– Где Вал?

– В своей комнате.

Мелани кивнула.

– Как дела в школе?

– О'кей.

Но ей показалось, что Джессика слегка помрачнела при этом вопросе и, как бы уловив мысли матери, вновь подняла глаза на Мелани.

– Сегодня я видела Джона.

– Ну и как?

– Обидно.

Мелани кивнула и присела на кровать, радуясь откровенности их отношений.

– Что он сказал?

– Только «привет». Я не знаю точно, но слышала, что он встречается с другой девушкой.

– Это непорядочно. – Они расстались почти месяц назад, и Мелани знала, что для Джессики это был первый настоящий удар, с тех пор как она пошла в школу. Она всегда хорошо училась, у нее было много друзей, а с тринадцати лет за ней бегали все лучшие мальчики в школе. В шестнадцать лет она пережила первую сердечную драму, и Мелани с болью в сердце наблюдала, как переживает дочь; она страдала почти так же, как и Джесс. – Но ты ведь знаешь, хоть сейчас и забыла, что иногда он действовал тебе на нервы.

– Разве? – Джессика удивилась.

– Да, мэм. Помнишь, он появился с опозданием на час, когда вы собирались пойти на танцы? А когда он поехал кататься на лыжах с друзьями вместо того, чтобы сводить тебя на футбольный матч...

Казалось, Мелани помнила все мелочи, так как прекрасно знала, чем живут ее девочки, и Джессика усмехнулась.

– Ладно, ладно, значит, он подлец... и все же он мне нравится...

– Он или просто чтобы кто-то был рядом с тобой?

На мгновение в комнате воцарилась тишина, и Джессика с изумлением уставилась на мать.

– Знаешь, мам... я не уверена. – Она была поражена. Неопределенность явилась для нее откровением.

Мелани улыбнулась:

– Не надо чувствовать себя одинокой. Люди часто сближаются из-за страха перед одиночеством.

Джессика взглянула на нее, слегка наклонив голову. Она знала, насколько непреклонными были взгляды матери на жизнь, как она страдала, как боялась увлечься человеком, а потом обмануться в нем. Иногда Джесс становилось жаль ее. Матери нужен кто-нибудь. Когда-то давно она надеялась, что этим человеком станет Грант, но потом поняла, что этому не суждено сбыться. Но прежде чем она смогла что-то добавить, открылась дверь и вошла Валерия.

– Привет, мам. – Затем увидела серьезные выражения их лиц. – Мне уйти?

– Нет. – Мелани поспешно покачала головой. – Привет, милая.

Валерия, наклонившись, поцеловала ее и улыбнулась. Она была совсем не похожа на Мелани и Джесс, и их родственные узы вызывали сомнение. Ростом она была ниже матери и сестры, но отличалась такой обольстительной фигурой, что мужчины оборачивались ей вслед. У нее была красивая пышная грудь, узкая талия, небольшие округлые бедра, прекрасной формы ноги, а водопад светлых волос струился почти до талии. Иногда Мелани замечала реакцию мужчин и внутренне содрогалась. Даже Грант поразился, недавно увидев ее.

– Ради бога, Мел, надень чадру на этого ребенка и не снимай, пока ей не исполнится двадцать пять, а то все соседи сойдут с ума.

– Думаю, чадра здесь не поможет.

Она не спускала глаз с Валерии и следила за ней больше, чем за Джесс, поскольку с первого взгляда было видно, что Валерия чересчур доверчивая и наивная. Она была умной девочкой, но не настолько сообразительной, как сестра. Ее очарование заключалось в том, что она почти не осознавала своей красоты. Она радостно влетала в комнату с беззаботностью трехлетнего ребенка, поражая мужчин своим появлением, а затем беспечно уносилась куда-то по своим делам. Джессика всегда присматривала за ней в школе, а с недавних пор еще усерднее. Она понимала, какую опасность таит в себе красота Валерии, так что за Валерией следили как бы две матери.

– Мы видели тебя сегодня в вечернем выпуске новостей. Ты была потрясающа. – Но, не в пример Джессике, она не рассуждала почему, не анализировала, не критиковала, и самое забавное – ум Джессики делал ее едва ли не привлекательнее красавицы сестры. А вместе они представляли собой великолепную пару: одна – рыжеволосая, высокая и стройная; другая – такая аппетитная, нежная блондинка.

– Ты сегодня ужинаешь с нами?

– Конечно. Я отказалась поужинать с Грантом, чтобы только побыть с вами.

– Почему ты не пригласила его к нам? – Валерия мгновенно погрустнела.

– Потому что иногда мне нравится провести вечер в вашем обществе. С ним я могу увидеться в другой раз.

Вал пожала плечами, а Джессика кивнула, в этот момент Ракель позвонила по внутреннему телефону. Вал первая схватила трубку и сказала:

– Ладно. – Затем повернулась к матери и сестре: – Ужин ждет нас, а Ракель мечет икру.

– Вал! – Мелани сделала недовольный вид. – Не смей так выражаться.

– А почему? Так все говорят.

– Это не причина, чтобы ты так изъяснялась.

Они спустились вниз, обсуждая на ходу прошедший день. Мел рассказала им о подготовленном репортаже о детях – жертвах жестокого обращения и даже о Патти Лу Джонс, которой нужна пересадка сердца.

– И как же ты думаешь осуществить это, мам? – Джесс заинтересовалась. Ей нравились подобные истории, и она считала, что ее мать великолепно справляется с такими проблемами.

– Грант пообещал помочь мне. В прошлом году он делал передачу о четырех крупных специалистах, занимающихся пересадкой сердца, а кое-что подскажут сотрудники службы поиска доноров.

– Из этого должен получиться хороший репортаж.

– А мне все это кажется отвратительным. – Вал сделала соответствующую гримасу, когда они входили в столовую.

Ракель набросилась на них.

– Вы считаете, я должна ждать вас всю ночь? – недовольно проворчала она и пулей вылетела из столовой, а троица обменялась улыбками.

– Если она не пожалуется на что-нибудь, она просто сойдет с ума, – шепнула им Джессика, и они засмеялись, но, чтобы доставить Ракель удовольствие, приняли вид, полный раскаяния, когда она вернулась с блюдом жаркого.

– Выглядит аппетитно, Ракель! – поспешила выразить восторг Вал, первой накладывая себе мясо.

– Хм. – Ракель снова выскочила из столовой, на сей раз вернувшись с жареной картошкой и брокколи, приготовленной на пару; и все трое приступили к тихому домашнему ужину. Дом был единственным местом в жизни Мел, где она могла полностью отвлечься от работы.

– Салли... Салли... – Весь день она то приходила в себя, то вновь теряла сознание. Питер Галлам раз пять или шесть заглядывал к ней. Шел только второй день после операции, и пока трудно было предсказать судьбу девушки. Ее вид внушал Питеру опасения. Наконец она открыла глаза и, узнав его, слабо улыбнулась. Он придвинул стул, сел и взял ее за руку.

– Как ты себя чувствуешь сегодня?

– Неплохо, – еле слышно произнесла она.

Он кивнул.

– Прошло совсем немного времени. С каждым днем ты будешь чувствовать себя все лучше.

Казалось, что с помощью слов он хотел влить в нее свою силу, но Салли медленно покачала головой.

– Разве я когда-нибудь обманывал тебя?

Она снова повела головой и заговорила, несмотря на то, что неудобный зонд царапал ей заднюю стенку горла:

– Оно не будет работать.

– Если ты захочешь, все будет в порядке. – У Питера внутри все напряглось. Она не имеет права так думать. Не сейчас.

– Оно не приживется, – прошептала она.

Но он, сжав челюсти, упрямо замотал головой. Черт побери, почему она сдается?.. И откуда ей знать?.. Он весь день боялся именно этого. Она не должна отказываться от борьбы... не может... совсем как Анна... Почему они вдруг теряют желание бороться за свою жизнь? Для него это было самым худшим сражением. Хуже, чем наркотики, отторжения, инфекции. С ними можно было бороться хоть в какой-то мере, но только если у пациента осталось желание жить... вера, что он будет жить. Без этого борьба невозможна.

– Салли, у тебя все идет хорошо. – В словах звучали убежденность и сила. Питер больше часа просидел у постели девушки, держа ее за руку. Затем пошел на обход, заходя в каждую палату, уделяя столько времени, сколько требовалось для того, чтобы объяснить пациенту подробности будущей операции или недавно сделанной, помочь разобраться в своих ощущениях, успокоить страхи и вселить надежду. После обхода он вернулся в палату к Салли, но она снова спала, и Питер долгое время стоял, наблюдая за ней. Ему не нравилось ее состояние. Она оказалась права; он нутром чувствовал это. Ее тело отторгало сердце донора, хотя на это не было причины. Оно прекрасно подходило. Но инстинктивно Питер понимал, что оно появилось слишком поздно для Салли, и его охватило предчувствие надвигающейся утраты, которое свинцовым грузом давило на него.