Валентина не любит собственное прошлое. Она никогда не понимала неуемной страсти своих сверстниц к прозрачности отношений, их потребности ворошить то, что было когда-то, ждать от любовника искренний интерес к этому. Ее поражало, как много девушек желает манипулировать своими парнями, давя на жалость. Меньше всего ей хочется быть жертвой. Нет, гораздо лучше не оглядываться на прошлое, сохранять некий флер таинственности. Она твердо убеждена, что свои тайны нужно держать при себе. Это всегда было ее девизом, и все же…

Она не может выбросить из головы слова Джины Фалади. Произнесенные, разумеется, абсолютно невинно. Джина – милейший человек, хотя, по мнению Валентины, уж чересчур покорна. Ей приходилось видеть, как по-хозяйски обращается с Джиной ее парень, Грегорио. Можно только догадываться, как он ведет себя в постели. Но, несмотря ни на что, Джина – один из лучших гримеров, с которыми Валентине приходилось работать. На прошлой неделе они вместе летали в Прагу на модную фотосессию для «Мари Клэр». И на обратном пути, после пары бокалов вина в самолете Джина задала ей вопрос, который теперь беспрестанно крутится у нее в голове, словно большая черная кошка.

«Куда он ездит?»

Вот о чем спросила Джина. Валентина уже собиралась ответить, что понятия не имеет, да они с Тео и не ревнуют друг друга, но, увидев, как вопросительно поползли вверх брови Джины, передумала.

«На работу. – Валентина сделала глоток красного вина. – Ходит на выставки. Встречается с художниками. Покупает картины», – неопределенно продолжала она. Хороший предлог. И кто знает, может, так оно и есть. Однако суть дела в том, что Валентина понятия не имеет, куда на несколько дней раз в месяц исчезает ее любовник. Да, есть статьи, обзоры, и до их встречи он издал две книги (одна о немецком экспрессионизме, вторая – о футуризме в Италии двадцатых годов), но это совсем не тот объем работы, который можно было бы ожидать от искусствоведа, исколесившего чуть ли не полмира. И что он делает в Милане? Работая на полставки лектором в университете, он вряд ли получает хороший доход. Наверняка он мог бы найти себе место получше в каком-нибудь университете у себя в Америке. Когда она в лоб спросила Тео, для чего он приехал в Италию, он не ответил прямо, замахал руками, как настоящий итальянец, и сказал нечто невразумительное насчет того, что ему сейчас необходимо находиться именно здесь. Каждый день она ожидает услышать, что он возвращается домой, и, тем не менее, он все еще живет в Милане, а ведь прошел почти год после их первой встречи.

Поначалу Валентине было все равно, куда уезжает Тео. Правду сказать, в первые месяцы их совместной жизни она даже радовалась этим недолгим исчезновениям. Она не могла не сомневаться: было ли правильным шагом ее скоропалительное предложение, и винила мать в том, что та подтолкнула ее, заявив: «Не позволяй ему присваивать тебя, они все только этого и хотят. И ради всего святого, не живите вместе!»

Мать как всегда выбила почву у нее из-под ног. Зачем вообще Валентина тогда ей позвонила? После нескольких первых восхитительных недель с Тео она как будто опьянела от счастья, и ее распирало глупое желание поделиться с матерью. Она даже просидела полночи у телефона, дожидаясь удобного времени, чтобы позвонить в Штаты. Могла бы и догадаться, чем это закончится. Вместо того чтобы обрадоваться и поддержать дочь, мать увидела только минусы.

«Валентина, – предупредила она, – мы с тобой не созданы для того, чтобы отдавать всю себя одному мужчине. Нам нужно пространство. Я через многое прошла, пока поняла это. Не принимай поспешных решений».

Совет взбесил Валентину. Она была не такой, как ее мать, – самовлюбленная, эгоцентричная женщина, которая не могла жить без внимания к своей персоне и была не способна делиться счастьем даже с собственными детьми. Валентина просто обязана была доказать матери, что та ошибается, поэтому в тот же самый вечер, к немалому изумлению Тео, предложила ему жить вместе. А почему нет? Как раз тогда он подыскивал себе новое жилье, а она занимала огромную квартиру, за которую не платила, поскольку это была собственность матери. Они просто станут соседями, успокаивала она его, которые занимаются сексом. Неуместность предложения вызвала у него смех, и он назвал ее сумасшедшей, но все же согласился.

И все-таки, если говорить откровенно, Валентина вынуждена признать, что ее не покидает страх. Вдруг мать права? Ей трудно привыкнуть к компромиссам. С Тео они почти никогда не спорят, их вкусы относительно еды, музыки, искусства совпадают, но ей не дают покоя мелочи. Она любит, чтобы ночью дверь спальни оставалась открытой, а в коридоре горел свет. Тео же предпочитает полную темноту и закрытую дверь. Работать ей нравится в тишине, а он включает музыку. Обычно он ставит что-то такое, что по вкусу им обоим, но иногда это бывают песни восьмидесятых, которые любила ее мать, – «Джой Дивижн», «Кьюр», – да так громко, что Валентина слышит их даже в своей студии или в фотолаборатории, проявляя снимки. Ей остается только скрежетать зубами и терпеть.

А еще бывает, что он чересчур громко разговаривает. Тео предусмотрительно не рассказывает о себе и не задает слишком много вопросов о ее матери (к этому неизменно приходят все любовники Валентины, что тут же ее от них отталкивает).

Но вообще, его хлебом не корми, дай порассуждать о чем-нибудь. Обычно он заводит разговоры (кто бы сомневался?) об искусстве или фильме, который они недавно посмотрели, и все бы ничего, но Тео имеет привычку переключаться на проблемы насущные, экономику или историю. Он постоянно донимает ее расспросами об итальянской политике. Что сейчас итальянцы думают о Муссолини? Что было с семьей Валентины во время Второй мировой? Валентине это не интересно. Она с детства сыта по горло политикой: мать на ночь вместо сказок рассказывала ей о том, что случилось с семьей ее отца во время войны. Это навсегда отбило у Валентины охоту разговаривать на подобные темы.

То же самое можно сказать о постоянных спорах относительно плюсов и минусов коммунизма, которые мать вела с ее братом Маттиа всякий раз, когда тот приезжал к ним, что, впрочем, случалось не так уж часто. Каким-то образом в сознании Валентины идеологические воззрения ее родителей превратились в причину ухода отца, покинувшего их много лет назад. Валентине не нравятся идеалисты – люди, пренебрегающие собственными семьями ради всеобщего блага. Но Тео, похоже, более прагматичен (еще бы, при его-то воспитании!). И все же, когда он заводит обычную песню о мире и необходимости перемен, это выводит ее из себя. Неужели он не замечает, как напрягается ее лицо, как губы сжимаются в тонкую упрямую линию, как стискиваются челюсти, когда он требует от нее высказать свое мнение? И не случайно на следующий день Тео обычно объявляет, что уезжает по делам, наверное, он чувствует: ей нужно побыть одной.

Валентина привыкла к одиночеству. Она росла как единственный ребенок в семье, потому что, когда родилась, Маттиа было уже тринадцать и он учился в школе. Отец рано оставил семью, поэтому у нее не сохранилось воспоминаний о нем. Маттиа тоже уверяет, что не знает, где он. Так что ее растила мать, которая с самого раннего возраста учила Валентину быть самостоятельной. Еще совсем маленькой мать брала Валентину с собой на фотосъемки, и за долгие часы ожидания девочка превратилась в заядлого книгочея[1].

Когда Валентине исполнилось тринадцать, мать оставила ее в Милане, заявив, что не желает прерывать учебу дочери, но Валентина подозревала: на самом деле она просто не хотела, чтобы дочь-подросток испортила ее имидж. Все мужчины любили Тину Росселли. В мире моды и гламура она была настоящей звездой. К своей чести, Тина никогда не скрывала возраст, однако тщеславие не позволяло ей появляться на людях в обществе ослепительно молодой версии себя самой. И потому Валентина в полном одиночестве проводила дома недели, если не считать вечно мрачного кота Тэша.