Простите, мы знакомы?

О да, Оскар, мы знакомы.

Оскар подошел к дивану и присмотрелся внимательнее, стараясь отыскать этот образ в своем прошлом.

Я не…

И не пытайся меня узнать. От моего прежнего облика ничего не осталось. За прошедшие десятилетия я сотни раз прибегал к перепрофилированию, что­бы на пару шагов опережать представителей закона.

Вот дьявол! — У Оскара ослабели ноги, и он тяжело опустился на край дивана. — Адам? Это ты, Адам?

И никто другой.

Господи! Прошло сорок лет.

Тридцать девять.

Оскар, не скрывая страха, уставился на человека, бывшего когда-то его дру­гом и товарищем по партии.

Чего ты хочешь?

Так-то ты приветствуешь старого друга?

Прекрати.

Что прекратить? Прекратить напоминать тебе о том, кем ты когда-то был? О том, что у тебя имелись идеалы? Принципы? О том, что ты тогда натворил?

Я ничего не забыл! — крикнул Оскар. — Боже милостивый! Этого никто не смог бы забыть.

Рад это слышать. Я вот что подумал: ты работаешь в крупнейшей в исто­рии человечества корпорации, помогая распространять ее власть и тлетворное влияние на новые миры.

Твои проклятые речи ничуть не изменились за эти сорок лет. Неужели ты не понимаешь, насколько устарела эта чепуха? И даже мировую плутокра­тию не забыл упомянуть. Такие громкие слова производят впечатление на невежественных глупцов, и ты можешь их контролировать, можешь заставить пожертвовать жизнью ради твоего дела. Они считают тебя великим интеллек­туалом, кому можно доверять и кто знает, что делает.

Это дело когда-то было и твоим, Оскар. Или ты отказался от идеи соци­альной справедливости? Это цена твоих омоложений? Новая валюта, принятая Оскаром Монро?

А, прекрати. Я тогда был молодым, был жалким шутом, легкой добычей для мерзавцев вроде профессора Грайва. Черт возьми, мы же были детьми. Про­сто детьми, и ничего не знали. Ты говоришь о тлетворном влиянии. Тебе не надо далеко ходить, чтобы увидеть его во всей красе.

Партия стоит за правое дело, и ты это знаешь. Наше общество идет по неверному пути.

Ну давай, скажи! — Оскар, сжав кулаки, наклонился вперед. — Давай, несчастный ублюдок. Скажи! Скажи: цель оправдывает средства. Ты ведь ради этого явился сюда? В прошлый раз так и было.

Ярость в его глазах заставила Адама отвернуться.

То, что мы сделали, ничем невозможно оправдать, — сказал он так тихо, что Оскар еле услышал его. — И это известно нам обоим.

Они сидели на разных концах дивана, не глядя друг на друга. Спустя мину­ту Адам пошевелился.

Вот как получается, — проворчал он. — Мы с тобой словно давно женатая пара, вечно грыземся друг с другом.

Зачем ты пришел, Адам? Хочешь вывести меня из строя?

О нет, тебе так легко не отделаться.

Тогда чего же ты хочешь? — Он прищурился, глядя на бывшего друга. — Денег? Тебе пора подумать об омоложении.

Не уверен, что захочу продлить себе жизнь в этой вселенной.

Даже ты не способен на подобную глупость. Ты не можешь умереть. Это означало бы, что вся твоя жизнь потрачена впустую.

Это жизнь, прожитая честно и в соответствии с моими принципами. А ты можешь сказать то же самое о себе?

Да. Я помог открыть для жизни десятки новых миров. Я дал возможность людям начать новую жизнь. Третья зона космоса совсем не такая, как первая и вторая зоны. Это не революция, никто не бросает бутылки с зажигательной смесью и не убивает себе подобных в уличных боях. Большая разница.

Гм. — Адам кивнул, словно услышал правильный ответ. — Те же идеи, но другой подход, да?

Думай, как хочешь. Я не собираюсь возобновлять наши прошлые битвы. Все они были пройдены и проиграны нами обоими. Чего же ты от меня хочешь, Адам?

Меня прислали, чтобы предложить тебе кое-что, но тебе это не понравится.

Оскара насторожил тон, каким были сказаны эти слова: Адам как будто их стыдился. Вот только Адам Элвин никогда не испытывал стыда, чтобы он ни сделал. Никогда. В этом и заключалась причина их разрыва, произошедшего много лет назад. Полного и бесповоротного.

Сомневаюсь, чтобы меня можно было расстроить еще сильнее.

Не будь так уверен. Я хочу, чтобы ты проверил полетные данные «Второ­го шанса».

Проверил… — Оскар едва не задохнулся. — Постой. Ты сказал, что тебя прислали. Кто? Кто прислал? И что это значит?

Человек, на которого я иногда работаю, заподозрил, что на борту «Второ­го шанса» во время полета к Паре Дайсона находился чужак. Если произвести профессиональный анализ полетного журнала, можно обнаружить необходимые доказательства.

Оскар смотрел на старика из своего ужасного прошлого и анализировал каждое сказанное им слово.

Брэдли Йоханссон, — сказал он немного погодя. — Ты работаешь с Брэд­ли Йоханссоном? Ты вступил в братство Хранителей Личности? В эту банду психов? Адам, скажи, что ты пошутил. Но это глупая шутка. Этого не может быть.

Я не вступал в братство Хранителей. Но я знаю Йоханссона. У нас с ним взаимовыгодное сотрудничество.

Ты. — Оскар уперся в его грудь дрожащим пальцем. — Это ты атаковал «Второй шанс»!

Адам горделиво усмехнулся.

Конечно, я.

Ты проклятый психопат! — Оскар занес кулак, готовый ударить, раз­бить… — Эта террористическая акция едва не погубила половину моих друзей. Ты уничтожил оборудование на миллионы долларов и задержал старт на не­сколько месяцев.

Знаю. Наверное, я старею. В былые времена я бы всех вас уничтожил и взорвал корабль.

Ты сошел с ума, Адам. Погибло столько людей.

Их оживили. Как и твоего дружка Дадли Боуза.

Я звоню в Службу безопасности Флота.

Ах, как смешно! Как ты думаешь, на сколько лет они лишат тебя жизни?

Меня не волнует моя судьба. Больше не волнует. Но тебя необходимо остановить.

Оскар почти сделал это, он едва не приказал эл-дворецкому сделать вызов. Он собирался. Почти собрался.

Нет, Оскар. Ты и твой Флот пошли по неверному пути. И это вы пред­ставляете угрозу для человечества. Посмотри, куда завел нас твой драгоценный «Второй шанс».

Что же с тобой произошло? Ты ведь не веришь в эту глупую пропаганду Хранителей, называющую президента Дой агентом чужаков.

Он внимательно всматривался в округлое лицо, отыскивая хоть малейшие признаки раскаяния.

Не важно, во что я верю, — сказал Адам. — Важно то, что я хочу от тебя получить. Нам нужен анализ корабельного журнала, и ты для этого самая под­ходящая кандидатура. Ты обладаешь неограниченным доступом; кроме того, эта информация относится к твоей сфере ответственности.

А, теперь я все понял. Если я изучу все записи и не найду требуемых до­казательств, кто-нибудь свяжется с Рафаэлем Колумбия?

Нет, Оскар, можешь положиться на мое честное слово. Я хочу, чтобы ты провел тщательный, беспристрастный анализ.

Только алкоголь, пропитавший его мозги, удержал Оскара от издевательско­го смеха.

Боже мой, я никогда не думал, что ты до этого докатишься. Я всегда представлял, как ты продолжаешь выполнять программу партии. Каждый раз, когда в унисфере появлялись сообщения о каком-нибудь освободительном движении, я думал: Адам наверняка там, продолжает незримую работу, вооду­шевляет войска, дает советы лидерам, даже если они этого не хотят. А потом, перед самым закрытием червоточины, ты возвращаешься в Содружество, соз­даешь новую подпольную сеть в каждом из миров, и тысячи верных едино­мышленников ждут только твоего слова, чтобы погрузить Содружество в пу­чину гражданской войны и революции. Я думал, что ты станешь кем-то вроде Ганди, или Манделы, или даже Наполеона. Но ничего подобного. Посмотри на себя. Толстеющий и стареющий повстанец, утративший свою цель много лет назад.

Это нереально, Адам, нет никакого чужака. Я больше года провел на борту этого корабля. Я не заставал его в душевой, не замечал, как кто-то по ночам крадет куски из столовой, и на тринадцатой палубе не было никаких привиде­ний. В этом случае твоя теория тайного заговора разбивается вдребезги о сте­ну реальности. Вы с Йоханссоном можете сидеть и собирать любые слухи из унисферы, чтобы построить из них башню своих убеждений. Все это чушь. Никаких доказательств быть не может. Так что перед уходом просто оставь мемокристалл на столе, и я сделаю вид, что ничего не заметил. А потом, когда ты уйдешь, я напьюсь еще сильнее, просмотрю файл, сфабрикованный твоими друзьями, и решу, стоит ли вставлять его в официальные записи, чтобы избе­жать лишения жизни, потому что я слишком труслив, чтобы взять на себя ответственность за былые грехи.