– Срок давности не снимает вашей ответственности, – остывая, проговорил он. Подумал: к департаменту должно быть применимо правило жрецов древности – каждый непосвященный, добравшийся до тайных хранилищ и похитивший «великие святые формулы», обрекает себя на сожжение. Но резюмировал кратко: – Необходимо принять меры.
– Расследование уже ведется, ваше высокопревосходительство, – отозвался директор. – Установлено, что Меньщиков, уйдя в отставку, выехал в Финляндию, захватив с собой копии наиболее секретных документов. Последние годы он усиленно работал над каким-то сочинением. В настоящее время переселился во Францию. Соответствующие указания заведующему заграничной агентурой даны.
– Обратите внимание Красильникова: нельзя допустить ни в коем случае… – в нем снова начал закипать гнев, – ни в коем случае, чтобы добытые сим господином сведения стали достоянием гласности! Вы понимаете? Да еще в Европе, где только и жаждут сенсаций из России! – Подумал: эх, нет Гартинга! Того не было нужды тыкать носом – сам первым бежал по следу. А этот Красильников, гусарский фат… Но шеф заграничного розыска был далеко, и свой гнев Столыпин вновь обратил на директора. – Как вообще могло случиться, что бывший революционер оказался на службе в департаменте? Не убежден, что он – единственный в вашей вотчине!
– Смею отметить, ваше высокопревосходительство: многие выдающиеся секретные сотрудники департамента произросли именно из революционной среды, – не принимая вину на себя, возразил Зуев. – Стоит вспомнить полковника Зубатова, действительного статского советника Гартинга или пресловутого Азефа. Мог бы назвать и других.
«Да, – припомнил Столыпин, – „Блондинка“ тоже из этой компании…»
– Позволю себе заметить, ваше высокопревосходительство, что организация внутреннего освещения и предполагает наличие таких секретных сотрудников, кои могут выступать в обследуемой среде в облике революционных сотоварищей, – мягко, но назидательно продолжил директор. – Иначе их исторгли бы из этой среды.
Петр Аркадьевич вынужден был согласиться и с этим. Более того: что-то в объяснениях Зуева ему понравилось. Да, романтические истории о благородных рыцарях-разведчиках в стане врага – достояние легенд. Кажется, об английском короле Альфреде бытует легенда, что он под видом бедняка проник в лагерь датчан, услаждал их слух игрой на арфе, а тем временем выведал замыслы, разгромил в бою и принял побежденных, сидя на троне с арфой в руках?.. Ах, как красиво! Но разве не предатель Эфиальт провел персов по тайной тропе в обход Фермопил? А Ганнибал, Юлий Цезарь, Карл Великий – не пользовались ли они услугами осведомителей и лазутчиков?.. В той самой Франции, где угнездился ныне Меньщиков, императора Наполеона III величали «главным шпионом над своими возлюбленными подданными», а начальник охранной службы времен второй империи советовал: чтобы держать в руках ключи всех заговоров, нужно своего агента окружать десятком-другим дураков, болтунов и несколькими недовольными, одержимыми честолюбием и враждою к правительству. И действительно, в ту пору не было ни одного заговора, в котором не участвовал бы агент наполеоновской полиции. Прохвосты, негодяи, готовые и отца родного продать за копейку… Сыск ведется не в белых перчатках, трудно не замарать рук. Столыпин некоторое время назад приказал Зуеву, чтобы тот разработал специальную инструкцию «Об агентах, склонных ко лжи и шантажированию». Неизбежные издержки. Однако куда более сурово вынужден он бороться с проявлениями чистоплюйства, которое в обществе принято почитать за благородство. Дальний родственник и друг детства, товарищ Петра Аркадьевича по гимназии Александр Александрович Лопухин, был своим в доме Столыпиных. Лопухины – род древнейший. Одна из Лопухиных, Евдокия, была даже русской царицей, первой женой Петра Великого. Хотя Александр Александрович слыл либералом, в канун пятого года предшественник Столыпина фон Плеве по неведомым причинам назначил его директором департамента полиции. Вскоре Лопухин оставил службу – она, видите ли, не согласовывалась с его взглядами, и даже обратился к Петру Аркадьевичу – уже министру – с предостережением: мол, любой полицейский чиновник, любой жандармский офицер со своими секретными агентами становится полным господином всякого жителя и в конечном счете – всей России. Мало того, уже как частное лицо Лопухин – именно он! – раскрыл перед общественностью Азефа и нанес этим серьезнейший вред делу политического розыска. Вот так: с одной стороны – благородство души, взгляды, придерживаясь каковых зазорно пользоваться услугами провокаторов, а с другой – обязанности государственной службы. С одной стороны – родственник и друг детства, но с другой – противник системы, пестуемой Петром Аркадьевичем. Только от министра зависело, какой ход дать делу. Он решил: «Заслуживает суровой кары» – и подвел Лопухина под такую статью Уголовного уложения, которая не соответствовала совершенному – применение ее предусматривало, что сам подсудимый принадлежит к тайному преступному сообществу. Бывший директор департамента полиции – анархист или эсер? Это уже сверх всякой меры. Однако сам Столыпин подписал ордер на арест, и товарищ детских игр был осужден на пять лет каторжных работ, замененных административной высылкой в Сибирь. Спустя некоторое время Петр Аркадьевич получил донесение: одиночной камерой, а затем и суровой жизнью в тайге Лопухин сломлен, благородные порывы улетучились… Да, всё – на алтарь власти. А как иначе? Подобно Клеону Афинскому, который, став правителем, призвал бывших своих друзей и объявил им, что отказывается от их дружбы, ибо она может помешать ему в выполнении государственного долга. Жестокость?.. И Ганнибал был жесток, но не этим оставлен он в памяти потомков!
В потоке мыслей, как затопленный комель на стремнине реки, всплыло имя: Азеф. «Такой же сотрудник полиции, как и многие другие». Это Петр Аркадьевич произнес с думской трибуны. Но нет же – Азеф совсем не как многие!..
– Нил Петрович, почему в сводках по департаменту давно не вижу обзора деятельности партии социалистов-революционеров?
Зуев разомкнул веки и без промедления, лишь успев облизать нижнюю губу, ответил – будто ждал именно этого вопроса:
– Кампания по разоблачению Азефа деморализовала партию эсеров. Она распалась и по существу прекратила существование.
Прав был Трусевич в том разговоре на балконе сената. «Нечто» всплыло – вот он, третий кит, на котором будет покоиться империя Российская! Этот кит – огромный, с толстой скользкой кожей, с разверстой пастью, заглатывающей неимоверные массы воды через свои «усы»-пластины, в коих задерживается все съедобное, – предстал как собирательный образ секретного сотрудника.
– Нил Петрович, прошу вас разработать инструкцию о широком привлечении охранными отделениями и жандармскими управлениями по всей империи новых секретных сотрудников, – чеканя каждое слово, приказал министр. – Привлекать из всех слоев общества, особое внимание обратив на низшие сословия.
Зуев сделал неловкое движение, отозвавшееся в недрах кресла томительным звоном.
– Должен заметить, ваше высокопревосходительство, что секретные сотрудники стоят немало. Роспись расходов департамента находится уже на пределе.
– Пусть сие вас не беспокоит, – Столыпин открыл ящик с сигарами, взял одну, а остальные пододвинул директору. Обрезал кончик сигары. Зуев, привстав, поднес огонь. – Деньги найдем.
В личном распоряжении Столыпина был особый секретный фонд, три миллиона рублей, не подлежащих отчетности. Не хватит этих трех миллионов – потрясет мошной министр финансов Коковцов.
– Инструкция должна быть предназначена для высших чинов департамента и корпуса? – спросил, уточняя, Зуев. – В ином случае, ваше высокопревосходительство, утечка сведений будет неизбежна, и в обществе поднимется шум. – Нас не должно это пугать. Напротив, – загадочно успокоил его Столыпин. А сам подумал: да, шум поднимается! Даже октябристы и кадеты – и они ныне вносят в Думу запросы о провокаторах и провокации, считая, что подобная практика опасна не столько для революционеров, сколько для империи: язва осведомительства-де разъедает устои самодержавия. Ошибаетесь, господа! Наоборот, надо еще крепче оплести Россию паутиной провокаторства! И тогда, как показал опыт с эсерами, антиправительственные сообщества будут взорваны изнутри, что приведет к самоликвидации революционных партий. Что же до шума в обществе, то и он на пользу. Пусть каждый озирается, трепещет, поспешает с доносом!..
