— Не знаю. От меня требовалось только найти Маргариту Сергеевну.
— Она не могла этого сделать, — тихо сказал Федор Олегович, промакивая вспотевший лоб платком, — У нее был инсульт, правая рука очень слабая. Она ее постоянно разрабатывала вязанием.
— Схожу к ней, — Людмила встала.
— Я с вами, — торопливо вскочил Захар.
— Людасик, пусть он один сходит, — умоляюще попросил Модест, — Зачем тебе эти хлопоты?
— Я не могу сидеть без дела. Ты же знаешь.
На этот раз, поднимаясь на третий этаж, Захар был говорлив и сыпал анекдотами. Людмиле подумалось, что он очень гордится этим расследованием.
— Я подожду здесь, — сказал Захар, останавливаясь у двери комнаты, — Поговорите сначала вы. Я зайду позже.
Людмила кивнула и постучала, но никто не ответил. Тогда она открыла дверь и заглянула в комнату. Маргарита Сергеевна лежала на кровати, скорчившись, подтянув колени к подбородку. На полу валялось вязание. Клубок, прокатившись через всю комнату, остановился у самой двери.
— Маргарита Сергеевна, — наклонилась над ней Людмила. — Я хочу поговорить с вами.
От старушки сильно пахло алкоголем и почему-то чесноком. Хотя, возможно, это было всего лишь растирание. Людмила коснулась ее руки и тут же отдернула.
— Захар!
Детектив быстро распахнул дверь и метнулся к старушке:
— Она умерла.
— Как-то странно все это, — прошептала Людмила, пятясь.
Захар наклонился к бутылочке на прикроватной тумбочке и осторожно понюхал.
— Кое-что проясняется. Вполне возможно, что это настойка с ядом. Во всяком случае, такой сильный чесночный запах бывает у фосфида цинка. Им крыс травят. Скорее всего, Маргарита Сергеевна покончила жизнь самоубийством.
— Какой ужас. Но зачем?
— Трудно сказать. — Он пожал плечами и принялся осматривать письменный стол у окна. — Людмила, тут записка. Почитайте.
Он взял со стола бумагу и протянул ей. Она с недоумением взяла помятый лист, вырванный из блокнота. На нем печатными буквами кривовато было написано: «Я убила Семена Петровича Сильвестрова и ухожу из этого мира».
— Я не могу в это поверить.
— У головоломки, как правило, очень простое решение.
— Идемте. И пожалуйста, — она зябко охватила себя руками, — закройте комнату на ключ.
— Хорошо.
Он тихо прикрыл дверь, словно боялся разбудить старушку, щелкнул замком и отдал Людмиле ключ. Когда они спускались вниз, он пару раз поддержал ее за локоть, и ей показалось, что от него тоже пахнет чесноком. А может, этот запах остался на предсмертной записке, которую она держала в руках?
— И как успехи? — изображая бодрость, спросил Модест, когда они вошли в столовую. — Людасик, что случилось?
— Маргарита Сергеевна призналась в убийстве, — тихо сказала Людмила.
— Как? — вскочил потрясенный Федор Олегович. — Не может быть.
— Вот тебе и божий одуванчик, — пробормотал Модест.
— Она написала записку и отравилась. — Людмила протянула отцу лист.
— Совсем? — невнятно спросил Федор Олегович. Людмила кивнула, и он ошарашенно опустился на стул, — Надо же. А мне показалось, она его простила.
— Вы о чем? — порывисто повернулась к нему Людмила. — Вы что-то знаете?
— Да почти ничего. — Федор Олегович промокнул разом вспотевший лоб, — Понимаете, мне как-то неудобно об этом говорить. Все же это не моя тайна.
— Да какая сейчас разница, милейший, — нетерпеливо мотнул головой Модест, — Ни ей, ни ему вы уже не сделаете больно.
— Ну да, ну да, — растерянно закивал Федор Олегович. — Когда Маргарита вернулась от Семена, на ней просто лица не было. Мне показалось, она вот-вот заплачет. Я попытался ее развеселить, а она вдруг рассказала про своего сына, Максима. Видите ли, Семен когда-то сделал ему очень сложную операцию и практически спас парню жизнь. Потом они долго дружили. Ездили вместе на рыбалку.
Он вздохнул. Вытащил носовой платок, зачем-то развернул его, а потом опять сложил в тугой квадрат и сунул в карман. Пальцы его заметно дрожали.
— И что же? — нетерпеливо поторопил его Модест.
— Видите ли, по дороге с рыбалки Максим сбил ребенка. Срок парню дали небольшой, но он умер в тюрьме. — Федор Олегович виновато посмотрел на Людмилу. — И вот сегодня Семен признался, что Максим не виноват в том происшествии, что он взял чужую вину на себя. Это Семен был за рулем.
— Быть этого не может. — Отец ожесточенно хлопнул ладонью по столу, — Папа никогда не был трусом. Он бы не стал избегать ответственности.
— Продолжайте, — тихо попросила Людмила.
— Я только говорю о том, что мне рассказала Маргарита, — вздохнул Федор Олегович. — Они возвращались с рыбалки. Шел дождь. Плохая видимость. А потом, когда это случилось, Максим убедил Семена сказать, что за рулем был он. Понимаете, он не хотел, чтобы такой врач перестал оперировать и помогать людям. И Семен уступил. Я думаю, он мучился из-за этого всю жизнь. Маргарите нелегко дался этот разговор, но мне показалось, что она его простила.
— А получилось, что нет, — вздохнул Модест, — Ох, грехи наши тяжкие.
— Я не верю в это, — прошептал Федор Олегович со слезами на глазах, — Она не могла.
— Почему бы и нет? — задумчиво произнес Захар, выстраивая четыре солонки попарно и до миллиметра выверяя расстояние между ними, — Она имела все основания это сделать.
— Но все равно, что-то не сходится в этой истории, — Людмила всматривалась в косые строчки на предсмертной записке. — Что-то не дает мне покоя, а что, не пойму.
— Людмила, не ломайте голову, головоломка разгадана, — Захар с удовольствием обозревал идеально выровненные ряды солонок, — Дело можно считать закрытым. Остались формальности.
— Нет, мы так и не выяснили, как она ушла из закрытой комнаты, — упрямо продолжала Людмила. — И еще слоники.
— Какие слоники? — удивился Захар. — Вы все время говорите о каких-то слониках.
— Разве вы не помните? — поразилась Людмила.
— Нет.
— Странно… — Она замолчала, растерянно уставившись на солонки.
— Людасик, с тобой все в порядке? — всполошился Модест, — Верочка, дайте воды.
— Не надо, — мотнула головой Людмила, — Все в порядке.
Но Верочка уже спешила к ней со стаканом. Пришлось пить и улыбаться.
В дверь вдруг позвонили, кажется, это приехала полиция, кто-то пошел открывать, но она уже не следила за окружающим, поглощенная неожиданной разгадкой. Столовая наполнилась людьми. А потом они разбрелись по дому, перекликаясь, заполняя его движением. Кто-то разговаривал совсем рядом, спокойно и уверенно отвечая на вопросы.
Она закрыла глаза, соединяя разрозненные кусочки событий в единую картину. Память высвечивала лица, слова, жесты, выстраивала болезненно четкие цепочки последствий. Людмила открыла глаза и поставила стакан на стол. Модест, заметив ее движение, тут же метнулся к ней, сел рядом, преданно заглядывая в глаза.
На дальнем конце обеденного стола устроился серьезный парень в форме, разложив вокруг себя бумаги, папку, сотовый. Наверно, следователь, подумала Людмила. Он еще раз оглядел заполненный бланк и придвинул его Захару:
— Подпишите.
— Я могу идти? — Захар торопливо подписал. — Я и так сильно задержался.
— Да, можете идти, — кивнул следователь.
— Стойте. — Людмила медленно встала, — Я знаю, кто убийца.
На мгновение воцарилась тишина, стихли шаги и разговоры. Казалось, весь мир замер вокруг нее. Следователь, оторвавшись от бумаг, скользнул по ее лицу цепким, задумчивым взглядом. Захар придвинулся к нему и что-то зашептал на ухо. Страж закона выслушал и крайне холодно посмотрел на детектива, отчего тот смешался и заторопился к выходу.
— Останьтесь, Захар, — попросила Людмила.
— Нет уж, увольте. Больше я не намерен слушать ваши сказки.
Он уже взялся за ручку двери, но следователь, с интересом разглядывавший Людмилу, кивнул кому-то, и перед Захаром появился широкоплечий полицейский.
— Присядьте, гражданин.
— Но я спешу. И меня уже допросили.