Нет, никаких сомнений не было. Никогда. В мире так много преступников.

И никто другой не может сделать эту работу.

Она поморщилась. Он был очень похож на Алексиса.

Кое-кто мог бы попытаться, — признала она.

Я спросил об омоложении, потому что у нас ведутся бесконечные споры. Мы никак не можем решить, стоит ли разрешить эту процедуру.

Я бы сказала, что она противоречит всему вашему укладу. Здешнее обще­ство устроено так, чтобы люди чувствовали удовлетворение, живя своей жиз­нью. По большей части это удовлетворение обусловлено естественным циклом, который не был нарушен и на который никогда не покушался Фонд. Людям просто предоставили возможность радоваться тому, что им доступно в опреде­ленных рамках, и это основное отличие от большинства миров Содружества. У них всегда будет работа или дело, приносящее радость, и финансовое возна­граждение, не больше и не меньше, чем у всех остальных. Разрешение омоло­жения приведет к увеличению населения, а имеющаяся экономика этого не выдержит. Ваша технологическая структура — это единственный вариант, при­емлемый для кастового общества. Единственное, что может определить Фонд, — это поведенческие рефлексы, необходимые для определенной профессии, ну и несколько мелочей вроде ловкости пальцев для хирургов, но талантливых физиков-ядерщиков или микробиологов он вырастить не в состоянии. Такие профессии требуют самых разнообразных способностей, и одной склонности было бы недостаточно. Для развития современной экономики потребуется рас­ширить специализацию до такой степени, что грани между отдельными груп­пами сотрутся. И тогда возникнет противоречие между обычными людьми и экономикой, определяемой идеологией, а не потребностями и возможностями. Ничто не может удержать их от того, чтобы получить лучше оплачиваемую работу на другой планете, тем более если придется пару столетий ходить в один и тот же офис.

Боже мой, а я-то думал, что связать логическую цепочку из аргументов способны только такие вольнодумцы, как я.

Матильда вернулась с чайным подносом в руках.

Не давайте ему сбить себя с толку, — сказала она, передавая чашку Пау­ле. — Он никудышный вольнодумец — всегда только задает вопросы, но не отвечает на них.

Чтобы о чем-то размышлять, надо сначала хорошо изучить объект.

Матильда многозначительно улыбнулась Пауле и подала чашку Леонарду.

А чем ты занимаешься? — спросила Паула.

Я няня. Работаю в родильной палате местной больницы. Люблю детишек.

При этом она покосилась на Леонарда, и тот покраснел.

Пауле хотелось прикрикнуть на него, чтобы он решился сделать предложе­ние. В этом доме повторялась старая история: в то время, почти полтора века назад, она была моложе Матильды, а Алексис старше, чем Леонард. Ее отъезд разбил сердце Алексису, а ей пришлось заставить себя уехать, поскольку это был единственный способ обрести будущее. Впрочем, если бы она и смогла об­рести счастье на Рае Хаксли, то только с ним. Все вольнодумцы обладают общим недостатком: у них сильно развито воображение, что лишает уверенности в себе. Возможно, потому что все они мужчины. А Фонд еще и усилил их неспособ­ность принять решение.

Матильда перевела взгляд со своего возлюбленного на Паулу.

Я оставлю вас, чтобы вы смогли поговорить наедине. Дайте знать, если что-то понадобится.

Она поцеловала Леонарда в лоб и вышла в сад. Там она освободилась от своей скудной одежды и легла на полотенце, а Пауле вдруг вспомнились Мел­лани и Мортон, хотя эту пару она была бы не прочь забыть.

Но разве твоя жизнь не опровергает твои же аргументы? — спросил Лео­нард.

Кое-кто недавно назвал привитые мне в Фонде способности синдромом навязчивых состояний. Он, конечно, идиот, но в его словах есть некоторый смысл. Это отличное качество для офицера полиции. Возможно, принять Со­дружество способен только такой тип личности, как у меня. — Она помолчала, задумавшись, куда заведут подобные рассуждения. — Может быть, еще и воль­нодумцы.

Леонард обхватил чашку обеими руками и уставился на нее поверх ободка.

Мы не настолько свободны, как думают люди. Если бы меня попросили определить нашу специальность, я бы назвал нас психиатрами. Фонд счел нас необходимыми для общества, чтобы решать нестандартные проблемы и вопро­сы. А в совокупности мы по сути равны политикам. Наш совет призван искать альтернативы, а все остальные вольны сделать свой выбор. — Его лицо заметно смягчилось. — Многие считают, что мы указываем людям, как им поступать, но это миф. Хотя, должен признать, будь это правдой, открылась бы восхититель­ная перспектива стать диктатором.

Не думаю, что из тебя получится настоящий диктатор, Леонард.

Да, думаю, ты права. Как странно, что наши микроусилия известны на­много лучше, чем макроработы. Ко мне действительно относятся как к местно­му психиатру. Люди приходят в этот дом с каждой проблемой, которая выби­вает их из привычной жизни.

И я повинна в том же, как и все остальные.

Понимаю. Так что же тебя ко мне привело?

Этой планете, возможно, потребуются дополнительные усилия. Ты следил за новостями о Паре Дайсона и живущих там чужаках праймах?

Боже, конечно, следил, это было во всех газетах, хотя для новостей Со­дружества в наших СМИ отведено не так уж много места. Но я получал краткие сводки из представительства Содружества, что расположено в Фордсвилле. Ты с этим связана?

Была связана.

Паула начала свой рассказ.

Спустя два часа, когда она закончила повествование, Леонардо выглядел обескураженным. Он сжал руками виски и громко вздохнул.

Не знаю, чем могу тебе помочь, разве что пойти к этому типу, Рафаэлю Колумбия, и разбить ему нос. Неужели ты и вправду работала над этим делом больше ста тридцати лет?

Да. Сдаваться не в моем характере.

Нет, конечно, нет. Извини, я просто не привык к таким масштабам вре­менных промежутков. Чем же ты хочешь теперь заняться?

Я должна поймать Йоханссона.

Да, понимаю. Что ж, я пользуюсь некоторым влиянием в Фонде, это от­мечено в контракте. Можно устроить так, чтобы Казначейство назначило тебе постоянный оклад, это немного, но тебе не придется беспокоиться о деньгах, и ты сможешь преследовать этого дьявола в человеческом обличье.

Паула рассмеялась, хоть и сознавала, что может обидеть собеседника. Она склонялась к мысли, что приезд сюда был грандиозной ошибкой. Она под­далась инстинктивному порыву. Леонард был вольнодумцем и к тому же последней ниточкой, связывающей ее с Алексисом. Она обвела взглядом библиотеку, прикидывая, что бы изменила в этом доме, если бы осталась. Окраска, мебель, обои — все это могло бы изгнать признаки академической ветхости.

Леонард, все сто пятьдесят лет Содружество платило мне неплохой оклад и компенсировало все издержки. Кредит за квартиру я выплатила еще сто во­семь лет назад. Питалась я по большей части в служебной столовой. Все, что я покупала, это шесть костюмов в год и кое-что из повседневной одежды. Кро­ме отчислений на страховку «О&О», все деньги поступают на управляемый СИ счет, и он растет, несмотря на инфляцию. Я тебе благодарна, но не нуждаюсь в деньгах.

Чем же я могу тебе помочь?

Считается, что вольнодумцы способны беспристрастно оценить масштаб­ную картину. Я хотела, чтобы ты подсказал мне дальнейшие шаги. Даже если это будет похоже на отпущение грехов.

Никакая религия… нет, забудь. Ты говоришь, что хочешь услышать от меня, что делать дальше?

Возможно, я хочу услышать подтверждение собственным мыслям. И мо­жешь не забивать себе голову подробностями.

Я даже не уверен, что достаточно разобрался в твоем расследовании. Но ты получила определенные возможности. И не привыкла сдаваться. Тебе из­вестно, что Йоханссон должен предстать перед судом. Паула, воспользуйся своим талантом и поймай его.

Но должна ли я это делать? — пробормотала она.

От одной только этой мысли по спине пробежал холодок.

Почему нет?

А вдруг он прав? Вдруг Звездный Странник действительно существует и оказывает тлетворное влияние на наших политиков?