Когда я подтянулся к дому, то увидел машину, припаркованную перед въездом. Машина не совсем заблокировала проезд, но мне было бы сложно въехать, не замедлив движение. На капоте полулежал мужчина, и под тяжестью его тела передняя часть машины опустилась вниз так, что передний бампер почти уперся в асфальт. Мужчина был выше меня дюймов на пять, а то и на шесть, и много массивнее. Он явно страдал ожирением и напоминал гигантское яйцо с огромным кулем жира на животе, который нависал над его пахом и наползал на бедра. У него были слишком короткие ноги, настолько короткие, что руки казались длиннее, чем ноги. Зато кисти рук были далеко не дряблыми и не складными, а странно тонкими, почти аристократичными, правда, широкие и опухшие запястья им не соответствовали.

Небольшие ступни были упакованы в простые черные ботинки. Рыжевато-коричневые брюки явно укорачивали, лишнюю ткань завернули внутрь и неумело подшили, давая возможность судить о степени изменений по круговым отверстиям на голени, где-то посередине между коленом и щиколоткой. Брюки образовывали букву V, чтобы вместить куль жира, но этот странный куль был слишком большим или слишком неудобным для обхвата, поэтому пояс брюк все равно опустился под живот, который обвисшей губой свисал поверх пояса и свободно болтался под вздымающейся белой рубашкой. Рубашка была застегнута под самое горло и сжимала шею до такой степени, что кожа поверх воротника приобрела интенсивный фиолетово-багровый отлив, напоминающий ужасающее изменение цвета, которое происходит у трупа, когда кровь собирается в конечностях. Я не сумел разглядеть ни намека на жакет под коричневым из верблюжьей шерсти пальто. Часть пуговиц отсутствовала, возможно, после некоторой бесполезной попытки застегнуть их. Его голова ловко балансировала на слоистых жирах шеи, сужаясь от почти правильной окружности черепа до маленького, слегка заостренного подбородка. Этакое перевернутое яйцо воробья поверх большого яйца страуса. Лицо при таких формах должно было бы утонуть в зобу и шее, расплыться, как на детском рисунке человека-луны.

Его схожесть с отвратительным существом на картине в доме Клаудии Штерн потрясала. Этот мужчина был, наверное, значительно жирнее да и постарее, но все равно казалось, будто тот воин с окровавленным ртом сошел с холста и реально существует в этом мире.

Я остановил свой «мустанг» поблизости от него, предпочитая не проезжать мимо. Он не двигался, когда я вышел из машины. Его руки лежали скрещенными на складках его живота.

— Могу ли я чем-нибудь помочь вам? — поинтересовался я.

— Возможно, — ответил он после некоторого раздумья.

Его вылинявшие глаза оценивали меня. Он не мигал. Я почувствовал слабый проблеск узнавания. Но не холст в реставрационной мастерской вспоминался мне. На сей раз узнавание относилось к чему-то более личному. Так бывает, когда слышишь мелодию по радио, которая переносит тебя в далекое-далекое детство, скорее младенчество, и которая вызывает лишь слабые отголоски воспоминаний.

— Как правило, я не веду дела дома.

— Но у вас нет офиса, — возразил мужчина. — Для частного детектива вас слишком трудно отыскать. Можно подумать, вы сами скрываетесь от слежки.

Он отошел от машины. Он был странно изящен, этот человек, казалось даже, будто он катится по земле на коньках, а вовсе не идет. Он двинулся вперед, все так же скрестив руки на животе, пока не остановился всего в полуметре от меня.

— Позвольте представиться, — сказал он и протянул мне правую руку. — Мое имя Брайтуэлл. Я полагаю, у нас найдутся темы для обсуждения.

Когда его рука оказалась в воздухе, рукав пальто отвис, и я мельком увидел начало отметины на его руке, как будто одинаковые наконечники стрел совсем недавно прожгли его плоть. Немедленно я отскочил от него, и моя рука потянулась к пистолету под курткой, но он оказался настолько проворнее, что я едва заметил, как он рванулся. Еще секунду назад между нами было некоторое расстояние, но вот оно уже исчезло. Он крепко прижался ко мне, пальцы его левой руки вонзились в мое правое предплечье, ногти прорвались сквозь ткань пальто и впились в кожу, разрывая ее до крови. Его лицо коснулось моего: нос терся о мою щеку, губы застыли в дюйме от моего рта. Капли пота стекали с его бровей и падали на мои губы. Я почувствовал их на языке и попытался сплюнуть. Но во рту капли пота словно бы затвердевали, застревали в зубах и прилипали к нёбу, как жевательная резинка, только настолько плотная, что она защелкнула мне челюсти, прикусившие кончик языка.

Его же губы раскрылись, и я увидел, что его зубы оказались с легкими зазубринами на концах.

— Я нашел тебя, — сказал он, и я почувствовал его дыхание. От него пахло сладким вином и разломанным ломтем хлеба.

Я начал куда-то падать, кувыркаясь в пространстве. Горе и стыд переполняли меня, и чувство потери, которое вечно и никогда не отступит, и отречение от всего, что я любил, — и все это навеки останется со мной. Я был весь в огне, кричал, выл, бился с огнем кулаками, но языки пламени не гасли. Все мое существо горело. Огненные потоки шли по моим венам. Это оживило мои мускулы. Я перевернулся в воздухе и углядел, далеко внизу воды большого океана мельком увидел свое горящее тело, отразившееся в них, и отражения других подле меня. Этот мир был темен, но мы принесем свет ему.

Ты найден.

И так мы упали подобно звездам, и в момент соприкосновения с поверхностью я обернул изодранные остатки обугленных черных крыльев вокруг себя, и пламя наконец погасло.

Меня тянули куда-то за воротник куртки. Я не хотел идти, с трудом удерживал глаза открытыми, и все вокруг дрейфовало между тьмой и полутьмой. Я слышал свой голос. Услышал, как много раз подряд бормочу одни и те же слова: «Прости меня. Прости меня. Прости меня».

И вот я уже почти в машине Брайтуэлла. Это большой синий «мерседес», но из него вытащили заднее сиденье, чтобы Брайтуэлл смог отодвинуть до предела кресло водителя и двигаться внутри посвободнее. В машине воняло мясом. Я попытался сопротивляться ему, но я ослаб и был сбит с толку. Мне чудилось, что я совсем опьянел и на языке оставался вкус сладкого вина. Брайтуэлл открыл багажник, весь заполненный горящей плотью. Мои глаза закрылись в последний раз.

— Чарли, — чей-то голос позвал меня по имени. — Как ты тут? Надеюсь, мы не помешаем.

Я открыл глаза.

Я по-прежнему стоял у открытой двери своего «мустанга». Брайтуэлл отошел на несколько шагов от своей машины, но еще не успел подойти ко мне. Справа от меня стоял черный «пежо», и бородатый мужчина с воротничком священника выскочил из машины и теперь неистово тряс мою руку.

— Мы так долго не виделись. Позволь тебе попенять, мы с трудом отыскали это место. Вот уж никогда не думал, что такое городское дитятко, как ты, заберется в самую глубинку. Ты помнишь Поля?

Мужчина помоложе обошел капот «пежо», стараясь не поворачиваться спиной к грузному человеку, наблюдавшему за нами, не двигаясь с места. Брайтуэлл, казалось, решал, как ему поступить, затем повернулся, забрался в свой «мерседес» и двинулся в направлении Блэк Поинта. Я попытался разглядеть номерной знак, но мой мозг был неспособен различать числа.

— Кто вы? — спросил я.

— Друзья, — ответил бородатый священник.

Я взглянул на свою правую руку. Кровь стекала по пальцам. Я закатал рукав и увидел пять глубоких колотых ран.

«Мерседес» уже скрылся из виду.

Священник протянул мне носовой платок, чтобы остановить кровь, и задумчиво произнес:

— С другой стороны, если подумать, тот был определенно недруг.

Мы сидели за кухонным столом. Болота приготовились к приходу большой воды, ожидая приближение прилива, который принесет с собой смерть и возрождение. Уже и воздух был совсем другой; в природе все словно настороженно замерло, как если бы все живые существа, которые зависели от болот в своем существовании, казалось, настроены на его ритмы и инстинктивно предчувствовали, что должно произойти.