— Свидетель? — прошептала Кэрри.

— Мы опрашиваем всех. Надеемся получить отпечатки пальцев, образцы ДНК и записи камер наблюдения.

Дэннис почувствовал, что мысленно отстраняется, начинает воспринимать дело как профессионал, а не как друг. Кэрри кивнула, подошла к ленте. Ее словно тянуло туда, к месту, где погиб ее сын, как будто еще шаг — и она присоединится к нему.

— Он умер здесь?

— Да.

— Только сегодня утром. Я не понимаю. Сегодняшнее утро было так недавно, а кажется, что целая жизнь прошла. Как будто у меня никогда не было сына. — Она говорила тихо. Потом приподняла желтую ленту и покачнулась.

— Туда нельзя. — Дэннис быстро взял ее за плечо. — Прости. Нам придется смотреть отсюда.

Кэрри кивнула.

— Это кровь?

— Здесь врачи из «скорой» пытались помочь Максу. — Так было проще сформулировать.

— Кровь Макса?

Мастерс был вынужден подтвердить. Он хотел увидеть в ее лице гнев, хотел, чтобы она поклялась отомстить. Пусть бы она вспомнила какую-нибудь цитату к случаю, вроде обещания не знать покоя, пока убийцы не будут найдены.

— Она такая темная. Как патока.

Пальцы Кэрри искали его руку. Он крепко сжал ее ладонь. Ее беспомощность поразила его До глубины души.

— Так много крови. Ему было больно?

— Кэрри, его ударили ножом. Несколько раз.

Все равно что сказать: «Да, он умирал в мучениях, лежа в грязи». Он не хотел причинять ей новую боль, но ему требовалась хоть какая-то реакция. Требовалась ее помощь.

Она сглотнула и бесцветным голосом произнесла:

— Ладно. Спасибо.

Мастерс развернул ее к себе. Сейчас это была не та женщина, которую он знал, с которой работал долгие годы, которая так свободно чувствовала себя в прямом эфире, которая шокировала, возмущала, вызывала негодование. Кэрри Кент никогда не говорила ладнои очень редко говорила спасибо.

— Кто это сделал, Кэрри? — Он заставил ее посмотреть ему в глаза. — Кто убил твоего сына? К нему ведь приходили друзья, они обсуждали, кто им нравится, кто нет. Ты должна мне помочь.

— Я… я… работаю допоздна. Я редко бывала дома.

Он отчетливо видел чувство вины в ее глазах. Ему захотелось сжать в ладонях ее лицо, убрать назад волосы. Их отношения всегда протекали на ее условиях.

— Будем надеяться, что его компьютер и телефон дадут нам какую-нибудь информацию. А пока мои подчиненные опрашивают тут каждого ученика и преподавателя.

— Ты пойдешь в его старую школу? — тихо спросила Кэрри.

— Если понадобится, да. Зависит от того, что мы разузнаем здесь. Как бы грустно это ни звучало, вполне возможно, что Макс просто оказался не в том месте не в то время. Сейчас все парни носят при себе ножи. Некоторые пускают их в дело.

Кэрри кивнула и пошла обратно к машине. Она выглядела такой маленькой. Дэннис решил сам отвезти ее домой и вернуться в участок.

Когда они тронулись, на лобовое стекло упали первые капли дождя. Вскоре полило всерьез. Небо резко потемнело. Он надеялся, что криминалисты успели все закончить.

— Джесс. — Мастерс кивнул в знак приветствия. Она села напротив. Сначала нужно было обсудить все между собой, а уж потом инструктировать команду. — Что у тебя есть?

Детектив Бриттон протянула ему несколько листков:

— Первые опросы в школе. Если вкратце, Макс был не очень-то популярным мальчиком. Одноклассники говорят, что он был замкнутым и с самого начала, с тех пор как пришел в школу в сентябре, не делал попыток с кем-нибудь подружиться. Как будто…

— Что?

— Ну, такое ощущение, что одноклассникам нравится его третировать, даже сейчас, когда он умер. Они словно бы чувствуют себя от этого более значительными.

— Менталитет стаи, — кивнул Дэннис. — Есть что-то конкретное?

— Два имени все время повторяются. Блэйк Сэммс и Оуэн Дрисколл. Оба из Вестмаунта. Похоже, они состоят в молодежной группировке. А если и нет, думаю, они что-то знают.

— Ты к ним кого-нибудь отправляла?

Джесс кивнула:

— Да. Парни скоро должны вернуться.

Дэннис в задумчивости покусал губу. Потом допил остывший кофе.

— После совещания поеду к его отцу. Хочешь со мной?

— Еще бы, — сказала Джесс, вставая. — Это должно быть интересно.

— Почему?

— Потому что он тоже живет в Вестмаунте.

Броуди отослал Фиону. Он хотел окончательно погрузиться в одиночество и тьму. Он хотел заткнуть уши, чтобы ничего не слышать, отрезать язык, чтобы онеметь, вспороть кожу, чтобы заглушить душевную боль физической.

У него словно вырвали из груди сердце.

Теперь Броуди понимал, что означают эти слова. Его сын — высокий, худой, с колючей щетиной и пирсингом — в памяти остался маленьким мальчиком, а сейчас в морге лежал мужчина, холодный, недвижимый. Его руки ощупывали лицо Макса, тело: узкую грудную клетку, мягкие волоски на ногах.

Его сын превратился в ворох воспоминаний и застегнутый на молнию мешок, полный потенциальных улик. Кусочки кожи под ногтями, след плевка на щеке, волосок на одежде. Броуди знал, что каждый квадратный сантиметр тела будет тщательно изучен. В итоге судебно-медицинский эксперт будет знать Макса лучше, чем он сам.

Броуди напряг слух. Кто-то — кажется, даже несколько человек — приближался к его квартире. Окно кухни всегда дребезжало, когда кто-нибудь в тяжелой обуви шел по бетонному балкону снаружи. Он не хотел никого видеть.

Как он и ожидал, в дверь постучали. Это не Фиона. Она всегда повиновалась его указаниям и не придет, пока он ее не вызовет. А еще сюда приходил только… Макс.

— Полиция. Профессор Квинелл, мы хотели бы поговорить с вами.

Значит, он не ошибся. Их несколько.

Броуди тяжело подошел к двери. Он никогда не видел дверь своей квартиры, но Фиона сообщила ему, что она грязная, серая и выглядит как дверь тюремной камеры. Броуди было все равно. Это просто дверь, которой он отгораживался от мира.

— Профессор, вы дома? — Снова стук.

Рано или поздно это придется сделать. Броуди открыл дверь. Мужчина и женщина, понял он, уловив слабый аромат духов.

— Профессор, я главный инспектор Дэннис Мастерс, это моя коллега инспектор Джесс Бриттон. Мы хотели бы поговорить о вашем сыне. — Пауза. — Мы глубоко сочувствуем вашему горю.

Броуди кивнул и позволил им войти. Он почувствовал, как они помедлили у входа. Наверное, потому, что это место такая дыра.

— Сюда, — хрипло проговорил Броуди и провел руками по дивану, сбрасывая на пол бумаги, диски и одежду. — Прошу, садитесь.

— Спасибо.

Броуди услышал скрип старых пружин. Сам он устроился в кресле напротив.

— Мои детективы работают над этим делом День и ночь. Я надеюсь, что мы поймаем человека, который убил вашего сына, профессор. Я не могу Даже представить той боли, что свалилась на вас и вашу бывшую жену.

Кэрри. Он не вернулся к ней в больницу, как обещал. Что она сейчас чувствует? То же, что и 0Н’ — каждый вдох дается с трудом, сердце спотыкается в груди.

— Да, — ответил Броуди. — Вы не можете Себе этого представить.

Он ей позвонит. Как только уйдет полиция. Они должны сейчас быть вместе, несмотря ни на что.

— Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Броуди кивнул.

— Вы не знаете, были у Макса враги? Возможно, это звучит слишком просто, но если был кто-то, у кого на Макса имелся зуб, нам нужно поговорить с ними.

— В школе у него были проблемы с тремя мальчишками. Макс как-то упомянул об этом. — Броуди замолчал, вспоминая ссору, случившуюся с сыном по этому поводу. Он до сих пор слово в слово помнил то голосовое сообщение на мобильном Макса, но полицейского в подробности посвящать не стал.

— Как вы думаете, почему сверстники его дразнили?

Броуди мог бы целый час объяснять, чем его сын отличался от других подростков. У него черный отец и белая мать, и уже одно это делало его непохожим на других, даже в этом районе, да и вообще он всегда выделялся из общей массы. Он любил математику и уже в восемь лет мог написать компьютерную программу на шести разных языках — за это его тоже невзлюбили. У него была страсть участвовать в конкурсах — не в одном или двух, а в нескольких десятках в неделю, — это еще больше отдалило его от сверстников.