– Погадай, красавица!

Девчонка обхватила тонкими грязными пальцами его ладонь. Что-то гортанно зашептала, словно бы заклиная. Подняла скорбные прекрасные глаза:

– Ждут тебя дальние дороги… Казенные дома…

«И без тебя знаю!» – убрал он руку.

Над площадью возвышался собор. Задерешь голову, покажется, что не облака плывут, а заваливаются купола. Серго слышал, что здешние жулики – не знаменитые ростовские воры, а мелкота – любили разыгрывать на базаре спектакль. В разных концах площади они поднимали крик: «Церковь падает! Храм падает!» Торговки ахали – и впрямь падает! Начинался переполох. Бабы все бросали, разбегались, а пройдохи живились на славу. И хотя такую забаву устраивали здесь чуть не каждый год, результат был неизменным: толпа легковерна.

Потолкавшись на базаре и окончательно убедившись, что слежки за ним нет, Серго вышел наконец на Темерницкую. Вот и портняжная мастерская: «Шью, крою, перелицовываю». Полуподвал с железными козырьками над окошками, каменные ступеньки. Мокрая тряпка.

Тряпка – главный сигнал. Молодцы, хорошо придумали! Окажись тряпка сухой, Серго прошел бы мимо мастерской. В Ростове у него были еще две запасные явки – в гараже Брусиловского на Большой Садовой и в типографии «Наука и жизнь».

Он старательно вытер ноги о тряпку и открыл дверь.

Хозяин мастерской и выглядел как типичный портняжка: очки на кончике шмыгающего носа, карандаш за ухом, наперсток на пальце и подушечка с булавками, пришпиленная к жилетке.

– Хочу перелицевать пиджак и пришить два потайных кармана – Ростов, знаете ли… – сказал Серго и, сделав паузу, добавил: – Мне посоветовал ваш киевский родственник Самвел.

Мастер глянул, пригнув голову, поверх очков:

– Очень рад. Пройдемте на примерку.

Из мастерской они черным ходом вышли во двор, поднялись по железной наружной лестнице на второй этаж. Богарсуков отворил дверь:

– Отдохните, дорогой гость. Здесь вам будет спокойно. А товарищи давно ждут.

Комната на ростовский манер была с внутренними ставнями. Ставни задвинуты – полумрак и прохлада. Пахло жареной картошкой. В Ростове, Серго знал, это праздничная еда.

Вечером пришли двое парней. В чистых косоворотках, с въевшейся в ссадины на руках окалиной.

– Николай… Исай… Члены Донкома.

Рассказали: в конце прошлого, десятого года удалось оборудовать нелегальную типографию – деньги на шрифты и машины собрали среди рабочих. Восстановили Исполнительный комитет Донской группы РСДРП – Донком. Наладили связи с ЦК и начали получать литературу из-за границы. В феврале нынешнего года пришло письмо от Надежды Константиновны. Она сообщила, что ростовской организации предоставлено одно место для учебы в общепартийной школе. Донком решил послать рабочего из Главных железнодорожных мастерских. На вокзале его арестовали. Направили двух других. Охранка и их схватила. А в ночь на 19 марта, во время заседания Донкома в квартире на Межевой улице, был арестован и весь комитет во главе с секретарем Алешей – Прокофием Джапаридзе… В ту же ночь жандармы захватили и типографию. Вот так. Но оставшиеся на свободе не сидят, конечно же, сложа руки. К Первому мая выпустили на гектографе листовку – пятьсот экземпляров. В праздник провели маевку в Балабановской роще. Месяц назад организовали забастовки на фабриках Емельянова и Загорулько. Создаются новые ячейки, оживают старые. Настрой боевой.

– Дело! – оценил рассказ ростовчан Серго. – Я еще в Киеве слышал о здешних провалах и, по совести говоря, опасался: не затоптали бы вас. А вы молодцы, выстояли! Давайте договоримся так: я побываю в нескольких ячейках. Хотел бы и у большевиков, и у меньшевиков, и у колеблющихся. Потолкуем по душам. А потом с представителями всех эсдековских кружков – и ростовских, и нахичеванских – соберемся и обсудим главный вопрос: о конференции.

– Встречи в ячейках устроим, – кивнул Николай. – А вот где собраться всем вместе?

– В балке за Нахичеванским питомником? На Темирнике? Или опять в Балабановской роще? – начал перечислять Исай.

– А нельзя на Дону? Прямо на воде, на лодках, или на каком-нибудь островке? – спросил Серго. – Очень люблю я на лодках!

– И то! – согласился Николай. – В воскресенье. Будто на гулянку.

Так и договорились.

До Ростова побывав уже и в Киеве, а перед тем всякого наслышавшись в Париже от политэмигрантов, Серго настроил себя на то, что застанет полный развал. Ничего подобного! В Киеве воссоздан городской комитет, действуют районные, есть пропагандистская коллегия, кружки почти на всех крупных предприятиях и в легальных обществах и клубах. Социал-демократические студенческие группы образованы в политехническом институте и на Высших женских курсах. Большевики призвали к работе всех, «кто не устал бороться, кто остался верен старым заветам». В Пуще-Водице, лесистом пригороде Киева, состоялось конспиративное заседание представителей всех местных организаций. Товарищи полностью встали на позицию ленинцев, поддержали идею созыва Российской организационной комиссии, тут же выбрали в нее своего представителя. Одного из членов киевского комитета дали в помощь уполномоченному ЗОК. Серго решил направить помощника в Екатеринослав и в соседние города и тут же написал в Париж: «Посылаю резолюцию Киевск. к. Здесь настроение самое бодрое. О ликвидаторах и слышать не хотят… Это Киев, который считали оплотом Троцкого. Забыли его, как прошлогодний снег. Одного тов. направим в Ек. и в др. города, а сам дальше. По получении этого письма переведи 150 – 200 руб. Думаю, работа пойдет вовсю. Тороплюсь, а поэтому прости, что пишу так мало…»

По двое, по трое они спустились к пристани на набережной Дона. Празднично одетые люди: в ситцевых и плисовых рубахах, в двубортных пиджаках, в брюках с напуском и начищенных сапогах. В картузах с лакированными козырьками и котелках. Лишь Серго – в своей неизменной соломенной шляпе. У кого – корзинка с провизией, у кого – сумка. Наняли прогулочные лодки. Не все скопом, а компаниями, и выгребли не разом. Но, лавируя меж пароходов, буксиров и барж, каждая лодка взяла курс против течения, к Зеленому острову.

Серго уже не в первый раз шутливо подумал: коль пришлось бы ему составлять свой фамильный герб, он вместо обычных геральдических знаков изобразил бы на щите кандалы и лодку. А что? Ему, отпрыску старинного дворянского рода, самое время подумать о таком символе. Отец его, правда, был уже из тех, о ком говорят: сверху шелк, а внутри щелк. Да и сверху шелк посекся. Не кичась происхождением, отец в последние годы жизни содержал семью, работая в поте лица, – возил на быках марганцевую руду с карьеров на железную дорогу. Мачеха Серго была простой, на все руки, крестьянкой. А все же герб не помешал бы. Только непременно с кандалами и лодкой.

Много воспоминаний связано у Серго с лодками. Первый серьезный, «с последствиями», арест под Гудаутой, когда казаки захватили их при разгрузке лодок с оружием. Сосланный бессрочно в Енисейскую губернию, в приангарскую таежную заимку Потоскуй, он по воскресеньям – на лодках – устраивал собрания «срочных» и «бессрочных» со всей округи, благо на Ангаре много протоков. Однажды охранники выследили их, поплыли вдогонку. Лавируя по протокам, ссыльные заманили их тяжелый баркас на перекат. И пока солдаты, облепленные гнусом, по пояс в воде, кляня весь свет, стаскивали свой челн с камней, товарищи провели собрание и отбыли восвояси. И бежал Серго на лодке – вниз по той же самой Ангаре, а потом пробирался через тайгу до Тайшета…

Вот и теперь скользит лодка, вспарывая носом воду. Принимай гостей, великая река, батюшка-Дон!..

Носятся, кричат чайки. Рыбаки сидят с удочками. Ветер пахнет речными водорослями. Ростов – по левому борту, на высоком холме. Справа, огороженный бакенами, приближается Зеленый остров. Действительно зеленый. Местами двухсаженные камыши подступают к самой воде. Или вдруг открываются пологие песчаные косы с вынесенными разливом корягами, обглоданными стволами, черными ребрами брошенных посудин. Зеленый остров взгорбился посреди Дона, разделив реку на два широких, по полверсты, рукава.