Конечно, действительность выглядела иначе. После победы национал-социалистской Германии над Францией и вступления в войну Италии в июне 1940 г. Швейцария была, в отличие от Первой мировой войны, полностью окружена державами «оси». Вопрос о том, почему Гитлер не отдал приказ о время от времени обсуждаемом захвате Швейцарии военной силой, до сих пор окружен легендами. Согласно распространенному мифу, такие намерения оказались беспредметными перед лицом твердой решимости обороняться со стороны Швейцарии, о чем свидетельствовал «Рапорт на Рютли» генерала Гизана 25 июля 1940 г. и создание бастиона («Редут») в Альпах. Сторонники противоположной позиции исходят из того, что Конфедерация купила свою неприкосновенность ценой оказания разнообразных услуг финансово-экономического характера, а также содействуя снабжению Германии.

Гегемония национал-социалистской Германии в Европе с 1940 г. не осталась без последствий для позиции политического руководящего слоя. Под впечатлением от военных успехов Гитлера новый министр иностранных дел (и федеральный президент) Швейцарии Пиле-Гола заявил в выступлении по радио, что Европа должна найти совершенно новое равновесие, в обретение которого Лига Наций не способна внести сколько-нибудь существенный вклад. Эти слова были истолкованы как согласие с германским господством над континентом. Во всяком случае, выводы, сделанные отсюда Пиле-Гола для самой Швейцарии, не допускали кривотолков: народ должен, исполнившись доверия, следовать своим вождям, сознающим возложенную на них ответственность, и концентрировать свою энергию на экономике. Либералы и левые сделали отсюда заключение, что может быть запланировано упразднение демократии и установление патерналистско-авторитарного режима. Они считали, что подобные тенденции наблюдаются и в продуктах «духовной национальной обороны», которая в своих пропагандистских текстах делала сильный акцент на традиционных идеалах дома, очага и семьи. В этом смысле пропагандировались, кроме того, — согласно представлениям агронома, а позже члена Федерального совета Фридриха Трауготта Валена — «битвы за выращивание», призванные способствовать обеспечению продовольственного снабжения. Овощи росли теперь далее в садах вокруг здания Федерального собрания. Оказалось, однако, что эта кампания не в состоянии осуществить желаемую автаркию. Под знаком социально-политического гражданского мира в 1943 г. в Федеральный совет был избран первый социал-демократ — Эрнст Нобс, в свое время один из организаторов общенациональной забастовки.

Преимущественное значение экономики имело еще одно измерение, обращенное вовне. Следствием полного пресечения импорта в Швейцарию стал бы крах ее промышленного производства. Чтобы гарантировать продолжение производства, требовались значительные ответные услуги; вытекавшее отсюда экономическое и финансовое переплетение с Германией дало себя знать во всей своей сложности и интенсивности лишь позже. Так, Швейцария предоставляла Германии кредиты, служившие и для покупки оружия. Сохранявшиеся в то же время торговые отношения с союзниками [по антигитлеровской коалиции] не могли воспрепятствовать тому, что после 1945 г. победители пригвоздили Конфедерацию к позорному столбу как государство, нажившееся на войне. После длительного замалчивания официальными инстанциями и последующего повышения общественной чувствительности к прошлому поднятые вопросы были обстоятельно исследованы в 1990-е гг. двумя комиссиями. Одна работала во главе с бывшим руководителем Федеральной резервной системы США Полом Волкером, вторую возглавлял преподававший в Цюрихе историк Жан-Франсуа Бержье. Соответственно, планировалось разыскать около 54 тысяч счетов в швейцарских банках, относительно которых доказывалось или предполагалось их отношение к жертвам холокоста. Комиссия Волкера резко критиковала обращение кредитных учреждений с этими авуарами. Согласно решению трибунала, жертвам были присуждены компенсации.

Комиссия Бержье определила поток золота из Германии в Швейцарию во время Второй мировой войны в сумму от 1,6 до 1,7 млрд. франков, включая золото, принадлежавшее еврейским жертвам холокоста. Швейцарский национальный банк знал об этом золоте с 1940 г. Обстоятельства трансакций, предпринятых до апреля 1944 г., впоследствии, однако, систематически скрывались. Еще более «взрывчатыми» оказались результаты исследований политики в отношении беженцев. Страх перед «еврейским засилием» в Швейцарии, подпитываемый и раздуваемый высокопоставленными чиновниками, привел к тому, что в ходе введения обязательной выдачи визы в 1938 г. был применен дискриминирующий штемпель J[42], означавший отказ в праве на предоставление убежища. Эта уступчивость по отношению к национал-социалистской Германии отражала антисемитизм, распространенный в различных идеологических лагерях, не в последнюю очередь в правокатолических кругах. Хотя с 1941–1942 гг. имелись достоверные сообщения о холокосте, эта ограничительная позиция была ослаблена только с конца 1943 г. Удалось установить более 24 тысяч случаев отказа беженцам, которым тем самым часто оказывался предначертан путь в лагеря смерти. Вместе с тем во время Второй мировой войны было предоставлено убежище в целом 60 тысячам лиц, несколько менее половины которых составляли евреи.

Из информации, над которой работала комиссия Бержье, она сделала вывод о расхождении между знанием и действием, и поставила диагноз моральной капитуляции. Возможности свободы действий оставались неиспользованными. Тем не менее о коллективной вине населения Швейцарии не следовало бы говорить. Невзирая на все фобии по поводу «переполненной лодки», была доказана многообразная индивидуальная готовность к помощи и действию. Правда, она не была вознаграждена со стороны государства, происходило обратное, как доказывает случай с капитаном полиции из Санкт-Галлена Паулем Грюнингером. Вопреки указаниям свыше, но следуя своей совести, он помог остаться в Швейцарии многим людям, искавшим убежища, и был за это уволен со службы с лишением права на получение пенсии. Полная юридическая реабилитация неудобного государственного служащего состоялась только после его смерти.

В ноябре 1944 г. Советский Союз, одерживавший победы на всех фронтах, отклонил предложение об установлении дипломатических отношений с «профашистской» Швейцарией, и это стало предвестником новых глобальных конфликтов. Во внутренней политике возвращение к нормальной ситуации началось после того, как в августе 1945 г. была отменена мобилизация, и Гизан вернул свои [чрезвычайные] полномочия Федеральному собранию. Возвращение к прямой демократии, подвергшейся во время войны значительным ограничениям, ускорил референдум, состоявшийся в сентябре 1949 г. Во внутриполитическом отношении два последующих десятилетия прошли под знаком консервативных умонастроений и политической стабильности. Выражением последней стал изменившийся в 1959 г. состав Федерального совета. Соответствующее положение, с легкой иронией окрещенное «волшебной формулой», предусматривало по два места для «свободомыслящих» (СвДП), социал-демократов (СДПШ), Католической консервативной партии (в настоящее время Христианская народная партия, ХНП) а также одно для Партии крестьян, ремесленников и бюргеров (ПКРБ, ныне Швейцарская народная партия, ШНП). Это соотношение 2:2:2:1 отражало не только приблизительный расклад политических сил, но и искусство пропорционального представительства в четырехъязычной стране. Так, уже в самом первом Федеральном совете 1848–1849 гг. было по одному жителю Во и Тессина. Впоследствии, не считая кратких перерывов, стабильным оставалось двойное представительство Романдии.

Под знаком «волшебной формулы», остававшейся в силе до декабря 2003 г., и относительно малых изменений в межпартийной конфигурации на выборах в Национальный совет, в послевоенной Швейцарии утвердилась политическая преемственность на основе социальной стабильности, весьма удивлявшая остальной мир. На фоне возникновения все новых конфликтов за пределами Европы и существования атомной угрозы в рамках противостояния между Востоком и Западом эта преемственность, наряду с сохранением сильной национальной валюты, способствовала привлекательности Швейцарии как «страны для размещения капитала». Крупные банки маленькой страны теперь неизменно входили в число ведущих кредитных институтов мира, что не могло не сказаться на формировании негативного для стороннего наблюдателя стереотипного образа Швейцарии.