Крейг Ходжес, мой клиент из “Найк”, уже оставил мне на автоответчике два сообщения с просьбой срочно перезвонить. Я веду проект по производству четверти миллиона акриловых логотипов “Найк”, которые почтительно называют “свуш”. Их налепят на верх новых стеллажей для кроссовок, которые “Найк” расставит по обувным магазинам по всей стране. Прежде чем заказ привезут из Китая, Крейг хотел взглянуть на образцы, и я попросил их послать ему бандероль. Судя по его сообщениям, с логотипом что-то не так.

– Цвет не тот, – говорит он, когда я перезваниваю.

– То есть?

– Я говорю, что цвет не тот, который нужно, – раздраженно поясняет Крейг. – Должен быть синий, а эти фиолетовые.

Крейг на несколько лет старше меня, высокий, угловатый и вечно на нервах. Однажды я пригласил его на ужин, он выпил лишнего и признался мне, что ужасно одинок. В “Найк” он вкалывает за троих и поэтому всегда готов сорваться на крик.

– Погоди минутку, – прошу я, листаю документы, нахожу присланные Крейгом технические требования, в которых он указал номер пантона, и сверяю со своим. Фиолетовый. На всякий случай проверяю еще раз, и меня охватывает облегчение из-за того, что облажался не я.

– Крейг, – говорю я, – ты написал, что по пантону номер 2597. У меня в таблице это фиолетовый.

– Что ты несешь? – взвивается Крейг, в его голосе сквозят истерические нотки. Я слышу, как он лихорадочно шуршит бумагами. – О черт, – наконец произносит он, отыскав нужный документ. – Номер не тот.

– Ты сам его мне прислал.

– Так не пойдет, – настаивает Крейг. – Стеллажи синие. Причем вся партия. Свуш тоже должен быть синий.

Я молча проверяю дату отгрузки заказа. Пятница на этой неделе, а значит, четверть миллиона фиолетовых свушей уже произвели в китайском городе Циндао, упаковали в картонные коробки и погрузили в четыре контейнера, которые либо стоят на территории завода, либо уехали на грузовиках в порт. В другое время то, что заказ доставят в срок, стало бы отличной новостью, поводом для радости, сейчас же это настоящая катастрофа. Где-то стоит четверть миллиона стеллажей для кроссовок, которые не попадут в магазины, потому что свуши для них оказались не того цвета. Если стеллажи опоздают, в магазинах не будет товара, а значит, у “Найк” упадут продажи, а у Крейга будут большие проблемы. К документам не придерешься: и распечатки, и электронные письма подтверждают, что я не виноват. И хотя ошибся не я, но решать проблему явно предстоит мне.

– Какая у нас степень готовности? – интересуется Крейг.

Дурацкий вопрос. Мы оба знаем, что заказ должны привезти на этой неделе.

– Надо уточнить у поставщика, – отвечаю я, – но, судя по дате доставки, товар либо уже отправлен, либо ждет в порту.

– Черт.

Я буквально слышу, как Крейг лихорадочно скрипит мозгами, причем не над тем, как решить проблему, а как бы все свалить на меня.

– Видишь ли, в чем дело, – чуть погодя произносит он, и я чувствую, как его пот просачивается сквозь телефонную трубку, – я просил заранее прислать мне образцы, чтобы подтвердить заказ, прежде чем запускать в производство. Если бы я увидел, что цвет не тот, я бы никогда не дал добро.

– Ты сам хотел все сделать поскорее, – возражаю я. – Не прошло и двух недель с момента получения заказа, как тебе уже прислали образцы. Это стандартные сроки. А менять что-либо поздно, потому что ты перенес дату отгрузки на три недели вперед.

Нападение отбито, но толку от этого чуть. В этих дуэлях посреднику никогда не победить. Если я буду стоять на своем, не видать мне заказов от “Найк” как своих ушей.

– Зак, – с деланым спокойствием произносит Крейг, – позвони поставщику и попробуй решить вопрос, ладно? Будут еще и другие заказы, но чтобы мы с тобой и дальше сотрудничали, наш первый проект должен пройти без сучка без задоринки.

Перевожу: Крейг в разговоре с начальством повесит на меня всех собак, я потеряю самого крупного клиента, а “Спэндлер” – репутацию.

– Посмотрим, что тут можно сделать, – вздыхаю я.

– Спасибо, дружище.

– Пока не за что.

– И все равно спасибо, – внушительно произносит Крейг и вешает трубку.

Вот из-за таких пожарных тревог народ в компании и выгорает так быстро. Последней жертвой на прошлой неделе стал Клэй Мэтьюс, который сидел через три кабинки от меня. Сперва до нас донеслись крики: “Козлы! Уроды! Чтоб вы все сдохли!” Мы побросали телефонные трубки и незаконченные письма, высыпали наружу, и пошло-поехало. Из кабинки Клэя стремительно вылетел телефон, врезался в стену, отколов кусок штукатурки, и рухнул на пол. Красный от ярости Клэй со встрепанными волосами выбежал в холл и принялся топтать телефон, пока не остались одни ошметки, а потом распинал их по коридору. Если он и заметил нас, то не подал виду, а ринулся обратно в кабинку, заорав во все горло: “Суки!” Кто бы мог подумать, что у Клэя такой громкий голос? Он всегда так спокойно и деловито принимал наши футбольные ставки на тотализаторе. Тут из кабинки вылетел громоздкий двадцатикилограммовый монитор и с диким грохотом разбился об пол, буквально взорвался. Билл, наш босс, слишком помешан на экономии, чтобы разориться на плоские экраны, поэтому Клэю было на чем отвести душу. Спустя несколько секунд за монитором с глухим стуком последовал лазерный принтер, но это, конечно же, не шло ни в какое сравнение. После этого Клэй на минутку скрылся в кабинке, и мы услышали, как он рвет бумаги, швыряет о стену фотографии в рамках и крушит мебель. Наконец он снова выбежал в холл: мокрая от пота рубашка вылезла из брюк, галстук сбился набок, с лица капал пот, на висках пульсировали жилки. Клэй осел на пол, прислонился к стене, закрыл лицо руками и еле слышно всхлипнул. Когда наконец подоспела охрана, чтобы вывести его из здания, он немного успокоился, и пока его волокли к лифту, довольно улыбался и кивал, как будто его все это хоть сколько-нибудь заботило.

Клэй сам напросился. Он нарушил два главных правила: 80/20 и сроков поставки. В “Спэндлере” куча принципов; кое-какими при случае можно пренебречь, но есть такие, на которые нельзя закрывать глаза, иначе вам крышка. Более восьмидесяти процентов доходов Клэя зависели от менее двадцати процентов его клиентуры. Он допустил, чтобы самый крупный заказчик стал для него единственным, и усугубил положение, позволив клиенту уговорить себя на нереальные сроки. Так что гроза могла разразиться над головой Клэя в любой момент.

Я, как и все, покачал головой и скорбно поджал губы, но на самом деле завидовал Клэю. Завидовал его вспышке, его освобождению, а больше всего – тому, что он вырвался на волю. Ему необходимо было сбежать, чтобы избавиться от постоянного давления со всех четырех сторон, и, черт побери, побег удался на славу. Клэй облажался, Клэй чокнулся, Клэй взбесился, но факт есть факт: он выпутался. И обрел свободу.

Я перелистываю документы и графики, надеясь, что случится чудо и мне удастся придумать, как решить проблему с “Найк”, но уже понимаю: ничего не выйдет. Ошибся Крэйг, а расхлебывать мне. Перед глазами стоит лицо Клэя, которого уводит охрана, – растерянное, удивленное, но все же ликующее. А когда начинаешь завидовать чужим нервным срывам, явно пора задуматься о жизни.

Тут я чувствую, что хочу писать.

В мочевом пузыре, как всегда, немного щекотно, но теперь это симптом чего-то пока неизвестного и пугающего, что просится наружу. Я рассеянно лавирую в лабиринте кабинок; из-за обитых звукоизоляцией стен доносятся деловые разговоры, жужжат у меня в ухе, точно странное насекомое. Наконец я вхожу в туалет и натыкаюсь на типа с дурацким именем Билл Кокберн. Это руководитель нашей группы. Он тщательно моет руки. Синяя рубашка в полоску, бордовый галстук и такие же подтяжки выдают в нем большого начальника.

– Привет, Зак, – бодро произносит он, глядя на меня в зеркале.

– Доброе утро, – здороваюсь я.

– Как дела?

– Супер.

Главное в общении с Биллом – как можно меньше говорить. Он печально известен нудными и многословными поучениями о том, как нужно продавать, и не угадаешь, когда простой обмен любезностями превратится в мини-семинар в духе Дейла Карнеги. Вам наверняка знакомы такие, как Билл. Вы сталкивались с ними в самолетах, где они слишком громко рассказывают сидящему в соседнем кресле бедолаге о фондовой бирже, последних приложениях для КПК и слабых местах бизнес-модели “Амазона”. Наверняка вы подумали: “Если он такой умный, почему тогда учит других?” Биллу за пятьдесят, у него мясистые щеки в прожилках и лысина, которая начинается со лба; он уверен, что нет такой проблемы, которую нельзя было бы решить с помощью десятиминутной презентации в “Пауэр-Пойнт”. Билл истово служит богам корпоративного менеджмента, свято верит в системы и изъясняется на деловом жаргоне. Он всегда готов “наладить контакт”, “убедиться, что мы на одной странице” и вечно просит “держать его в курсе дела”. Он обожает продавать и заключать сделки. Секрет его системы управления сводится к тому, чтобы сыпать направо-налево банальностями, которые он заучил за тридцать лет, проведенные на передовой. Он делится с нами этой премудростью с видом учителя дзен, ведущего к просветлению. “Торгуйте с массами, ешьте с разными классами”, – говорит Билл. “Не задирайте нос”, – говорит Билл. “Дважды отмерь, один раз отрежь”, – говорит Билл. “Продавайте сперва себя, а потом уже продукт”, – говорит Билл. “Путешествие длиною в тысячу миль начинается с первого шага”, – говорит Билл.