Она посмотрела на него беспомощно:

— Но я немного знаю о судах. — В соответствии с традицией Рейкхеллов владелец судна определял носовое украшение. Джонатан предоставил Луизе очень большую честь. Но значимость этого поступка ускользнула от нее.

— Со временем ты очень много узнаешь о судах, — ответил Джонатан с улыбкой. — Мне говорили, что мужчины Рейкхеллы мало думают о чем-нибудь еще.

Девушка уже чувствовала его одержимость и в душе надеялась, что сможет излечить его от этого и расширить круг его интересов после их свадьбы.

— Не торопись принимать решение, — сказал он. — Все, о чем я тебя прошу — дай мне идею, какое носовое украшение для судна ты хочешь, прежде чем мы поженимся.

У Луизы не было ни одной мысли, и она вынуждена была признать, что ее не интересует, какое носовое украшение он сделает. Все предшествующие до свадьбы месяцы она будет занята, собирая приданое и белье.

Последним уходили Руфь Халлибертон и Эдмунд Баркер, который попросил разрешение проводить ее домой. Весенний вечер благоухал, они медленно прогуливались, и Эдмунд очень ясно ощущал рядом с собой прелестную девушку.

Молчаливая Руфь знала, что сегодня вечером она была плохой компанией, у нее не было настроения, и она была невеселой. Уже в течение многих лет у нее теплилась слабая надежда, что Джонатан заметит ее, полюбит и женится. Конечно, с самого начала она знала, что ее мечта была нереальной. Рейкхелл не мог жениться, ему бы не разрешили жениться на девушке, которая была дочерью главного плотника компании его отца. Жены для Рейкхеллов отбирались с особой тщательностью, необходима была уверенность, что следующее поколение будет соответствовать строгим стандартам этой семьи.

Эдмунд едва осознавал, что девушка, шедшая рядом, была неразговорчивой. Его собственные мысли бурлили, и хотя в основном он был спокойным человеком, он чувствовал себя исключительно взволнованным.

Когда они подошли к скромному каркасному дому Халлибертонов на Монток-авеню, недалеко от особняка Грейвсов, он откашлялся, потом нарушил молчание:

— Можно я зайду на несколько минут? Я кое-что хочу с тобой обсудить.

Ее мысли где-то летали.

— Конечно, — сказала Руфь.

Как всегда, ее отец лег отдыхать рано, он начинал работу на верфи Рейкхеллов с рассветом. Единственная свеча горела в скромной гостиной. Руфь стала зажигать пару масляных ламп.

— Ты хочешь что-нибудь поесть или выпить? — спросила она, соблюдая правила.

Эдмунд отрицательно покачал головой:

— Нет, спасибо. На вечере было много всего.

Она села на один из стульев, которые сделал ее отец, и жестом указала на такой же.

— Присаживайся, Эдмунд.

— Я — я лучше буду стоять. — Он глубоко вздохнул, и слова вырвались в спешке. — Руфь, я — мне хотелось бы поговорить с твоим отцом.

Она давно знала, что он ее любит, поэтому его просьба не удивила ее. Но прозвучавшая именно сегодня вечером, она ее расстроила. Только что она навсегда потеряла Джонатана, и понимание того, что он никогда ей не принадлежал, чтобы его терять, не успокаивало ее. Ей хотелось убежать к себе в комнату и зарыться лицом в подушку. Вместо этого она должна управлять данной ситуацией.

Чувствуя напряжение Эдмунда, у нее не было желания его обидеть, и она улыбнулась, обдумывая свой ответ.

— Я люблю тебя, — сказал он с трудом, — уже давно.

— Я знаю, — пробормотала она.

Эдмунд распрямил плечи.

— Я скромно зарабатываю, будучи вторым помощником капитана в компании Рейкхеллов, но это только начало. Через пару лет я стану первым помощником и в конце концов капитаном.

— Меня никогда не волновали деньги, — сказала Руфь, все еще неуверенная, что ему ответить.

— Самое худшее, что тебя ждет как жену моряка, — сказал он, — то, что я буду много времени проводить в море. Я знаю, что это нехорошо, но с этим ничего нельзя поделать. Море — моя жизнь.

Многие женщины в городе были замужем за моряками, и ей не нужно было рассказывать, какую одинокую и сложную жизнь они вели.

Эдмунд помедлил, потом стал более решительным:

— Скажи только слово, и я пойду прямо к твоему отцу. Прямо сейчас, если он бодрствует.

Чувство безрассудности овладело Руфью. Сейчас был момент забыть Джонатана. Наступило время сконцентрироваться на реальном будущем, которое лежало в пределах досягаемости. Эдмунд любил ее. Он был рассудительным, тщеславным и нежным, и, возможно, придет время, и она научится заботиться о нем. А пока она будет защищена замужеством, и этот щит поможет ей забыть Джонатана Рейкхелла.

— Существует одна вещь, которую я не смогу вынести, — сказала она, удивляясь своему собственному замечанию, — это длинный период помолвки. Я не хочу быть помолвленной в течение года!

Казалось, что она поощряет его, и его надежды высоко парили.

— Мы не принадлежим к обществу Рейкхеллов, — продолжала Руфь. — Никого не волнует, как долго длится помолвка и была ли официальная помолвка вообще. — Она успокаивала себя, потом сделала решительный шаг. — Да, Эдмунд. Конечно, поговори с моим отцом. Но при одном условии, — она сделала паузу.

На его глаза набежало облако.

— Я настаиваю, — сказала Руфь, — чтобы мы поженились, как только ты вернешься из Англии! — «Чем быстрее, тем лучше, — думала она, — тогда ночной кошмар может закончиться».

Минуту Эдмунд смотрел на нее ошеломленно и не веря. Потом его лицо прояснилось, и он сделал шаг ей навстречу.

Она вскочила на ноги, не зная, смеется она или плачет, и бросилась в его объятия. Возможно, его поцелуй, его объятия помогут ей преодолеть чувство одиночества, которое она все еще испытывала.

Небольшая толпа собралась на третьем причале Рейкхеллов, чтобы попрощаться с командой «Летучего дракона».

Для плавания в Англию на борт было взято достаточное количество еды и воды, и экипаж не собирался сходить на берег в Бостоне на следующее утро до того, как начнутся соревнования с полуденным приливом. «Джин Кей» уже отплыла в Бостон, и соседний причал был пуст.

Джонатан был занят на борту, выполняя обязанности первого помощника. Запасы еды, воды и дров для приготовления еды были уже на месте. Ради эффективности экипаж был увеличен до двадцати человек. Принадлежности моряков были аккуратно уложены в тесном носовом кубрике. Спустившись в трюм, он удостоверился, что джутовые мешки с кукурузой, которые они везли в Англию, находились в безопасности. Капитан Хартли предпочитал не брать никакого груза, но смягчился, когда Джонатан сказал, что клипер проявляет свое преимущество только при достаточном балласте. Кроме того, в эти дни в Англии и на континенте был большой спрос на кукурузу, известную в Старом Свете как маис, и никто из Рейкхеллов не мог плыть пустым, зная, что есть спрос на товар, который он может привезти.

Жаль, что он не мог избавиться от неприязни к Хартли, он понимал, что у него не было почвы для беспокойства. В компании Рейкхеллов не было более опытного капитана, и он пользовался доверием Джеримайи. Этого было достаточно. Хартли — разумный человек и, безусловно, прислушивается к совету помощника, который строил «Летучего дракона» и плавал на нем сам.

Когда Джонатан выбрался через люк на палубу, он увидел Оливера на марсе, занятого работой на стоячем такелаже, и спокойно улыбнулся. Гримшоу разбирался в людях: сбежавший раб был прирожденным моряком, и когда он привыкнет к особенностям клипера, он безусловно станет одним из наиболее ценных членов экипажа.

Взглянув на берег, Джонатан помахал Руфи Халлибертон, разговаривающей с Эдмундом, и подумал, что Эдмунду повезло. Она станет преданной женой.

Только два матроса находились на берегу, прощаясь с родственниками. Джонатан проверил две маленькие пушки, установленные вдоль судна, потом попросил Гримшоу открыть ящик с боеприпасами. Осветительные ракеты, используемые как сигналы бедствия, и ядра аккуратно располагались в соответствующих отделениях, он был доволен. Его последней остановкой была крошечная каюта в кормовой части судна, которую он будет делить вместе с Эдмундом, и он кивнул головой, увидя их рундуки, привязанные к переборкам. Странно, что он не занимает каюту, примыкающую к капитанской, и в которой он жил во время пробных плаваний, но он не жаловался. Во время его ученичества его единственным домом была койка, подвешенная между другими койками на расстоянии не более нескольких дюймов.