поднимала глаза, и в них была радостная настороженность. Что-то заглушая в себе, она тараторила, тараторила без умолку. Но однажды осеклась, привалилась к мшистой поверженной осине, затряслась в кашле.

– Что с вами? Что с тобой? – Антон взял ее за худые плечи.

Девушка отстранилась, зажала рот платком. Потом отвернулась, вытерла лицо.

– Не обращайте внимания… – в глазах ее были слезы.

Глухой, глубокий, будто рвущий легкие кашель испугал Антона – так заходился Федор.

– Пошли из этой сырости!