Тем временем буквально каждый лорд готовил свой отряд к войне и выбирал, на чьей стороне сражаться; Джаспер с Эдмундом ждали лишь конца сенокоса, собираясь затем тоже приказать своим подданным вооружиться косами и топорами и выступить против Уильяма Херберта, дабы проучить его и показать, кто на самом деле хозяин Уэльса. Наконец этот день настал, и я спустилась к воротам замка помахать им на прощание и пожелать успеха. Джаспер велел мне жить спокойно и ни о чем не беспокоиться, он заверил меня, что не пройдет и двух дней, как они одержат над Хербертом победу, захватят его замок Кармартен и вернутся домой – как раз к уборке урожая. Однако минуло два дня, потом еще два, а от них по-прежнему не было никаких вестей.

Мне было предписано каждый день после полудня ложиться отдыхать. Моя гувернантка, которой поручили заботиться о моем здоровье пуще родной матери, поскольку я, возможно, ношу под сердцем будущего наследника королевского трона, задергивала шторы на окнах, чтобы я ни в коем случае не вздумала читать тайком при свече или, что еще хуже, молиться, преклонив колена, и устраивалась возле моей постели. Я должна была лежать и размышлять о чем-нибудь приятном и веселом – тогда ребенок родится крепким и спокойным. Зная, что мне предстоит быть матерью будущего короля, я подчинялась этим требованиям и старалась думать о крепких конях и красивых одеждах, о магии рыцарских турниров, о пышном королевском дворе и о королеве в невероятном платье цвета рубина. Но в тот день я услышала за дверью какой-то странный шум и мгновенно села на постели. Обнаружив, что моя гувернантка крепко спит в кресле, а не следит за мной в оба глаза, как за драгоценным сосудом, в котором содержится будущий король Англии, я тихонько поднялась и подошла к двери. Когда я приоткрыла ее, то увидела нашу горничную Гвинет; ее лицо было белым как мел, в руке она держала какое-то письмо.

– Мы не сумели разобрать, кому оно адресовано, – пролепетала горничная. – Читать-то никто из нас не умеет.

– Ладно, давай сюда, – ответила я. – Видишь, моя гувернантка спит.

И глупая служанка тут же протянула мне письмо, хотя адресовано оно было именно моей гувернантке, на нем даже стояла пометка «лично в руки». Послание было запечатано перстнем Джаспера Тюдора; я сломала печать и развернула лист. Джаспер писал из замка Пембрук.

Уильям Херберт ранил и взял в плен Эдмунда; его держат в замке Кармартен. Приготовьтесь к вражескому нападению и постарайтесь как можно лучше организовать оборону, а я попробую вытащить брата. Не впускайте в замок чужих людей! Вокруг свирепствует чума.

– Что там написано? – осведомилась Гвинет, глядя на меня с испугом.

– Ничего особенного, – обронила я; эта ложь так легко сорвалась с моих губ, что ее, должно быть, вложил в мои уста сам Господь, желая помочь, а значит, она и ложью-то считаться не могла. – Джаспер сообщает, что они еще немного задержатся в замке Пембрук и вернутся позже, чем рассчитывали.

После этого я закрыла дверь у нее перед носом, а сама вернулась в постель, поглаживая свой вздувшийся живот, уже довольно большой и отчетливо выступавший у меня под платьем. «Ладно, слугам я передам эти новости позже, вечером, – думала я. – Сначала надо решить, что и как сказать им и как мне самой поступить».

И я прибегла к верному способу: стала прикидывать, как на моем месте поступила бы Жанна д’Арк. Пожалуй, сейчас самое главное для меня – позаботиться о судьбе сына, будущего короля Англии. А Эдмунд с Джаспером сами о себе позаботятся. Я же должна обеспечить безопасность своему малышу, укрывшись за стенами неприступной крепости, чтобы, по крайней мере, – даже если Черный Херберт и впрямь сюда прискочит и предъявит права на земли Тюдоров, – суметь сохранить жизнь ребенку.

Но при одной лишь мысли о том, как Уильям Херберт идет против меня со всем своим войском, мне стало не по себе. И я, соскользнув на пол и опустившись на колени, начала молиться Пресвятой Богородице, шепотом вопрошая:

– Как же мне быть? – Пожалуй, никогда в жизни мне так не хотелось услышать прямой и ясный ответ. – Ведь здесь мы и защитить себя толком не сможем, вокруг замка Ламфи даже настоящей крепостной стены нет, да и воинов-то у нас раз-два и обчелся. А в Пембрук ехать нельзя, потому что там, по словам Джаспера, свирепствует чума, да я толком и не знаю, где этот Пембрук находится. Но если Херберт все-таки нападет на нас, как же нам спастись? А вдруг он возьмет меня в заложницы и потребует выкуп? Может, нам все-таки попробовать добраться до Пембрука? Но вдруг по дороге меня прихватит? Вдруг начнутся роды? Или путешествие плохо скажется на будущем ребенке?

Но я так и не услышала ни слова в ответ.

– Пресвятая Дева Мария, помоги мне, посоветуй, подскажи! – молила я.

Ничего. И эта тишина показалась мне на редкость тягостной.

Вздохнув, я снова задумалась: а как поступила бы Жанна д’Арк, если бы находилась перед столь опасным выбором? Что бы она сделала на моем месте? Или, будь я Жанной, обладай я ее мужеством, как я повела бы себя?

Осторожно поднявшись с колен, я решительно подошла к спящей гувернантке и с наслаждением тряхнула ее за плечо так, что она моментально проснулась.

– Вставайте, – велела я. – У нас много дел. Мы отправляемся в замок Пембрук.

Мой муж домой так и не вернулся. Уильям Херберт даже выкуп за него не потребовал, а ведь Эдмунд был наследником семейства Тюдор и отцом моего будущего ребенка. В те времена всеобщая неуверенность была столь сильной, что никто не мог бы определить, сколько стоит Эдмунд Тюдор. Кроме того, как мне стало известно, мой муж был болен. Херберт держал его в замке Кармартен как пленника. Мне Эдмунд не написал ни строчки – видно, не нашел, что сказать жене, которую считал почти ребенком; я тоже ему не писала, и мне сказать было нечего.

В замке Пембрук я в полном одиночестве ждала осады; мы не пускали к себе никого из города, опасаясь заразы. Я отлично понимала, что мне, возможно, придется удерживать этот замок под натиском врагов, даже не догадываясь, куда послать за помощью, поскольку Джаспер постоянно переезжал с места на место и был неуловим. У нас, правда, имелось вдоволь и еды, и оружия, и воды. Ложась спать, я клала под подушку ключ от разводного моста и опускной решетки в крепостных воротах, но вряд ли в полной мере представляла, как мне поступить в случае военных действий. Я ждала возвращения мужа, надеялась, что он хотя бы намекнет мне что делать, но от него по-прежнему не было никаких известий. Мне не терпелось увидеть хотя бы Джаспера, потом я стала мечтать, что меня спасет мой свекор, Оуэн Тюдор, случайно проезжая мимо. Но на самом деле меня не покидало ощущение, что все мои планы и надежды разбиваются о глухую, неколебимую стену и я, оказавшись за этой стеной, теперь всеми на свете забыта. Я молила Пресвятую Деву Марию направить меня, указать, что мне делать, ведь и ей во время беременности довелось пережить немало тяжких испытаний, вот только ко мне и не думал являться Святой Дух, дабы объявить всему миру, что я есть сосуд Божий. Я рассудила, что, судя по всему, никакого Благовещения у меня не будет. И действительно, все слуги в доме, даже наш священник, даже моя гувернантка, были поглощены только собственными бедами и тревогами, все только и говорили о том, что странный сон нашего короля так и не кончается, а борьба за власть между королевой и регентом становится все более яростной. Это двоевластие давало возможность негодяям всех сортов совершать кражи и другие преступления, поскольку в стране, по сути, не имелось законного правителя. В Уэльсе тоже было неспокойно: сторонникам Херберта стало известно, что братья Тюдоры потерпели поражение, Эдмунд взят в плен, его брат Джаспер скрывается, а его молодая жена, полумертвая от страха, в полном одиночестве торчит в фамильном замке Пембрук.

В ноябре мне наконец доставили послание, адресованное лично мне, леди Маргарите Тюдор. Письмо было от моего деверя, Джаспера Тюдора; впервые в жизни он сподобился мне написать. Дрожащими руками я развернула листок, однако там было всего несколько строк, никаких лишних слов.