Обиделся Владимир. Ему так хотелось поговорить, порасспросить – все в этом мире сказки представляло для него интерес. Конек, понятно, перевидал здесь всех на своем веку. Ну да что там говорить…

– Не печалься, – Горбунок словно мысли читал. – Это я так сказал, что лесовичок. А в народе бают: чертов дед. Али попросту леший. Али еще кто. Коварный народец. Сегодня помог, а завтра, глядишь, в болото заведет, заплутает – не выберешься. Пуще же всего мороку любят насылать. Идешь по лесу, кличешь, а он тебе из разных мест отвечает. Обморочит, заведет да бросит. Бывает, конечно, наоборот, из чащи выведет, грибов, ягод на обратном пути понаставит, а коли глянешься, то и желание исполнит. Да только все больше морочит…

А лес тянулся и тянулся. Сквозь тесно переплетенные сучья и пышные кроны пробивались клочки голубого неба. Почти не слышно было птиц, лишь изредка перекликались между собой вороны да ронжи. Вдоль дороги густо разрослись громадные папоротники, цветущие, как известно, лишь раз в году – на Ивана Купалу – ослепительно красивыми цветами. Тут уж не зевай: кто сорвал цветущий папоротник, тому покоряются все клады земные, любой замок отомкнет волшебный цвет. Росли также разрыв-трава, плакун и еще бог весть какие колдовские растения. Все это объяснял Конек, чтобы хоть как-то скрасить путешествие…

Увы, хоть и появляются время от времени сообщения из всяких-разных садов-питомников о том, что зацвел у них папоротник, и даже обещают предъявить его на всеобщее обозрение со дня на день, но обещания так и остаются обещаниями. А ученые в один голос утверждают – не цветет папоротник никогда, ни в Иванову ночь, ни в какую-любую другую. Потому – относится он к тайнобрачным растениям, размножающихся спорами. Так откуда же взялась в народе эта легенда?..

Дадим волю своей фантазии, пусть расправит крылья. Есть в наших лесах два вида папоротника – ужовник и гроздовник. Непросто найти их – прячутся они от взгляда человека. Редко находят их. И есть у этих папоротников лист особый, вытянутый, с бутончиками, в которых хранит он свои семена-споры, напоминающий по виду побег с цветками. И цвета подходящего – бурого. Чем не источник легенды об огненном жар-цвете, в полночь раскрывающемся из уголька или человечка прыгающего? Но не нашлось смельчака, вызов силе нечистой бросившего, вот и сгорел цветок, опал, оставив после себя лишь палочку-уголек… Ну а про то, что гроздовник да ужовник в народе по-иному кличут – волшебной разрыв-травой, про то вспомним, когда время придет…

– …Семь верст до небес, да все лесом – это про муромские сказано. Гиблые места, сплошные болота. А все ж находятся, не смельчаки – сребролюбцы, которые туда за богатством ходят. Мало кто возвращается с золотом, да и те молчат, как добыли. Говорят, счастьем своим за золото платят, молодостью, любовью, а кто не согласится, передумает, так там и остается. Может, и неправда это…

– Далеко еще до Киева? – спросил Владимир.

Насколько ему было известно из былин, где-то там обитали могущественные колдуны, волхвы-книжники, которые могли бы вернуть его назад из сказочного измерения. Хоть и хотелось подольше остаться здесь, посмотреть, пожить, но ведь спохватятся, искать будут: шутка ли сказать – человек пропал. Впрочем, существовала и иная причина: поднадоел этот угрюмый лес да однообразная дорога.

– Далече, – просто ответил Конек, не пускаясь, вопреки обычаю, в длинные рассуждения.

И тут, справа от дороги, обнаружилось громадное дерево с громадным дуплом.

– А здесь вход в иные царства: Медное, Серебряное, Золотое, Хрустальное да еще не помню уж в какие, – скосил глаз Горбунок.

И Владимиру вдруг страшно захотелось хоть одним глазком взглянуть на эти царства – ну прямо мочи никакой нет.

– Горбуночек, миленький, – взмолился он. – Пожалуйста, давай посмотрим, хоть немножечко, и сразу назад. Ну давай, а?

– Ох, не лежит у меня сердце к такой забаве, беду чует, – вздохнул Конек.

– Да что с нами может случиться? У меня и фонарик есть, – с этими словами Владимир достал записную книжку, выхватил из нее перо Жар-птицы и поднял над головой – лучами солнечными озарило оно мрачный лес…

…Нет, не Владимир случайно выпустил перо из рук. Словно шепот прошел по лесу, склонились вековые дубы, зашумели грозно корявыми сучьями: кто-то дерзновенно посмел нарушить их покой. Резкий порыв ветра вырвал перо, и оно исчезло в дупле, словно и не было его. Владимир застыл. Он потерял единственное доказательство своего необычайного приключения. Что же теперь делать? Чем похвастать перед друзьями-приятелями? Коснулась его крылом птица-обида, да что там коснулась – правду сказать, – клювом, да по темечку.

Конек вздохнул, видя его столь горестное состояние, и принялся осторожно приближаться к дуплу. Приблизившись, он, со словами: «Ну, держись!..», прижал уши и прыгнул во мрак.

Полыхнули в стороны летучие мыши, корни так и норовили хлестнуть по лицу; Владимир зажмурил глаза, одной рукой крепко вцепился в гриву, а второй принялся махать, стараясь отвести ветви, один раз, случайно схватившись за что-то, едва не вылетел из седла, но, в общем-то, даже не успел заметить, как оказался на твердой поверхности.

– Это и есть Медное царство? – разочарованно спросил он, оглядевшись. – А я-то думал…

И действительно, их окружал обычный пейзаж среднерусской полосы, а над головой, словно бы в издевку над здравым смыслом, ласково светило солнышко.

– Это и есть, – спокойно подтвердил Конек. – Вон, видишь гору и стену на горе? За той стеной все медное: и терем, и трава, и деревья. Даже стражники там медные. Ну, подались, что ли? Авось подскажут, как отсюда выбраться.

– Погоди-ка, погоди… Так ты не знаешь обратного пути? – удивился Владимир.

– Небось не каждый день здесь бываю. Редко когда кто сюда просится, а вот обратно, ежели не помогут… – Конек не договорил.

Гриб боровик, росший рядом с пеньком, возле которого они стояли, принял облик маленького старичка, вскарабкался на пенек и, сняв шляпку, поясно поклонился Владимиру.

– Добрый путь, свет Иван-царевич, давненько тебя дожидаемся. Вишь, какая беда у нас приключилась, – начал он.

– Да не царевич он, и даже не Иван, – довольно бесцеремонно вмешался Горбунок.

Старичок удивленно посмотрел на него, на Владимира, дернул себя свободной рукой за бороду, затем, видимо обидевшись, со словами: «Извините, ошибся», надел шляпку и пропал.

– Ну зачем же так, – укоризненно произнес Владимир. – Все-таки пожилой человек…

– Да кабы я не вмешался, он бы службу попросил справить. Ведь предупреждал же, – непокой жароптицыным пером накличешь. А коли царевна понадобилась, так и наверху есть из кого выбрать. А то и по старинке: лук, стрела, честным пиром да за свадебку.

Из этого Владимир понял только, что за службу ему полагалось, как это обычно бывает в сказках, полцарства и царевна.

– Какую службу? – поинтересовался он. – А то, может, и справились бы…

– Что я тебе, волк, что ли, службы служить? Через заборы всякие лазить да обращаться во что ни попадя? – буркнул Конек. – А служба у них у всех известная – поди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что. Ну, в том смысле, что ничего толком объяснить не могут. Вот послушай, что люди говорят.

Случилось, что задумал царь Харитон сына своего младшего, Ивана, оженить. А тот, правду сказать, ленив был. С печки на полати перелезть – и то труд великий. Но и царь оказался настойчив – так пристал, что стало Ивану пуще смерти на печи лежать. Вот и отправился он в путь-дороженьку, все как полагается. Волка встретил… Тут и попался им старичок-грибовичок. Такого понаплел – на коне не перепрыгнешь. А Иван и рад слушать, уши развеся. В общем, согласился он сослужить службу старичкову. Как раз пойти туда, не знаю куда, принести то, не знаю что. Сколько они с Волком по лесам шастали – про то сказка ведает, да только нашли они наконец избушку Бабы-Яги. Та встретила, как полагается, напоила-накормила, в баньку сводила, а потом уж и о деле. «Знаю, говорит, что тебе надобно. Есть это у меня – конь особый, богатырский. Только за него отработать надобно. Пастухом. Тридцать лет и три годика с четвертью». «Да ты что, старая, ошалел царевич, не царское это дело – лошадей пасти». Ну, в общем, до утра рядились и сговорились на десяти гривнах. Вышли на двор, подводит его Баба-Яга к сараю на курьих ножках, отворяет и говорит: «Вот он, конь богатырский. Забирай и ступай себе с миром». Глянул царевич – батюшки-светы! Вырезан конь из дерева черного, с крыльями, а из богатырского у него – только размер. Хотел он было отказаться от уговора, да глядь-поглядь, нет ни избушки, ни сарая, одно чудо это деревянное осталось.