Доктор Глоссин нервно качал ногой. Профессор продолжал:
— В тот момент, когда электротехник направил ток на преступника, динамомашина, словно схваченная гигантской рукой, внезапно остановилась. Также мгновенно она остановила и связанную с ней паровую турбину. С чудовищной силой пар вырвался из котла по направлению к неподвижным лопастям. Машинист едва успел подскочить и закрыть пар.
Во время всего этого преступник спокойно сидел на стуле, и ток, видимо, не оказал на него никакого действия. Лишь позже мне вспомнилось своеобразное поведение осужденного. Казалось, он распростился с жизнью; но как только его ввели в комнату, где должна была совершиться казнь, легкая краска вернулась на его, до сих пор смертельно бледное, лицо. Когда машина отказалась служить в первый раз, я, кажется, уловил следы удовлетворенной улыбки, словно он ожидал этого изумительного для всех нас случая.
Когда машину второй раз пустили в ход, эта загадочная веселость усилилась. Он следил за нашей работой, словно это был только научный эксперимент.
В третий раз случилось несчастье. Машинисты довели турбину до высшей степени напряжения. Она делала три тысячи оборотов, и напряжение на пятьдесят процентов превышало предписанную высоту. Произошел толчок. Ось между динамо и турбиной сломалась. Колеса турбины разорвались под давлением страшной центробежной силы. Пар с невероятным шумом гнал обломки в конденсатор. Когда пар рассеялся, мы все почувствовали, что были на волосок от смерти.
Начальник полиции шепотом обменялся с доктором несколькими словами. Потом спросил профессора.
— Есть у вас научное объяснение этих событий?
— Нет, сударь. В лучшем случае мы можем лишь предполагать. Намагничивание часов указывает на то, что через помещение Зинг-Зинг пронесся электромагнетический вихрь неслыханной силы. Где-то извне должны были быть исключительной силы электромагнетические поля. Иначе нельзя было бы объяснить того обстоятельства, что даже отдельные спирали стальной пружины в часах магнетически совершенно спаяны вместе. Вероятно разразилась страшная электромагнетическая гроза. Но и об этом мы знаем не на много больше.
Доктор жестом прервал научные изыскания профессора.
— Каким образом преступник мог бежать?
— Когда взорвалась турбина в соседнем помещении, все присутствующие инстинктивно стали искать спасения. Часть бросилась наземь, часть спряталась за распределительный щит. Около двух минут раздавался ужасающий рев пара. Когда, наконец, пар остановили и наступило успокоение, заметили, что преступник исчез. Связывавшие его крепкие ремни из бычачьей кожи, были не развязаны, а перерезаны острым ножом. Бегство должно было быть выполнено с величайшей поспешностью в течение нескольких секунд. Лишь десять минут спустя заметили, что недостает также одного из свидетелей.
Доктор Глоссин вынул часы:
— К сожалению мне пора. До свидания! — В сопровождении шефа полиции он вышел.
— Примите все меры, которые найдете нужными. Не позже, чем через три часа я ожидаю сведений, каким образом ложный свидетель присутствовал при казни. Распорядитесь по телефону. Я отправляюсь в Вашингтон.
Звонок телефона в кабинете начальника полиции вызвал последнего туда. Доктор Глоссин невольно тоже вернулся в комнату.
— Может быть хорошие вести?
Начальник полиции взял трубку. Удивление и напряженность отразилась на его лице. Доктор Глоссин подошел ближе.
— Что такое?
— Исчез военный аэроплан! Р.Ф.С.I похищен с аэродрома.
— Дальше, дальше!
Доктор топнул ногой:
— Кто это сделал?
Мак Морланд снова обрел спокойствие. Коротко и скупо падали в трубку его приказания.
— Государственный секретарь уведомлен?.. Хорошо. Преследование будет вестись оттуда. Как выглядят злоумышленники? Есть какие-нибудь предположения?.. Как? что?.. Английские агенты? Это пустые слова или они имеют какое нибудь основание? Что вы говорите? Общее мнение… Слова! Копер и Ваткино будут руководить розысками.
— Богатое событиями утро! В течение немногих часов два случая, подобных которым еще не бывало за долгое время моей службы… Мнение о том, что в дело замешаны англичане, кажется мне не совсем необоснованным. Р.Ф.С.I — новейший тип быстролетного аэроплана. Лишь несколько недель тому назад посчастливилось, благодаря особым улучшениям, довести быстроту до 1000 километров в час. Р.Ф.С. — название усовершенствованного типа, а С.I — первый экземпляр этого типа. Я слышал, что он лишь три дня тому назад начал работать. Нужно еще долгое время, чтобы приготовить следующие экземпляры к пробному полету. Мысль, что английское правительство присвоило себе первый экземпляр, конечно, очень близка…
— Что вы хотите сказать?
Голос Глоссина выдавал его волнение.
Мак Морланд говорил медленно, словно нащупывая:
— Между похищением аэроплана и бегством этого Логг Сара есть связь. Что вы думаете, господин профессор?.
— Мне хочется признать это правильным. Совершенно невозможно при помощи обыкновенных средств похитить среди белого дня аэроплан, подобный Р.Ф.С.I с тщательно охраняемого аэродрома.
— Ваше мнение, господин доктор?
— Я… я слишком плохо уясняю положение вещей. Несмотря на это, господин начальник, вы хорошо сделаете, если немедленно войдете в сношения с военным министерством и примете необходимые меры в теснейшем контакте с ним. Доброго утра, господа.
— Оживленный день сегодня!
Мак Морланд выговорил эти слова с известным облегчением. Случай с аэропланом должен был отвлечь внимание правительства.
Профессор Куртис обеими руками взялся за голову.
— Второй случай еще таинственнее первого. Подумайте! Новейший, самый быстрый аэроплан армии. Он находится на аэродроме за тройным проволочным заграждением, заряженным током высокого напряжения. Строжайший контроль. Пятьсот человек нашей гвардии сторожат место. Я совершенно не понимаю, как это могло случиться.
— За что был приговорен к смерти этот Логг Сар? Мы, полиция, опять ничего не знаем. Наверное, это приговор Тайного Совета.
Профессор кивнул.
— В препроводительной бумаге было сказано: «Приговорен к смерти за государственную измену, выразившуюся в преступном покушении на шлюзы в Панамском канале». Подпись, как вы правильно предположили, принадлежала Тайному Совету.
— Я ничего не хочу сказать против этого учреждения. Оно выказало себя полезным в критические времена, когда государственный корабль грозил крушением. Но… люди остаются людьми, и мне кажется… я хотел бы сказать… т. е. я лучше не скажу…
Профессор Куртис засмеялся.
— Мы, люди науки, иммунны. Скажите попросту, что этот Логг Сар, вероятно, никогда в своей жизни не видал Панамских шлюзов, и что Тайный Совет по совершенно другим причинам посылает его к дьяволу.
Мак Морланд вздрогнул. Слова профессора являлись почти государственной изменой. Но спокойствие не покинуло Куртиса.
— Оставим преступника. Он уже давно за тридевять земель. Но мне пламенно хочется узнать что-либо более определенное о докторе Глоссине. Вы знаете, что поговаривают…
— Если бы я не был уверен, что могу положиться на вашу полнейшую скромность, я бы сохранил про себя то немногое, что знаю. Начать хотя бы с имени: у меня есть основания сомневаться, что оно принадлежало его родителям. Его настоящее имя, кроме него самого, знает быть может, только президент-диктатор. По бумагам он американец, но когда я впервые познакомился с ним, я определенно заметил в его говоре сильные отзвуки шотландского акцента.
— Когда и где это было? — спросил Куртис напряженно.
— Случай был не совсем благоприятен для доктора Глоссина, это было 20 лет тому назад во время первой японской войны. Я занимал пост в сыскной полиции в Сан-Франциско. Калифорния была наводнена японскими шпионами. Они задавали нам порядочно работы. Было ясно, что всеми их выступлениями руководят из одного места. Один из моих агентов привел ко мне доктора, арестованного при крайне отягчающих обстоятельствах. Но доказать ничего нельзя было. Будь у нас уже тогда Тайный Совет, дело, вероятно, приняло бы другой оборот. Тогда же не оставалось ничего иного, как отпустить его. Говорят… что во время вспыхнувшей после нашего поражения революции, он был предводителем красных. Доказать и здесь ничего нельзя было. Во всяком случае он был одним из первых, сменивших вехи. Когда Цирус Стонард, во главе собранного в западных штатах белого войска, кровавой рукой задушил революцию, доктор Глоссин был в числе его приближенных. Должно быть, он оказал тогда диктатору важные услуги, потому что его влияние с тех пор почти неограниченно.
