Мак Морланд прервал свое сообщение, чтобы повернуться к телеграфному аппарату.

— А вот и дальнейшие сообщения относительно Р.Ф.С.I. Сообщение таково: «Р.Ф.С.I в семь часов утра был готов к отлету. Три монтера и один унтер-офицер находились на борту. Комендант с инженерами, которые должны были принять участие в полете, стоял вблизи. В две минуты восьмого аэроплан внезапно поднялся. Машины заработали. Он летел невысоко над расположенным вблизи аэродрома лесом. Приблизительно пять километров. На аэродроме решили, что машины пустили в ход слишком рано, и что монтеры снизят аэроплан за лесом. Автомобиль привез туда коменданта и инженеров. От аэроплана ни следа. Монтеры в состоянии тяжелого гипноза утверждают, что никогда не существовало аэроплана Р.Ф.С.I. В настоящее время они находятся под медицинским наблюдением».

— Это безумие! Что вы скажете по этому поводу?

— Вы правы, господин начальник! Это безумие! Но по счастию оно не касается Зинг-Зинга и поэтому хотя бы формально не имеет отношения ко мне. Делом армии будет заполучить обратно свой аэроплан. Лучше еще несколько слов о докторе Глоссине. Я уже много слышал о нем. Сегодня видел его впервые. Где он живет? Как? Что делает?

— Вы спрашиваете гораздо больше, чем я могу ответить. Здесь, в Нью-Йорке, у него скромно обставленный дом на 316 улице. Кроме того у него наверное есть укромные уголки во многих других местах…

— Он женат?

— Нет, хотя далеко не является противником женского пола. Мне приходилось кое-что слышать об этом… Что ж, предоставим ему его удовольствия, даже если они могут иногда показаться очень странными.

— Разве у него нет никаких страстей?

— Я знаю, что он собирает бриллианты, исключительно большие и красивые камни.

— Неплохо! Но это немного дорогое удовольствие. Разве он обладает такими большими средствами?

Мак Морланд пожал плечами.

— Я не могу судить об этом. Человек в его положении, с его влиянием может, конечно… дорогой профессор, я сказал уже гораздо больше, чем смел и желал. Предоставим доктору жить по его усмотрению. Самое лучшее иметь с ним как можно меньше дела. Так как вы здесь, сделайте, пожалуйста, краткое сообщение относительно Зинг-Зинг для моего протокола. Потом мы сможем вместе позавтракать.

Из синевы неба к Белому Дому в Вашингтоне направлялось серебристо-светящееся пятно; по мере приближения, оно вырисовалось в чеканную форму правительственного аэроплана и плавно снизилось на крыше здания.

Доктор Эдуард Глоссин, единственный пассажир, покинул машину.

В прихожей доктор встретил адъютанта диктатора и велел доложить о себе. В одно мгновение диктатор вышел из залы заседаний и остановился перед ним. После первых приветствий он позвал его в свой рабочий кабинет.

— Кто такой Логг Сар?

Доктор Глоссин почувствовал в этом вопросе неопределенную угрозу и отступил назад.

— Логг Сар это… Сильвестр Бурсфельд.

Глубокое изумление изобразилось на лице Стонарда.

— Бурсфельд… который сидел в плену в английском Тоуэре?

— Нет, его сын. Отца звали Гергартом.

— У меня хорошая память. Вы никогда не говорили мне о сыне Гергарта Бурсфельда. Почему?

— Я сам знаю об этом только три месяца.

— И я узнаю об этом только сегодня?

Цирус Стонард вплотную подошел к доктору. От его взгляда лицо последнего еще более побледнело.

— Объясните!

— Это было приблизительно три месяца назад… Я некоторое время жил в Трентоне, в доме некоей миссис Гарте, чтобы поработать в своей лаборатории над одним опытом. Однажды к миссис Гарте приходит молодой инженер, работающий в государственных предприятиях Трентона и расспрашивает о ее родстве. При этом выясняется, что ее покойный муж был сводным братом Гергарта Бурсфельда.

— Вы, как будто клоните к тому, что молодой инженер — сын Гергарта Бурсфельда. Почему назвался он Логг Сар?

— Бумаги его на это имя. Для него самого и для света возможно лишь предположение. У меня есть доказательство.

— Приведите мне его!

— Вы помните мой прежний рассказ об этом, господин президент, сегодня я знаю продолжение. После того, как Гергарт Бурсфельд совершил невольное путешествие в Англию, он навсегда исчез в Тоуэре. Его жена с маленьким мальчиком бежала в курдские горы. По дороге она присоединилась к каравану, который состоял из купцов, священников и прочего люда, отправлявшегося с караваном в Среднюю Азию. Молодая женщина не была создана для тягот долгого пути. Ее похоронили где-то между Багдадом и Кабулом. Тибетский лама, возвращавшийся в свой монастырь, позаботился об умиравшей. Ему она передала мальчика, открыла ему его имя…

— Нельзя ли скорее, господин доктор!

— Лама отвез мальчика в свой монастырь Панконг-Тцо и воспитал его по учению Будды. Когда мальчику исполнилось 14 лет, экспедиция шведских ученых посетила монастырь. Молодой европеец обратил на себя внимание, и один из членов экспедиции, этнолог Олаф Трувор, взял его с собою в Швецию, где воспитал его со своим сыном; и тот и другой стали инженерами.

Во время поездки по Рейну, предпринятой после окончания образования, Логг Сар знакомится с четой стариков, которым бросилось в глаза его изумительное сходство с Гергартом Бурсфельдом. Так же был поражен и я, увидев впервые Логг Сара. Мне казалось тогда, что я вижу Гергарта Бурсфельда, каким он был тридцать лет назад в Месопотамии. Старики обратили внимание Логг Сара на то, что в Трентоне живет сводный брат Гергарта Бурсфельда. Когда впоследствии Логг Сар нашел место на трентонских работах, он вспомнив о сообщении стариков, появился у мистрисс Гарте. Ее муж умер, но в доме оказался портрет Гергарта Бурсфельда. Сходство крайне убедительно.

Цирус Стонард пронизал взглядом разсказчика.

— Господин доктор, я хочу от вас доказательств, а не фантастики. Есть у вас какое нибудь действительное доказательство того, что Логг Сар одно лицо с Сильвестром Бурсфельдом?

Доктор Глоссин прибегнул к последнему средству.

— Цепь замыкается одним словом: Логг Сар.

— Что это должно обозначать?

— Логг Сар значит по-тибетски конец года. Последний день в году, день, посвященный христианской церковью Сильвестру. Умирающая мать попыталась объяснить ламе, что означает имя ее ребенка. Христианское имя позабылось. Осталось тибетское переименование, под которым вырос мальчик, в Панконг-Тцо.

— Это не доказательство для меня, господин доктор. Думаю, что и для вас тоже!

Доктор Глоссин подошел на шаг ближе к диктатору.

— Последнее доказательство! Он знает тайну своего отца, она дошла до него, он понял, что…

Тонкие крылья орлиного носа диктатора задрожали. Две перпендикулярные складки пролегли между его бровями, когда он закончил фразу доктора:

— …что он должен стать нашим или исчезнуть, подобно своему отцу…

— Первое, пожалуй, уже невозможно.

— После опыта в Зинг-Зинг… я думаю, что налицо имеются причины, позволяющие мне отнести его на ваш счет, господин доктор. Видите ли вы какой нибудь путь, которым можно достичь второго пункта?

Цирус Стонард кинул на доктора взгляд, заставивший последнего содрогнуться. Один жест диктатора, — и он сам уже будет вычеркнут из списка живых, быть может через несколько часов, найдет смерть на электрическом стуле в Зинг-Зинг.

Цирус Стонард опустил веки и спокойно продолжал:

— Как вы проникли в его тайну?

Доктор глубоко вздохнул и начал, заикаясь, рассказывать:

— Его лицо с первого дня стало мне ненавистно. Кроме того у меня была причина… находить неприятным его присутствие в доме Гарте…

— Так… дальше.

— Он попросил у меня разрешения пользоваться лабораторией в мое отсутствие. Я позволил ему это, но, уходя, позаботился о том, чтобы зажимы на доске были заряжены десятью тысячами вольт, в то время, как вольтметр показывал только сто вольт. Я вернулся, рассчитывая найти труп, и увидел его невредимым, выходящим из дому с улыбкой победителя, только что достигшего значительного успеха. Тогда я узнал, что Сильвестр Бурсфельд — настоящий сын своего отца. Он должен был знать, что я поставил ему эту западню. Я не смел больше показываться ему на глаза. Спустя три дня он исчез… Случайно, как это бывает всегда, экстренный суд, электрическая казнь… Я думал, что все счеты покончены. Что случилось дальше, вам известно, господин президент.