Позже он узнал, что некоторых из тех черных парней, кто умел читать и писать, призывали записаться в кандидаты в офицерскую школу, поскольку в армии США создавалось воинское подразделение из черных солдат — 92-я дивизия, больше известная как дивизия Буффало, названная в честь чернокожих солдат, сражавшихся в войнах с индейцами. Они с Ларри Крэйном оказались вместе где-то в Англии, на каком-то дьявольски пропитанном дождем поле, и кто-то сказал им об этом. Крэйн тогда начал скулить и материться: ведь каким-то черномазым подфартило получить погоны, а он оставался всего лишь рядовым пехотинцем.

Война брала свое, и скоро некоторые из тех черных солдат также оказались в Англии, что вызвало у Крэйна новый приступ жалоб, перемешанных с руганью. Для него уже не имело значения, что чернокожим офицерам в отличие от белых не позволяли входить в штаб через переднюю дверь или что черные отряды пересекали Атлантику без всякого эскорта, потому что их считали не слишком ценным грузом для военных действий. Нет, Ларри Крэйн видел только одно: бесстыжих и нахальных ниггеров. Даже после того, как берег в Омахе был взят штурмом и со стены захваченной немецкой огневой позиции, где они курили, они увидели, как низведенные до уровня сборщиков человеческого мусора черные солдаты брели с мешками по песку, наполняя их частями тел погибших. Нет, даже тогда Ларри Крэйн увидел повод для своих окропленных ругательствами причитаний. Он называл негров трусами, недостойными касаться останков лучших парней, хотя это армейское начальство не использовало их в бою. Так было до тех пор, пока зимой 1944 года офицеры, подобные генералу Дэвису, не стали допускать чернокожих солдат в боевые пехотные подразделения и дивизия Буффало не начала с боями пробиваться сквозь Италию. У Холла не возникло много проблем с неграми. Да, Марк предпочел бы не спать с ними на соседних койках и, дьявол его побери, не стал бы пить с ними из одной бутылки. Но он понимал, что они могли словить пулю так же, как его белый сосед, и, пока они направляли свое оружие в нужную сторону, он был рад носить с ними одну униформу. По сравнению с Ларри Крэй-ном это делало Марка Холла настоящим оплотом либерализма, но Холлу хватало ума не слишком афишировать это, он только изредка возражал Крэйну или просил того держать свой проклятый рот на замке и не распускать свой окаянный язык. Время от времени Холл пытался увеличивать дистанцию между собой и Ларри Крэйном, но постепенно пришел к пониманию, что Ларри относится к числу живучих счастливчиков, и все больше держался подле него. Тогда-то они и оказались в Фонфруаде, и узы, связывающие их, стали намного теснее, отвратительнее и неразрывнее.

Шли годы, Марк Холл поддерживал подобие дружбы с Ларри Крэйном, иногда выпивая с ним, когда не удавалось каким-либо образом отговориться от встречи. Ему пришлось пригласить чету Крэйнов на эту треклятую (одно только разорение!) свадьбу, хотя жена ясно дала ему понять, что не хотела бы срамить дочь в столь знаменательный день присутствием Ларри и этой неряхи Санди. Она угрюмо дулась на него целую неделю, пока он не проинформировал ее, что это он оплачивает чертов «знаменательный день», и, если у нее есть проблемы с его друзьями, тогда, возможно, ей следует самой пополнить свой счет в банке да и оплатить с него все расходы по свадьбе.

Да-да, именно так все и прозвучало. Какой он крутой парень, переругавшийся с женой, чтобы прикрыть свой собственный позор и свою вину!

Холл полагал, что и у него на Ларри Крэйна кое-что есть. В конце концов, они были там вместе, и оба оказались замешаны в том, что произошло. Он дал добро Ларри выгодно пристроить часть их находки, а затем принял с благодарностью свою долю. Те деньги позволили Холлу купить часть дилерской сети по продаже подержанных автомобилей и таким образом заложить фундамент всего, что сделало его автомобильным королем всей Северо-Восточной Джорджии. Именно так его величали и в газетной рекламе, и в коммерческих радиопередачах, и на телевидении: Автокороль, Номер один, Повелитель цен, Непобедимый автокороль, Несравненный и незаменимый король подержанных авто.

Это была империя, выстроенная на дельном и разумном управлении, низких накладных расходах и небольшой крови. Именно небольшой. На фоне всей крови, пролитой за годы войны, та кровь была чуть больше, чем маленькое пятнышко. После того дня они с Ларри никогда не обсуждали случившееся. И Холл надеялся, что им никогда не придется обсуждать это снова, до самой смерти.

Смерть — и это любопытнее всего — всегда в конце концов случается.

Санди Крэйн сидела на табурете у кухонного окна и наблюдала, как ее муж, подобно Тарзану, усмиряющему змею, сражается с садовым шлангом. Она затянулась ментоловой сигаретой и стряхнула пепел. О, как ее муж ненавидел этот пепел в раковине! Утверждал, будто из-за этого пепла от раковины разило старым монетным двором. Санди же считала, что раковина и без того довольно воняла и дополнительный запах от пепла не вносил никакой дисгармонии в уже имеющиеся ароматы. Если не дать Ларри повода скулить из-за запаха ее сигарет (она была в этом убеждена), он найдет, к чему еще придраться. По крайней мере она получала некоторое удовольствие, и это давало ей силы. Тем более не сравнить же ее ментоловые с той вонючей дешевкой, которую он покупает себе.

Ларри теперь присел на корточки, все так же безрезультатно пытаясь распутать шланг, и снова потерпел неудачу. Сам виноват. Она постоянно твердила ему, что если бы он не был упрям и ленив, как ослиный зад, и нормально скручивал бы шланг после использования, а не закидывал как попало в гараж, то не имел подобных проблем. Но Ларри не был бы Ларри, если бы слушался советов кого-либо и менее всего — собственной жены. Так он и потратил всю жизнь, выкарабкиваясь из тех волчьих ям, в которые сам себя и загонял, а она потратила свою жизнь на вечные «я же тебе говорила!».

Кстати, об ослиной заднице. Со своего наблюдательного пункта Санди теперь отчетливо видела расселину ягодиц Ларри, оголившуюся из-за сползших штанов. Она едва могла выносить лицезрение его голого торса. Это причиняло ей почти физическую боль. В нем все было обвислым и ослабевшим: ягодицы, живот, малюсенький морщинистый орган, теперь фактически лысый, как и его такая же малюсенькая морщинистая голова. Не то чтобы она сама оставалась еще конфеткой, нет, но она была моложе, чем ее муж, и знала, как лучше преподнести то немногое, что имела, скрывая недостатки. Кое-кто из мужчин имел возможность обнаружить несовершенство Санди Крэйн, хотя и несколько поздновато, когда спадала на пол ее одежда, но они все-таки справлялись со своей задачей. Будь она менее женщиной, она бы не знала, кого презирать больше: мужчин или себя. Санди Крэйн по этому поводу особо не волновалась и, как и в большинстве других аспектов своей жизни, научилась в одинаковой мере презирать всех, кроме себя.

Она была на двадцать лет моложе мужа, да и встретила Ларри, когда тому пошел уже шестой десяток. В нем и тогда не на что было посмотреть, но его материальное положение отличалось стабильностью. Он владел баром и рестораном в Атланте, которые потом, когда «гомики» облюбовали этот район, продал явно себе в ущерб. Это и был ее Ларри, по тупости превосходящий до отказа набитый автобус безъязыких глухонемых идиотов! Из-за своего предвзятого мнения не заметивший, что геи, обитавшие по соседству, оказывались бесконечно богаче, чем его тогдашняя клиентура, и уж, конечно, шикарнее. Он продал бизнес, возможно, за четверть его нынешней цены и с тех пор все бушевал и никак не мог успокоиться. Та продажа превратила его в еще большего расиста и ненавистника сексуальных меньшинств, чем он был прежде, хотя уж куда больше. Ведь Ларри Крэйну, чтобы совсем ничем не отличаться от тех, кто сжигает деревянные кресты на задних дворах, оставалось лишь надеть на голову наволочку и проделать в ней дырочки для глаз.

Иногда она задавалась вопросом, что, черт побери, вообще заставляло ее оставаться с Ларри. Но тут же останавливала себя, прекрасно понимая, что встречи урывками в номерах мотелей или в спальнях других женщин вряд ли могли перейти в разряд длительных отношений с солидным финансовым подкреплением. С Ларри она по крайней мере имела дом, машину и умеренно комфортный образ жизни. Немногочисленные запросы Ларри становились все непритязательнее теперь, когда сексуальный «двигатель» отказал ему полностью. Да к тому же он так раздражался и так кипел яростью на весь мир, что это был только вопрос времени, когда его хватит удар или сердечный приступ. Даже злополучный садовый шланг мог сослужить ей службу, если она сумеет научиться держать свой рот закрытым достаточно долго.