Алису всегда мучили вопросы, она всегда сомневалась, но, когда она начала разгадывать правду о случившемся, я оказался далеко от нее. Однажды я ушел в лес — она была тогда еще совсем ребенком — и выбрал свою собственную дорожку. Меня носило по жизни вдали от нее и от других, и я не знал о том, что случилось с нею, пока не стало слишком поздно.

Именно так я говорю себе: я не знал.

А потом наши дорожки пересеклись в этом городе, и я попытался исправить свои ошибки, но не смог. Мои ужасные ошибки не поддавались исправлению. А теперь она мертва, и уже меня мучает вопрос: не я ли это сделал? Не я ли дал толчок этому размеренному медленному падению, хладнокровно решив убрать из жизни ее отца еще до ее рождения? В каком-то смысле разве мы с ним не оба отцы той женщины, которой она стала? Разве я не несу ответственности за ее жизнь и за ее смерть? Она была моей кровью, и она ушла, и меня стало меньше на ее уход из этого мира.

Как мне больно. Мне так больно".

И я отвернулся от него, когда он опустил голову, потому что не хотел видеть его в таком состоянии.

Я провел остальную часть ночи и большую часть следующего утра среди дознавателей нью-йоркского департамента полиции, в отделе «9-6» на Мезероул-авеню. Как от бывшего полицейского (пусть и с определенными неясностями в моем послужном списке), они добились от меня некоторой ценной информации. Я рассказал им, что на квартиру мексиканца меня навел мой источник, рассказал, как нашел дверь на склад открытой, как вошел внутрь и увидел, что творилось в квартире, как собирался вызвать полицию, но в тот момент на меня напали. Защищаясь, я убил нападавшего.

Два детектива допрашивали меня: женщина по имени Бэйярд и ее коллега, большой рыжеволосый полицейский по имени Энтуистл. Надо сразу сказать, они были предельно вежливы, в немалой степени благодаря тому факту, что справа от меня уселась Франциска Неаглей. Еще до моего приезда в Нью-Йорк Луис принял меры, чтобы определенная номинальная плата поступила на мой счет от компании «Эрли, Чаплин и Коэн», где Франциска была главным партнером. Компания оформила все официально, и поэтому она могла присутствовать на допросе и вмешиваться, если ее что-то не устраивало.

Эта высокая, внешне удивительно привлекательная женщина выглядела безупречно, хотя я и поднял ее ни свет ни заря. Она спокойно заходила в бары, где в уик-энды соскребали с пола кровь, и могла с каменным лицом устроить такую обструкцию, что титан казался пластилином по сравнению с ней. Одно появление Франциски уже сослужило мне хорошую службу. Те из полицейских, кому хоть раз приходилось с ней сталкиваться, смущались и тушевались.

— Кто вывел вас на Гарсию? — спросил Энтуистл. — Это его имя? Кажется, так. Он не может подтвердить нам это прямо сейчас.

— Простите, но я предпочел бы не называть своего информатора.

Бэйярд посмотрела в свои записи.

— Но это случайно не сутенер по имени Тайрон Бэйли, больше известный как Джи-Мэк?

Я не отвечал.

— Женщина, которую вы искали, была из его «конюшни», не правда ли? У меня нет сомнений, что вы говорили с ним. Я предполагаю, было бы неразумно не поговорить с ним, если вы искали ее, не так ли?

— Я говорил с очень многими.

— Куда вы клоните, детектив? — вмешалась Франциска.

— Я всего лишь уточняю, когда мистер Паркер в последний раз говорил с Тайроном Бэйли.

— Но мистер Паркер не подтвердил, ни опроверг ваше утверждение, будто он когда-либо вообще говорил с этим человеком, поэтому ваш вопрос неуместен.

— Только не для мистера Бэйли, — заметил Энтуистл. У него были желтоватые пальцы, в голосе клокотал застарелый бронхит. — Рано утром он поступил в приемный покой Вудхала с огнестрельным ранением правой руки и правой ноги. Ему пришлось ползти, добираясь туда. Вряд ли ему теперь стоит надеяться выступать за «Янки».

Я закрыл глаза. Луис не счел нужным упомянуть, что Джи-Мэка уже настигла небольшая порция великого отмщения.

— Я говорил с Бэйли где-то между полуночью и часом ночи. Это он дал мне адрес в Уильямсбурге.

— Это вы его подстрелили?

— Он так вам сказал?

— Какое там. Он весь на обезболивающем. Мы пока ждем, когда с ним можно будет поговорить.

— Я его не трогал.

— И вы не знаете, кто бы это мог быть?

— Нет, не знаю.

— Детектив! Может, продолжим?! — снова вмешалась Франциска.

— Жаль, но ваш клиент, или ваш служащий, или как вы там его называете, похоже, плохо влияет на здоровье людей, с которыми встречается.

— Тогда, — сказала Франциска, сама безукоризненная корректность, — или выдвигайте против него иск о нанесении вреда здоровью, или давайте продолжим по существу.

Не скрою, я восхищался умением Франциски вести словесные баталии, но подгонять этих полицейских не стоило, поскольку тело Гарсии все еще зависло на мне, Джи-Мэк где-то вылечивался от пулевых ранений, и тень Бруклинского столичного центра предварительного заключения замаячила передо мной в качестве моего будущего спального места.

— Мистер Паркер убил человека, — сказал Энтуистл.

— Человека, который пытался убить его.

— Это только его утверждение.

— Ну же, детектив, мы ходим по замкнутому кругу. Давайте без ребячества. У вас есть комната со следами взрывов; склад, полный человеческих останков, часть из них могут быть идентифицированы как останки той женщины, которую мистера Паркера и наняли искать; есть две видеомагнитофонные записи, которые, похоже, содержат кадры, запечатлевшие убийство по крайней мере одной женщины, а может, и других. Мой клиент обязался сотрудничать со следствием всеми возможными способами, но вы тратите свое время, пытаясь запутать его вопросами о каком-то мужчине, которому нанесли телесные повреждения уже после его встречи с моим клиентом. Мистер Паркер доступен для дальнейших вопросов в любое время и готов ответить по любым обвинениям, если таковые будут ему предъявлены в будущем. Итак, в чем же, собственно, дело?

Энтуистл и Бэйярд переглянулись, затем извинились и вышли. Ждать их пришлось довольно долго. Мы с Франциской не обменялись ни словом в ожидании их возвращения.

— Вы можете идти, — сказал Энтуистл. — Пока. Мы были бы вам весьма благодарны, если бы вы сообщали нам о своем желании выехать за пределы штата.

Франциска начала собирать свои записи.

— Да, вот еще, — добавил Энтуистл. — И попытайтесь не пристрелить кого-нибудь еще, выждите хотя бы некоторое время! Вижу, это входит у вас в привычку. Можете опять не удержаться.

Франциска подбросила меня к моей машине. Она ничего не спрашивала меня о событиях предыдущей ночи, а я не рассказывал. Нам обоим так было значительно легче.

— Думаю, с вами все будет в порядке, — сказала она, когда мы подъехали ближе к складу.

Снаружи еще не сняли оцепление, вокруг которого толпились любопытные зеваки, они держали бессменную вахту вместе с командами телевизионщиков и разных репортеров.

— Человек, которого вы убили, идет из трех или четырех против одного вашего, и, если кости на складе как-то связаны с ним, тогда никто не станет преследовать вас в связи с его смертью, особенно если останки, найденные вами в стене, действительно Алисины. Они могут придраться к применению оружия, но, когда встает вопрос о маньяках, все решает суд. Нам остается только ждать, а там посмотрим.

У меня была лицензия, и, с тех пор как я оставил службу, это были, вероятно, лучшие сто семьдесят долларов, которые я тратил каждые два года. Лицензия была выпущена на усмотрение специального уполномоченного, и теоретически он мог бы отказать мне в заявлении на возобновление, но такого никогда не случалось.

Я поблагодарил Франциску и вышел из машины.

— Передайте Луису мои соболезнования, — сказала она на прощание.

Рейчел я позвонил, как только вернулся в гостиницу. Она ответила на четвертый звонок.

— Все хорошо? — спросил я.

— Все прекрасно, — вяло ответила она.

— С Сэм все в порядке?

— Да, она в порядке. Спала до семи. Я только-только покормила ее. Теперь спущу ее вниз снова на часик, а то и на два. Как твои дела? — все-таки спросила Рейчел, помолчав секунд пять.