Что-то неприятно ёкнуло внутри. Желание читать улетучилось, но ознакомиться всё нужно было, поэтому...
"Жил-был один почтенный и знатный человек. Первая жена его умерла, и он женился во второй раз, да на такой сварливой и высокомерной женщине, какой свет еще не видывал.
У нее были две дочери, очень похожие на свою матушку и лицом, и умом, и характером.
У мужа тоже была дочка, добрая, приветливая, милая - вся в покойную мать. А мать ее была женщина самая красивая и добрая. И вот новая хозяйка вошла в дом. Тут-то и показала она свой нрав..."
Прочтя последнюю строчку, отбросила это творение чьего-то извращённого ума.
Это было возмутительно! Это было ужасно! Мерзко!
Ладно я. Я действительно иногда превращаюсь в сварливую, всем недовольную девицу. Но матушка?... Ей-то это за что? Самое доброе, милое, нежное существо на свете облили помоями, описали так, что...
Слов не хватало, зато эмоции перехлестывали. То хотелось разрыдаться, то добраться до одной личности и переломать ему пальцы, чтобы неповадно было такое выписывать. Появилась мысль призвать фею, чтобы разворотить эту клоаку, называемую Новостным листом, и плевать во что мне это обойдётся.
Это надо же такое придумать - замученная Золушка! А сколько она нам нервов попортила, почему не описали? А во сколько её выходки нам обошлись - это такая мелочь, что и вспоминать не стоит, так что ли? И у меня оказывается ещё и сестра имеется! Несуществующая!
Я скрежетала зубами, разрывая брехливый листок с извращениями на мелкие клочки. А потом я услышала, как подъезжает карета. Выглянула в окно, а это матушка вернулась. Мысль о том чтобы пересказать ей прочитанное, была невыносима.
Ни за что! У меня язык не повернётся. Это всё равно, что богохульствовать.
Нужно уехать! Как можно скорее. Уедем домой, там, где нет никаких лже-Новостных листов. Там где мы забудем и столицу и всё что связано с ней как отвратительный кошмар. Может, обойдётся, и матушка даже не узнает, ведь лист я уничтожила. Точно. Придумаю что-нибудь, чтобы убедить её сегодня уехать. Матушка такая отзывчивая, не откажет.
Вспомнив какими словами её описывали в "Золушке", чуть не заревела. Никогда, никогда не прощу этого Изабелле.
Я отправилась на встречу с матушкой, на ходу сочиняя предлог для скорейшего отъезда. Но появившись в гостиной, поняла, что этого не потребуется.
Матушка неестественно бледна, губы дрожат, глаза потухли, плечи поникли, а в руках... ненавистный Новостной лист.
Я опоздала.
Худые вести не лежат на месте.
***
Мы уехали в тот же день.
Как только собрали вещи. Матушкина подруга поглядывала на нас со странным любопытством. Я представила, как она, после нашего отъезда, побежит смаковывать последние новости с соседями. Очень злило то, что мы оставляли всё как есть. Не требуем опровергнуть клевету, не протестуем против явной лжи.
Когда я заговорила об этом, матушка посмотрела на меня таким взглядом, что я поняла, её нужно спасать, увозить отсюда, пока она окончательно не разочаровалась в людях. Пока она не потеряла свою веру в чудеса...
Мы уехали, а я вознесла страстную молитву, прося Бога оградить нас от всего того, что здесь пережили. Смилостивиться, и помочь забыть случившееся как дурной сон.
В дороге у матушки началась мигрень. С ней такое случалось редко, но если случалось, то по веским причинам. Вот как сейчас.
Пряча в душе бессильную злобу, я старалась облегчить её страдания как могла, но ей было плохо от всего. От звуков, от запахов, и больше всего от тряски. Но она мужественно терпела, ни разу не попросив остановиться. Слишком сильно она хотела попасть домой, туда, где мы смогли спрятаться от несправедливости этого мира.
Но по какому-то безжалостному закону подлости моё колено разнылось. Тёмная кромка неба вдали подсказывала почему. Я стиснула зубы. Сейчас мне никак нельзя поддаваться своему настроению. Я нужна матери. Усилием воли, заперев в себе сварливую ведьму, я превратилась в лучшую дочь на земле. Окружила матушку нежностью и заботой. Уложив её голову к себе на колени, постаралась, как могла, уберечь её от тряски. Обмахивала веером. Поглаживала спину...
В своих страданиях нам обеим эта дорога показалась бесконечной. Но всё же она кончилась. Мы подъехали к дому, отчего на глазах выступили слёзы облегчения. Мы упивались тем покоем и уютом, которым нас встретили ставшие родными стены. Я захлопнула дверь, надеясь тем самым отрезать от нас всё, что произошло до этого. Недаром, мы так не хотели ехать в столицу. Как будто предчувствовали. Но это неважно. Теперь уже неважно. Мы дома, мы забудем эту жуткую, иначе не скажешь, поездку. Жизнь войдёт в прежнюю колею. Всё будет хорошо!
Я помогла матушке добраться до комнаты, где устроила её отдыхать: расшнуровала платье, сняла с неё туфли, а когда она легла - укрыла одеялом. До заката было далеко и осеннее солнце заливало окна своими лучами. И хотя лучи те были не яркими, они доставляли дискомфорт мучающейся от мигрени матушке, поэтому я стала задёргивать гардины. Окна этой комнаты выходили во двор, посему въезжающую во двор карету я увидела. Увидела и выругалась. Про себя. Баронесса Шатони, чтоб её черти уволокли.
Матушка, которая прекрасно расслышала шум экипажа, приподняла голову:
- Кто там, Адель?
Пришлось взять себя в руки.
- Это баронесса Шатони, матушка, - голос мой звучал спокойно и ровно. - Не волнуйся, приму её и быстро выпровожу, отговорюсь усталостью с дороги, - мило пообещала я, злобно ощерившись про себя на стервятницу, что прилетела поклевать наши и без того истерзанные души.
Ещё раз заверив, что сама разберусь с гостьей, вновь помогла матушке укрыться и вышла из комнаты, плотно закрыв за собой дверь.
До гостиной добралась полная решимости вцепиться кому-нибудь, а данном случае баронессе, в глотку, причём живущая во мне ведьма хотела принять в этом непосредственное участие.
Ворвавшись в комнату, опустив все приличествующие приветствия, грубо объявила:
- Матушке нездоровится, устала очень с дороги, хотелось бы передохнуть от назойливых посетителей.
Вот так вот, без светской утончённости, по-мещански прямо. Ожидала возмущения, чтобы воспользовавшись этим откровенно выгнать вон настырную гостью. Разум предупреждал о недопустимости такого поведения, но разнывшее колено и предшествовавшие события застилали туманом умные мысли.
Мой демарш не произвёл того впечатления, на которое я рассчитывала. Баронесса оглядела меня с усталой снисходительностью, словно ребёнка - капризного и избалованного.
- Добрый день, милочка. Как поживаете? Как матушка? Понравился ли бал и столица? Устали ли с дороги? Погода нынче стояла хорошей, жаль только портится...
