Мысли ее были с Сильвестром.
Известие из Зинг-Зинг проникло, конечно, и в тихий домик в Трентоне и до крайности перепугало обеих женщин. Правда, они прочли, что он спасся, но самый факт его обвинения в государственной измене и смертного приговора, звучал уничтожающе.
Яна вошла в столовую. Прислуживал молодой лакей-мулат. Глоссин выждал, пока он покинул комнату и лишь тогда начал разговор.
— Милая мисс Яна, мое лечение уже начинает действовать. Вы выглядите гораздо лучше, чем сегодня утром.
— Может быть вы и правы, доктор. Поездка изменила направление моих мыслей. Я была бы почти довольна, если бы знала что-либо о судьбе нашего друга Сильвестра.
— Будьте довольны, милая мисс Яна, что наш друг избежал опасности и теперь находится в безопасности. Если вы что-либо значите для него, он наверное даст знать о себе.
— Он даст… Он должен…
Эти слова порывисто вырвались у Яны. Доктор Глоссин молчал, словно испуганный этим проявлением чувства.
— Простите мою порывистость, доктор. Я забочусь о судьбе отсутствующего и даже не поблагодарила еще вас за вашу доброту.
Он строил планы будущности Яны. Длительный отдых здесь, потом поездка в Европу. Там должны были находиться родственники ее отца.
— Я слышала, доктор, что назревает война с Англией. Тогда ведь никто не сумеет отправиться в Европу?
Доктор Глоссин покачал головой.
— Газетная болтовня, милая мисс Яна, мы не думаем о войне. Я сам завтра утром снова отправляюсь в Европу. Лишь позавчера я был в Англии. Говорят о войне, потому что газеты нервируют нас; в действительности же никто об этом не думает.
— Я открываю в вас все новые стороны, доктор. Я думала, что ваши дела сосредоточены только между Нью-Йорком и Трентоном. Оказалось, у вас есть еще это прекрасное поместье в Колорадо, теперь же я узнаю, что вы дважды в неделю ездите в Европу. Должно быть, хорошо так путешествовать.
— Если ездишь для своего удовольствия, а не делаешь по обязанности.
Легкий вздох сорвался с губ доктора.
— Я надеюсь, мисс Яна, скоро тоже обрести немного покоя. Тогда мы вместе поедем в Европу, и я покажу вам красоты Старого Света.
Он поднял стакан густого старого калифорнийского вина и чокнулся с Яной.
— За счастливую совместную поездку!
Обед подходил к концу. Доктор Глоссин воспользовался последнею четвертью часа, чтобы описать жизнь в ближайшие дни.
— У нас есть лошадь и экипаж. Вы можете предпринимать прогулки. Боби — он указал на слугу, — умеет не только прислуживать, он также и ловкий ездок. Он знает лучшие дороги в окрестностях. Воспользуйтесь библиотекой… Я забыл, она заперта. Могу ли я предложить вам ключ?.. Нет, я лучше покажу ее вам.
Он провел Яну в соседнюю комнату и сам открыл застекленные дверцы, за которыми скрывалось несколько сот со вкусом подобранных томов.
— Главное, моя милая Яна, не поддаваться в долгие часы безделья мыслям и воспоминаниям.
При последних словах доктор Глоссин взял ее руки. Хотя он не прибавил ни слова, она почувствовала, что он на сегодня прощается с ней, почувствовала вместе с тем, как ее охватывает покой.
Доктор Глоссин направился к аэроплану. У него были причины спешить, если он на следующее утро снова хотел быть в Англии. Абигайль, ухмыляясь, преградила ему путь.
— Новая леди может выходить, господин доктор?
В этом вопросе заключалась целая история. Сколько было тут таких, которым запрещалось выходить!
Глоссин кинул взгляд на негритянку. Его правая рука медленно поднялась. Она сжалась под угрозой удара.
— Говорю тебе, черное животное, эта молодая дама — моя племянница. Горе тебе, если ты…
Он опустил руку и вышел.
Они сидели на обвитой ломоносом[10] террасе труворовского дома у Торнеаэльфа. Сквозь листву дикого винограда открывался вид на катившуюся в ста метрах реку и на расположенные напротив горы, покрытые сосной. Их было трое: Эрик Трувор, швед, Сома Атма, индус, и Сильвестр Бурсфельд, немец по происхождению.
Атма занял свое любимое место на диване на заднем плане веранды, предаваясь размышлениям.
Эрик Трувор и Сильвестр сидели возле перил за столом, заваленным планами и чертежами.
— Я еще почти не знаю, Эрик, как ты встретился с Атмой. Атма, мой соученик в Панконг-Тцо, здесь, в Линнее, с тобою! Только в водовороте событий я мог принять его за нечто само собою разумеющееся.
— Как я нашел Атму? Как мы с Атмой нашли тебя? Удивительная история! Он сказал, что мы должны тебя искать… Я хотел снова увидеть тебя. Атма назвал Трентон — мы поехали в Трентон. Мы не нашли тебя, но мы нашли Яну Гарте. Она была озабочена твоим исчезновением.
Атма стал ее спрашивать. Ты знаешь, как он умеет спрашивать, не стесняясь временем и пространством.
С закрытыми глазами она из страшной дали прочитала приговор. Четырьмя словами она указала, где лежат твои чертежи.
Остальное было легко. Мы нашли в гостинице Зинг-Зинга Джо Вильямса, одного из двенадцати свидетелей.
За тысячу долларов он уступил свои документы мне, жаждущему впечатлений чужестранцу, который хотел присутствовать при электрической казни. Я проник в тюрьму, Атма ждал у дверей в автомобиле. Вот и все.
Сильвестр схватил руку Эрика Трувора и задушевно пожал ее.
— Для меня действительно все, Эрик. Не явись вы, я бы погиб. Вы нашли меня благодаря Яне, благодаря моей Яне!
— Твоей Яне? Что тебе Яна Гарте?
— Моя невеста, мое все!
— Вернемся к работе. Я видел твои планы и рассматривал исчисления. Дай мне дальнейшие объяснения.
Сильвестр Бурсфельд с задумчивым видом ученого поглядел на лежащие перед ним бумаги.
— Мне удалось разрешить проблему передачи энергии на расстояние. Предположи, что здесь в нашем доме есть машина в тысячу лошадиных сил. Ясно, что здесь, на месте, я могу применить энергию ко всему возможному. Но до сих пор мне не было известно средство сосредоточить действие этой энергии в каком-нибудь пункте земного шара на любом расстоянии. При всякой попытке передать энергию, она ослабевала, соответственно расстоянию. Настоятельной причины, конечно, нет. Этим тысячам лошадиных сил должно быть совершенно безразлично, действовать ли здесь или в каком нибудь другом месте.
Эрик Трувор прервал его:
— Если бы мы имели здесь миллион или сто миллионов лошадиных сил, ты мог бы заставить их действовать где угодно?
— Конечно. Я мог бы сжать энергию на каком-нибудь пункте Австралийской пустыни или на Нью-Йоркском Бродвее до величины лесного ореха. Я мог бы так же заставить ее выступать в виде развернутых электромагнетических полей. Всякий вид действия возможен.
Эрик Трувор задумчиво покачал головой.
— Сто миллионов лошадиных сил, занимающих пространство лесного ореха… В пороховых камерах военных властей этого достаточно для вечного мира.
Сильвестр Бурсфельд продолжал давать объяснения.
— Передача энергии была исходным пунктом моей работы. Затем я подумал… Зачем обнаруживать энергию в одном месте, заставлять ее действовать в другом, когда все пространство переполнено избытком энергии. Я вывел заключение, что достаточно только небольшой части особой формы энергии, в отдаленном месте, приводящей к взрыву. Мое предположение оказалось правильным, но практическое применение никак не удавалось. Так обстояли дела, когда я прибыл в Трентон. Все свободное время я посвящал разрешению проблемы. У доктора Глоссина была хорошая лаборатория и он позволил мне работать там. Тогда я еще не знал, что он предатель.
— Который предал и твоего отца, — сказал Сома Атма.
Сильвестр поднял глаза, как человек, внезапно разбуженный от сна.
— Я всегда слышал, что мой отец подвергся нападению восставшего курдского племени.
Атма продолжал звучным голосом:
— К чему смущать ясное зеркало молодой души? Глоссин, друг твоего отца, был предателем. Навучи, англичане, были замешаны в это дело. Они не воспрепятствовали нападению, потому что твой отец обладал тайной великого открытия…
