С какой целью?

Я уверена, что в разведслужбе Флота происходит утечка информации. Для выявления ее источника я уже некоторое время планирую операции с огра­ниченным кругом доступа.

Рафаэль Колумбия помрачнел.

Утечка? — обманчиво спокойным тоном повторил он.

Скорее всего, так и есть.

И вы не сочли нужным проинформировать об этом ни меня, ни лейтенан­та Хогана?

Сначала я хотела дождаться конкретных результатов.

Значит, у вас пока нет даже подозреваемых?

Нет, сэр, пока нет.

А кроме ваших подозрений, есть хоть какой-то намек на основания подо­зревать ваших коллег офицеров?

Я уверена, что в Венецианском Побережье…

А! Еще один повод для общественных обвинений.

Как я уже сказала, — настойчиво продолжала Паула, — в Венецианском Побережье была явная утечка информации. Неизвестный террорист наверняка получил сведения из службы Флота.

И этот неизвестный террорист, модифицированный новейшими разработ­ками Содружества, работает на Звездного Странника, о котором твердит Йо- ханссон?

Вполне возможно.

Вы достаточно громко озвучили эту возможность своим политическим союзникам.

Кто-то уже не одно десятилетие сводит на нет все мои усилия. Мне при­ходится расширять круг поисков.

Она едва удержалась, чтобы не передать Колумбия слова Томпсона Бур­нелли.

Рафаэль Колумбия вынул из кармана бумажный листок, развернул его и по­казал ей.

Узнаете?

Паула взглянула на изображение.

Это террорист из Венецианского Побережья.

Снимок сделали сверху, и человек был одет в белую спортивную форму, но спутать его лицо с каким-либо другим она не могла.

Я рад, что мы хоть в чем-то пришли к согласию. Данный снимок мне передали из службы безопасности сената, он был сделан камерой в «Клинтон Эстейт». Этот человек вышел с корта, где убили сенатора Бурнелли.

Он не мог этого сделать, — в ужасе прошептала она.

Неужели Шелдон устраняет своих политических противников? Невероятно. Такие методы не в стиле Великих Семейств и Межзвездных Династий. Что-то здесь не так.

Кто не мог? — потребовал объяснений Колумбия.

Киллер. Почему его использовали для убийства сенатора?

Откуда мне знать? Но, по вашему мнению, он проворачивает эти черные дела по приказу офицера Флота.

Я этого не говорила, и глупо было бы утверждать обратное.

Рафаэль Колумбия откинулся на спинку стула и пристально взглянул ей в лицо.

В самом начале моей работы в Управлении шумиха в СМИ произвела на меня впечатление. Легендарная Паула Мио выигрывает все дела, кроме одного, но и над ним она все еще работает, не собираясь сдаваться. Как и все мои пред­шественники, я предоставил вам полную свободу действий и никогда не оспа­ривал ваших методов. В конце концов, Йоханссон и его сообщник — это всего лишь пара фанатичных безумцев, распространяющих параноидальные заявле­ния, романтические разбойники вроде пиратов на парусниках. Материальный ущерб они причиняют только на Дальней, где никто особо не страдает, кроме Халгартов, да и они легко могут это пережить. Пираты ведь были наиболее кровожадными разбойниками, они вырезали целые экипажи захваченных кора­блей и вредили экономике, перекрывая маршруты торговых судов. Вы улавли­ваете параллель? Для искоренения пиратства потребовались энергичные дей­ствия Флота. И на решение этой единственной проблемы я предоставляю вам целый отдел с неограниченными ресурсами. Я доверяю вам руководство, по­тому что вы Паула Мио и все уверены, что вы единственный человек, который может справиться с Йоханссоном.

Могу.

Нет, не можете. Единственная причина, по которой вы за ним до сих пор гоняетесь, — прошу прощения, если это вызовет обиду, но это правда, — это синдром навязчивых состояний.

Я такая, какая есть. Именно поэтому я прекрасно подхожу для этой ра­боты.

Не могу с вами согласиться. Вам недостает способностей лидера, вы вос­станавливаете против себя своих же коллег, вы не соблюдаете устав, вы не ве­рите в способности других. Другими словами, вы недооцениваете своих това­рищей и не доверяете им, а потому подозреваете утечку информации. Вы види­те в ней причину неудач, в противном случае — пришлось бы признать свои промахи.

Могу я спросить, что привело вас сюда сегодня?

Конечно. С этого момента я передаю дело Йоханссона Алику Хогану.

-Нет.

Вы, безусловно, будете продолжать свою работу, но только в роли совет­ника. Политику и стратегию дальнейшего расследования будет определять Хоган.

Это неприемлемо.

Вы офицер Флота и должны подчиняться моим приказам.

Я не офицер Флота и не участвую в этом политическом фарсе. Я офицер полиции.

Уже нет. Если вы откажетесь выполнять приказ, вы будете отстранены от службы.

Это мое расследование.

Уже не ваше.

Эл-дворецкий Паулы известил ее об отключении от служебной системы. Несколько мгновений она смотрела на Рафаэля Колумбия через стол, не в силах шевельнуться от потрясения: ее кожи будто коснулось ледяное дыхание. Затем мысли начали путаться от какого-то болезненного ощущения, близкого к пани­ке. Она поняла, что Колумбия не согласится ни на какие компромиссы, он уже решил, что расследование должен вести его человек, а операция в Лос-Анджелесе была прощальным эпизодом. Еще ей стало абсолютно ясно, что продолжать рас­следование, оставаясь в составе Флота, больше невозможно.

Отлично. Я ухожу в отставку.

Она стремительно встала, заставив Колумбия вздрогнуть от неожиданности. Паула уложила в сумку кварцевый кристалл с голограммой и взяла с подокон­ника горшок с раббакасом.

Хочу дать один совет, — заговорил Колумбия. — При следующем омоло­жении удалите доминантные гены, внедренные Фондом. Теперь это возможно в любой клинике.

Значит, для вас еще не все потеряно, — сказала она, слегка приподняв бровь.

В отделе все по-прежнему сидели на своих местах, как и при появлении Колумбия, но теперь все лица были обращены к ней и выражали крайнее изум­ление.

Прощайте, — сказала Паула. — Благодарю вас за нелегкую работу.

Тарло приподнялся со своего места.

Паула…

Она едва заметно качнула головой, заставив его замолчать, и покинула ком­нату, не глядя по сторонам.

Паула вышла на улицу и автоматически отшагала полмили до своей квар­тиры. Жила она на втором этаже в старинном доме с мощеным задним двориком, куда выходили закрытые ставнями окна. Узкая винтовая лесенка поднималась по центральному пролету, который, казалось, был создан не строителями, а по­токами воды. Единственной уступкой требованиям безопасности был современ­ный электронный замок в массивной дубовой двери, дублировавший древнее механическое устройство.

Квартирка состояла из трех комнат — спальни, ванной и гостиной, где име­лась небольшая кухонная ниша. Больше Пауле ничего не требовалось, и она не хотела большего. Это было место для сна, расположенное в относительной близости к отделу, и адрес для прачечной.

Слуга-робот неподвижно замер в углу гостиной. Он уже справился с еже­дневной работой — натер потемневший от времени пол, вытер пыль со всех горизонтальных поверхностей и загрузил оставшуюся от завтрака посуду в по­судомоечную машину. Паула открыла окно, выглянула во дворик и поставила цветок на маленький комод, куда каждое утро попадали лучи солнца. Позабо­тившись о цветке, она оглядела комнату, словно отыскивая улики. Делать ей было нечего. Она села на край тахты перед настенным экраном.

В голове закружились воспоминания. Эти воспоминания не редактирова­лись и не отсылались в хранилище ни при одном из ее омоложений, и она считала их дремлющими: сразу после суда над родителями в сопровождении полицейских она отправилась в отель — современное высотное здание в сто­лице Мариндры, с комнатами-кубиками, новой чистой мебелью и кондицио­нерами. Полицейские оставили ее одну, позволив отдыхать до того момента, когда представитель правительства Рая Хаксли заберет ее «домой», и она не знала, чем заняться после окончания суда. Ей нечем было заполнить время, не надо было идти в школу, не было рядом Койи, чтобы поговорить, не было мальчиков. Она сидела на краю кровати, смотрела через широкое окно на линию горизонта и ждала. В ее голове происходило нечто удивительное: в ушах все еще раздавались крики и мольбы Койи, а из окна она видела, как уводят из зала суда ее родителей: отец низко опустил голову, сожалея о своих разбитых мечтах и надеждах, а сильно осунувшаяся мать у самого выхода оглянулась, поймала взгляд своей украденной дочери и прошептала: «Я тебя люблю».