Валентина дует на старый негатив воздухом из баллончика, потом осторожно протирает его собольей кисточкой. Аккуратно поместив его между двух пластин прозрачного пластика, кладет негатив на комод с зеркалом. Она вспоминает первые мгновения, когда проснулась на следующее утро с мыслью о том, что при холодном свете дня почувствует себя неловко с этим незнакомцем у себя в кровати, по крайней мере захочет, чтобы он ушел. Но этого не произошло. Едва она проснулась, он потянулся к ней губами, и они снова занялись любовью, так трепетно, словно были любовниками всю свою взрослую жизнь.
То была самая эротическая ночь ее жизни, но она ничего не ждала от нее. Даже когда они наконец представились: Тео Стин, американец, историк искусства, в Милане работает над докторской диссертацией, не женат; Валентина Росселли, профессиональный фотограф, родилась в Милане, не замужем. Даже когда на следующее утро Тео за кофе и бриошами с улыбкой сказал, что их историю можно будет поведать внукам, она решила: он шутит. Как можно после подобной встречи рассчитывать на какое-либо продолжение отношений? И все же они стали любовниками. К ее удивлению, на следующий день вечером он позвонил и предложил пойти куда-нибудь. До этого звонка она была уверена, что больше никогда его не увидит, и какое-то время колебалась, прежде чем принять предложение. С тех пор их жизни неразрывно переплелись, как она ни пыталась сохранять дистанцию. Может быть, для этого Тео и понадобились старые негативы? Возможно, с их помощью он пробует наладить общение с ней?
Она берет фотографии, которые успела сделать, и выкладывает их в ряд на кровати. К «спине-ландшафту» и перевязанной лодыжке добавились четыре снимка. Один – явно мочка уха с золотой серьгой. Инстинктивно она чувствует, что это мужское ухо. Сережка слишком простая и маленькая для женского украшения. На другой фотографии запечатлена рука в перчатке с длинной нитью жемчуга. Этот снимок ей особенно нравится. Ее привлекает контраст черной перчатки и белых шариков. Есть там снимок губ, не улыбающихся и темных. Ей кажется, что, если бы фотография была цветной, стало бы ясно: они накрашены красной помадой. И наконец, самое интересное: фотография глаза. Одного. Снимок сделан крупным планом, поэтому не сразу понятно, что на нем. Глаз смотрит вниз, все, что видно, – это переливчатое веко под четкой ровной бровью и длинные черные ресницы, опущенные над краем щеки.
Валентине не терпится узнать, кто эта женщина. Единственный человек, который может что-то объяснить, сейчас, скорее всего, находится далеко от Милана. Неужели Тео хочет, чтобы она сошла с ума от любопытства? Он ведь знает: эта загадка не даст ей покоя, хотя, вынуждена признать, он знает и то, что ей это понравится. Но как же все-таки узнать, кто эта женщина… а теперь еще и мужчина? Ни о нем, ни о ней Валентине не известно ровным счетом ничего. На столе Тео никаких наводок не обнаружилось. Она закусывает губу, поднимает снимок лодыжки и снова его рассматривает. Эти фотографии уже и во сне преследуют ее. Вот только прошлой ночью ей приснилось, что ее лодыжки привязаны к кровати в точности как на фото, которое она изучала перед сном. В этом неописуемо эротическом сне Тео ласкал все ее тело. Она проснулась, охваченная желанием, и была горько разочарована, когда увидела, что ее любовника нет рядом. Хотя, может статься, причина того сна – звонок Леонардо Соррентино. Впрочем, у нее нет времени, чтобы сейчас анализировать психологию своих снов. Ей нужно отправляться на встречу с упомянутым Леонардо, владельцем клуба садомазохистов.
Что надеть? Дело уже идет к вечеру, но слишком наряжаться ей не хочется, не следует привлекать к себе излишнее внимание в клубе. В то же время она не желает выглядеть неряхой. В конце концов Валентина надевает черные брюки, майку и кожаный пиджак – беспроигрышный вариант, да к тому же еще хорошо смотрится с ее черной короткой стрижкой. Она красит губы темной помадой и по дороге к двери берет сумку с фотоаппаратом. Кто знает, может, он и не пригодится, но лучше быть наготове.
Садясь в такси, она замечает фигуру, появившуюся из-за машины на другой стороне улицы. Человек держит руки в карманах и смотрит на нее. Она оглядывается. Точно, он смотрит на нее. Чутье подсказывает, что это не тот незнакомец из сада. Этот мужчина старше, ниже и толще, и у него седые волосы. Он, кажется, собирается обратиться к ней, но она, не желая вступать в разговор, запрыгивает в такси. Когда машина немного отъезжает, она оборачивается. Мужчина все так же, засунув руки в карманы, стоит посреди дороги и хмурится.
За прошедшие сутки двое странных типов наблюдали за ней. Это не может не волновать ее. Как жаль, что Тео сейчас далеко. Она достает из сумочки мобильник и вертит его в руках. Может, позвонить ему? Спросить, когда вернется. Интересно, что он скажет, если от нее узнает об этой слежке? Что у нее паранойя? Мужчина в саду вполне мог быть плодом ее воображения. Но человек, которого она видела только что, был очень даже реальным и, кажется, хотел с ней пообщаться. Она мысленно бранит себя. Это был просто какой-то стремный тип, которому вздумалось поговорить с ней, – вот что сказал бы ей Тео. Валентина, ты даже не представляешь, какое воздействие производишь на мужчин. Она долго смеялась, когда он однажды сказал это, и велела не говорить глупостей. Она не Мэрилин Монро.
«Это точно, дорогая, ты не Мэрилин Монро. Но, знаешь, не все мужчины мечтают о пышногрудых блондинках».
Она кладет телефон обратно в сумочку и выбрасывает из головы мысли о странных мужчинах. Ее ждет интересный вечер. Она уже как на иголках. Что Леонардо Соррентино покажет ей сегодня? Нужно держаться сдержанно и серьезно. Сейчас не время думать о чем-то другом.
Клуб садомазохистов находится в той части Милана, которая Валентине почти не знакома, рядом с Виа Гарлияно в районе Изола. Эта часть города раньше была похожа на Венецию, пока Муссолини не решил перекрыть каналы. Когда-то это был один из самых захудалых районов города, но с недавних пор он приобрел лоск и даже вошел в моду. Как и садомазохизм, думает она, который сейчас тоже постепенно становится приемлемым для общества.
К нервозности присоединяется возбуждение. Сердце ее колотится как сумасшедшее, а в животе ноет от предвкушения. После увиденного вчера вечером в Интернете она решила больше не искать картинок на тему садо-мазо. Она не хочет преисполниться еще большим отвращением. Не то чтобы осуждает этих людей, просто ее совершенно не прельщает секс, связанный с болью. И все же Валентина заинтригована. Ей хочется понять эту темную сторону человеческой сексуальности. Является ли она извращением? Или же это проявление природных инстинктов, способ обрести полную свободу?
Леонардо Соррентино оказывается полной противоположностью человека, которого она ожидала увидеть. Во-первых, он молод. Ей представлялся мужчина в возрасте, жирный, лысый и немного вульгарный. Стереотип, разумеется. Леонардо, возможно, лишь на пару лет старше ее. У него такая же темная кожа, как у Тео. Он даже кажется ей чем-то похожим на ее любовника. Такая же легкая улыбка, хотя Леонардо не столь высок, как Тео, и глаза у него темно-карие, а не голубые. На нем безукоризненный и по виду очень дорогой темно-синий костюм и фиалковая рубашка, которая, несмотря на нежный оттенок, совсем не кажется женской. Едва ступив на порог безобидного вида здания частного клуба, она чувствует запах одеколона «Армани».
– Синьорина Росселли, спасибо, что пришли, – приветствует ее он.
– Зовите меня Валентина, – отвечает она, чувствуя себя неловко от столь формального обращения.
– Леонардо, – улыбается он в ответ и жмет ей руку.
Они идут по длинному коридору, который освещен приглушенным светом, струящимся из бра. Светильники укреплены на стенах, выложенных блестящей черной плиткой. Валентина готова к тому, что в любую минуту ее могут ввести в какой-нибудь мрачный подвал с инструментами для пыток, но, когда он наконец приводит ее в комнату в конце коридора, она чувствует даже некоторое разочарование. Мягкий свет, большой кремовый диван, ковер такого же цвета. И ни хлыстов, ни цепей.
