и выхлопные его испаренья. Блеснуло напротив

в доме высоком и мрачном стекло, отразившее солнце, —

форточку или окно открывали хозяева верно

и на мгновенье меня ослепили лучом отраженным.

Тут повернул я налево и шаг, не спеша, свой направил

вниз, к Малой Бронной. Опять эти мерзкие рожи увидел,

что промышляют обманом: дают проходящим старушкам

и старикам (молодых обмануть нынче сложно) бумажки

в виде билетов… как их… лоторейных и к группке подводят

ждущих мошенников, что начинают разыгрывать чайник

иль телевизор иль сумму приличную денег, а жертва,

ногтем стерев амальгаму на втюхнутом нагло билете,

выигрыш там обнаружив, становится втянутым в этот

розыгрыш «приза» и, дочиста все проигравши, уходит

на ослабевших ногах и не может понять: как случилось,

что все потеряны деньги? Ведь только что были и – нету!

Сколько проклятий в их адрес я слышал, угроз обратиться

с жалобой прямо в милицию, но ни по чем им угрозы.

Видно, с милицией схвачено там у них все. Отношусь к ним

я философски скорей, чем критически. Мне непонятны

люди, что так простодушно ведутся на эту уловку.

Алчность и глупость виною тому, я считаю. Быть может,

кто-то заметит, мол, часто неопытность может причиной

быть поведенья такого, что вот человек проиграл все.

Не соглашусь. Ведь достаточно ихние рожи увидеть,

тех, кто билетик сует, как вам нравственный импульс подскажет,

кто перед вами. Их души – как сточная яма, зловонны.

Не доходя до угла Малой Бронной свернул я налево

прямо в открытую дверь, потому что навстречу мне вышел

парень, что дверь придержал предо мною немного, ему я

молвил «спасибо» и сам придержал дверь, чтоб ею не хлопнуть.

Мимо вахтера прошел, доложив, что в столовую кушать,

пальцем при этом наверх указав в направленье столовой;

важно кивнул мне вахтер, мол, понятно, идите, поешьте.

Сквозь турникеты, какие в метро можно видеть, прошел я

к лифту, нажал на прозрачную кнопку, зажглась она, тут же

лифт стал спускаться, открылися дверцы, и вверх я поехал.

Лифт комфортабельный: мягко, бесшумно он едет, просторна

и хорошо залита ярким светом кабинка (не то что

лифт в моем доме), – в таком и проехать приятно. Как, все же,

много зависит от качества. Чуть ли не мировоззренье

ваше зависит от качества лифта, к примеру. Фантастиш!

Так не пора ли серьезно подумать о быте, который

больше о нас говорит, чем нам прежде, советским, казалось?

Вот и четвертый этаж: двери лифта открылись, я вышел

и пересек небольшое фойе затемненное, ручку, что форму

шара имела, рукой крутанул, дверь открыл, чуть толкнувши

ручку вперед и вошел в освещенную солнечным светом

комнату, что называлась столовой. Уютное место.

Не ресторанный комфорт, но вполне аккуратно и чисто.

Эта столовая ведомству принадлежит. Но какому —

вспомнить сейчас не могу. Мне ее показал один парень,

что был соседом по офису, – фирма его занималась

сотовой сетью, но он уж давно переехал куда-то.

Я же сюда продолжаю ходить, хотя есть еще место,

где иногда я обедаю, но там столовая хуже,

хоть и дешевле. Она министерская тоже, но сервис

старорежимный и качество пищи неважное, скажем.

Здесь же все сносно. Одно неудобно – как много народу,

так маета начинается, – очередь движется очень

медленно. Но в этот раз повезло – всего три человека

передо мною стоит. Посмотрю-ка пока телевизор,

что на буфете пестрит за спиною стоящей у стойки

юной раздатчицы пищи (как должность назвать ее лучше?).

По НТВ выступает Дибров, рядом с ним сидит некий

дядечка лет сорока и чему-то согласно кивает.

Вот бы понять еще, с чем он согласен. А, впрочем, мне по фиг.

Кстати, лет восемь назад телевизор смотреть совершенно

был не способен я. Просто его энергетика слишком

неорганичной казалась, вредящей органике жизни.

Как кислота, попадая на кожу, ее разъедает,

так телевизор влиял на меня в тот период духовный.

Нынче же мне все равно: пустота восприять неспособна.

Я заказал себе вот что: салат оливье, щи пустые,

мясо с картофелем, сок апельсиновый, пару кусочков

черного хлеба, – всего заплатил рублей сорок. Чуть больше.

Сел возле окон, где столики на одного человека

были рассчитаны, и приступил к поглощению пищи.

Вот написал «приступил к поглощению» и почему-то

армию вспомнил. Похожая есть там команда солдатам

в час, когда их приведут вечно строем, – а, помню, в учебке

и в туалет только строем ходили, – рассадят на лавки

вкруг деревянных столов, на которых железные миски

иль оловянные, ложки такие ж, бадьи, в коих жидкость

с салом, что плавает сверху кусками, потом по команде

есть разрешат. Представляете, каждый стремился побольше

сала вареного кус ухватить. Вот меняет как вкусы

армия! Все, на что раньше глядел с отвращеньем, служивый

так уплетает, что треск за ушами стоит. Я, к примеру,

очень пюре из гороха тогда полюбил, хотя прежде

в школьной столовой, когда на гарнир подавали ребятам

это пюре из гороха, мог рвотный рефлекс моментально

с первой же ложки почувствовать. А уж вареное сало

видеть не мог вообще. Интересно исследовать эту

область – еду. Ведь и через нее, как сквозь призму, увидеть

многое можно во времени, месте, культуре. По полкам

социум весь разложить. Не могу здесь не вспомнить опять же

мною любимых китайцев с их кухней изысканной, коей

несколько тысячелетий. Сравните китайскую кухню

с американской, и сразу в мозгах ваших ясность наступит:

что есть культура, и кто поучать кого право имеет.

Впрочем, китайцы народ ненавязчивый. Американцы ж,

словно подростки, кичатся собой и подчас раздражают

мировоззреньем своим подростковым и эгоцентричным.

В общем, поел я, отнес за собою тарелки на мойку,

что расположена около входа за дверью соседней;

оную надо сначала открыть, для чего одну руку

освободить, а в другой удержать все тарелки с стаканом;

это не очень удобно, и сердце слегка замирает, —

вдруг уроню или вилку иль ложку, стакан иль тарелку;

думаю, каждый примерно такое же чувство невольно

носит в душе, но никто возражать на сие неудобство

и не пытается. Я не слыхал замечаний к хозяйке

этой столовой. А в целом вполне здесь прилично, замечу

вновь для читателя. Есть, например, зубочистки, салфетки,

есть и солонки для соли и перца, а раньше бывали

хрен и горчица, – теперь уже нет, – видно все же накладно.

Или им лень закупать то, за что они денег не просят

от посетителей, а лишь для имиджа. Имидж – ничто ведь,

как в той рекламе. Особенно нам, россиянам, понятно

это ничто. Для души – это да. Но душа не у всех ведь

так широка, как хотелось бы. Вот и едим без горчицы.

Выйдя на улицу, я, не спеша, на работу направил

шаг свой и даже решил, что чуть-чуть прогуляюсь под этим

солнцем весенним. Навстречу спешили мне люди, а сзади,

из-за спины, огибали другие. И все торопились.

Я же бесцельно прошел до Тверской и обратно, приметив

пару таких же зевак, как и я, наблюдателей жизни.

Впрочем, мы так иль иначе все жизнь наблюдаем. Но надо

и на работу идти. Возвратимся же к нашим баранам.

Да, как обманчива жизнь! Разве мог я представить когда-то,

что заниматься придется мне бизнесом?! Нет, невозможно

было представить мне это! Искусство – вот то, что, казалось,

станет судьбою моею. Но жизнь повернулась иначе.