Пре­рвем­ся. Пись­мо длин­ное и тре­бу­ет по­этап­но­го разъ­яс­не­ния. В нем мно­го эв­фе­миз­мов, по­сколь­ку речь шла о тща­тель­но скры­вае­мом со­бы­тии. И пре­ж­де все­го это ка­са­ет­ся, так на­зы­вае­мо­го, «де­ла», о ко­то­ром пи­шет по­слан­ник. Оче­вид­но, что под ним под­ра­зу­ме­ва­лась не са­ма ду­эль - Гек­керн от­кры­то го­во­рит об об­стоя­тель­ст­вах вы­зо­ва. Он уже об­су­ж­дал их с Жу­ков­ским при лич­ной встре­че. В пись­ме Гек­керн на­по­ми­на­ет об этом сло­ва­ми «Вы знае­те…», то есть я вам го­во­рил. Та­ким об­ра­зом он до­ку­мен­таль­но оформ­ля­ет свою по­зи­цию, пред­став­ляя ее в удоб­ном ви­де. В ча­ст­но­сти, он не упо­ми­на­ет об от­сроч­ках. Это и по­нят­но - их при­шлось бы объ­яс­нять. А объ­яс­нить не­воз­мож­но! У Гек­кер­на с Пуш­ки­ным уже сло­жил­ся не­глас­ный до­го­вор об­хо­дить мол­ча­ни­ем встре­чу у По­ле­ти­ки. Это уст­раи­ва­ло обо­их, но вскры­лось дру­гое об­стоя­тель­ст­во, спо­соб­ное на­вре­дить ре­пу­та­ции Дан­те­са и тем са­мым рез­ко из­ме­нить ба­ланс сил в поль­зу Пуш­ки­на. По­яв­ле­ние ано­ни­мок бес­по­кои­ло Геккер­на. Он пи­сал даль­ше:

Как вам так­же из­вест­но, ми­ло­сти­вый го­су­дарь, все про­ис­шед­шее по сей день со­вер­ши­лось че­рез вме­ша­тель­ст­во треть­их лиц. Мой сын по­лу­чил вы­зов; при­ня­тие вы­зо­ва бы­ло его пер­вой обя­зан­но­стью, но, по мень­шей ме­ре, на­до объ­яс­нить ему, ему са­мо­му, по ка­ким мо­ти­вам его вы­зва­ли. Сви­да­ние пред­став­ля­ет­ся мне не­об­хо­ди­мым, обя­за­тель­ным,— сви­да­ние ме­ж­ду дву­мя про­тив­ни­ка­ми, в при­сут­ст­вии ли­ца, по­доб­но­го вам, кото­рое су­ме­ло бы вес­ти свое по­сред­ни­че­ст­во со всем ав­то­ри­те­том пол­но­го бес­при­стра­стия и су­ме­ло бы оце­нить ре­аль­ное ос­но­ва­ние по­доз­ре­ний, по­слу­жив­ших по­во­дом к это­му де­лу. Но по­сле то­го, как обе вра­ж­дую­щие сто­ро­ны ис­пол­ни­ли долг че­ст­ных лю­дей, я пред­по­чи­таю ду­мать, что ва­ше­му по­сред­ни­че­ст­ву уда­лось бы от­крыть гла­за Пуш­ки­ну и сбли­зить двух лиц, ко­то­рые до­ка­за­ли, что обя­за­ны друг дру­гу вза­им­ным ува­же­ни­ем. Вы, ми­ло­сти­вый го­су­дарь, со­вер­ши­ли бы та­ким об­ра­зом поч­тен­ное де­ло, и ес­ли я об­ра­ща­юсь к вам в по­доб­ном по­ло­же­нии, то де­лаю это по­то­му, что вы один из тех лю­дей, к ко­то­рым я особ­ли­во пи­тал чув­ст­ва ува­же­ния и ве­ли­чай­ше­го поч­те­ния, с ка­ким я имею честь быть ваш, ми­ло­сти­вый го­су­дарь, по­кор­ней­ший слу­га ба­рон Геккерн[92].

Ес­ли из­ба­вить текст от свет­ской ри­то­ри­ки и вспом­нить ис­то­рию пред­ше­ст­вую­щих пе­ре­го­во­ров, то смысл пись­ма ока­жет­ся про­зрач­ным: Гек­кер­ны, уз­нав о су­ще­ст­во­ва­нии ано­ним­ки, яко­бы ими со­став­лен­ной, стре­ми­лись вы­яс­нить, на­сколь­ко серь­ез­но пуш­кин­ское об­ви­не­ние, и ка­ким об­ра­зом оно по­влия­ет на раз­ви­тие со­бы­тий - в ча­ст­но­сти, на сва­тов­ст­во: «Вы лег­ко пой­ме­те, как важ­но для мое­го сы­на и для ме­ня, чтоб эти фак­ты бы­ли ус­та­нов­ле­ны не­пре­ре­кае­мым об­ра­зом»? Од­но де­ло - встре­ча у По­ле­ти­ки. Гек­кер­ны хо­ро­шо по­ни­ма­ли, что Пуш­кин сам за­ин­те­ре­со­ван в со­хра­не­нии тай­ны. Дру­гое де­ло ано­ним­ка - она мог­ла при­дать со­бы­ти­ям не­ожи­дан­ный по­во­рот и на­нес­ти Гек­кер­нам смер­тель­ный удар.

Из пись­ма вид­но, что Пуш­кин до сих пор пря­мо не об­ви­нил Гек­кер­на в ав­тор­ст­ве ано­ним­ки: «Мой сын при­нял вы­зов; ...по мень­шей ме­ре, на­до объ­яс­нить ему, ему са­мо­му, по ка­ким мо­ти­вам его вы­зва­ли». До воз­ник­но­ве­ния слухов о дипломе они это­го и не тре­бо­ва­ли. Те­перь же объ­яс­не­ния ста­но­ви­лись не­об­хо­ди­мы­ми. Что­бы Пуш­кин не ук­ло­нил­ся от встре­чи, со­слав­шись на не­од­но­крат­ные пе­ре­го­во­ры, Гек­керн до­бав­ля­ет, что об­ви­не­ние долж­но быть по­вто­ре­но лич­но Дан­те­су - «ему са­мо­му».

По­пут­но за­ме­тим, ес­ли бы Гек­кер­ны, дей­ст­ви­тель­но, уча­ст­во­ва­ли в со­став­ле­нии ано­ним­ки, встре­ча, в при­сут­ст­вии столь влия­тель­но­го ли­ца, как Жу­ков­ский, бы­ла бы аван­тю­рой, яв­но про­ти­во­ре­ча­щей ди­пло­ма­ти­че­ской вы­уч­ке послан­ни­ка. Все­гда есть ве­ро­ят­ность, что про­тив­ник об­ла­да­ет све­де­ния­ми, спо­соб­ны­ми по­ста­вить в не­лов­кое по­ло­же­ние, и вы­яс­нять это луч­ше без сви­де­те­лей. И на­обо­рот, имей Пуш­кин до­ка­за­тель­ст­ва ви­ны Гек­кер­нов, бо­лее удоб­но­го слу­чая «по­счи­тать­ся» с обидчиками труд­но бы­ло пред­ста­вить. Но, как мы зна­ем, Пуш­кин на­от­рез от­ка­зал­ся от этой воз­мож­но­сти.

По­лу­чив пись­мо, Жу­ков­ский от­пра­вил­ся к Гек­кер­нам, где и за­стал Дан­те­са. Поз­же в кон­спек­те поя­вит­ся за­пись:

9 [но­яб­ря]. Les revelations de Heckern[93]. — Мое пред­ло­же­ние по­сред­ни­че­ст­ва. Сце­на втро­ем с от­цом и сы­ном. Мое пред­ло­же­ние сви­да­ния[94].

В чем же со­стоя­ло от­кры­тие (ра­зо­бла­че­ние) или от­кро­ве­ние (при­зна­ние) по­слан­ни­ка - пе­ре­вод с фран­цуз­ско­го пред­по­ла­га­ет раз­но­чте­ния и но­вые под­хо­ды? За­ме­тим, что Жу­ков­ский упот­реб­ля­ет в сво­ем ко­рот­ком кон­спек­те выра­же­ние les revelations два­ж­ды и оба раза в раз­де­ли­тель­ном смыс­ле: «Воз­вра­ще­ние к Пуш­ки­ну. Les revelations. Его бе­шен­ст­во» и «Les revelations de Heckern - Мое пред­ло­же­ние по­сред­ни­че­ст­ва». Убе­ри­те les revelations и сви­де­тель­ст­ва Жу­ков­ско­го при­мут стран­ную по­сле­до­ва­тель­ность. В ка­ж­дом от­дель­ном слу­чае они мог­ли бы обо­зна­чать ка­кую-то важ­ную мысль, ка­кое-то разобла­че­ние, но упот­реб­лен­ные в раз­ном кон­тек­сте, ско­рее все­го, яв­ля­лись за­ме­ще­ни­ем рус­ско­го сло­ва объ­яс­не­ния: «Воз­вра­ще­ние к Пуш­ки­ну. Объ­яс­нения. Его бе­шен­ст­во» и «Объ­яс­не­ния Гек­кер­на - Мое пред­ло­же­ние посредничест­ва».

Вы­слу­шав ар­гу­мен­ты про­тив­ной сто­ро­ны, Жу­ков­ский на­шел их ра­зум­ны­ми. Он пред­ло­жил ор­га­ни­зо­вать встре­чу ка­ва­лер­гар­да с Пуш­ки­ным, что­бы про­тив­ни­ки мог­ли снять вза­им­ные пре­тен­зии. В раз­го­во­ре Дан­тес вы­ра­жал го­тов­ность са­мо­стоя­тель­но на­чать пе­ре­го­во­ры, но по­слан­ник убе­дил его, что у дру­га по­эта это по­лу­чит­ся го­раз­до луч­ше. В ка­че­ст­ве ар­гу­мен­та ему раз­ре­ши­ли ис­поль­зо­вать пись­мо, по­лу­чен­ное от Гек­кер­нов на­ка­ну­не.

В этот день был на­пи­сан еще один до­ку­мент, рас­кры­ваю­щий но­вые, не­ожидан­ные под­роб­но­сти ду­эль­ной ис­то­рии. Речь идет о пись­ме Ека­те­ри­ны Гон­ча­ро­вой, бу­ду­щей не­вес­ты и же­ны Дан­те­са, к бра­ту Дмит­рию. Оно на­чи­на­лось так:

Я со­мне­ва­юсь, что мое се­го­дняш­нее пись­мо бу­дет очень ве­се­лым, до­ро­гой Дмит­рий, так как я не толь­ко не на­хо­жусь в ве­се­лом на­строе­нии, но на­обо­рот, мне тоск­ли­во до смерти[95].

Ого­вор­ка не слу­чай­на: Ека­те­ри­на пи­шет по ра­до­ст­но­му по­во­ду в бла­го­дар­ность за пе­ре­дан­ное ей пись­мо Но­со­ву - свое­об­раз­ную рас­пис­ку, по ко­то­рой пе­тер­бург­ский ком­мер­сант, ком­пань­он бра­та, вы­да­вал день­ги на со­дер­жа­ние сес­тер Гон­ча­ро­вых. Но это ее не ве­се­лит. Она про­сит не за­дер­жи­вать­ся с оче­ред­ной по­сыл­кой к 1 де­каб­ря, по­сколь­ку, имея обя­зан­но­сти фрей­ли­ны, долж­на бы­ла под­го­то­вить­ся к име­ни­нам Ни­ко­лая (6 де­каб­ря).

В се­ре­ди­не пись­ма Ека­те­ри­на го­во­рит об аре­сте бра­та Ива­на, де­мон­ст­ри­руя тем са­мым не­ве­де­ние от­но­си­тель­но при­чи­ны его не­дав­не­го по­яв­ле­ния в Пе­тер­бур­ге, и вновь воз­вра­ща­ет­ся к то­му, что осо­бен­но вол­ну­ет ее:

Я сча­ст­ли­ва уз­нать, до­ро­гой друг, что ты по-преж­не­му до­во­лен сво­ей судь­бой, дай Бог что­бы это бы­ло все­гда, а для ме­ня, в тех го­ре­стях, ко­то­рые не­бу бы­ло угод­но мне ни­спос­лать, ис­тин­ное уте­ше­ние знать, что ты по край­ней ме­ре сча­ст­лив; что же ка­са­ет­ся ме­ня, то мое сча­стье уже без­воз­врат­но уте­ря­но, я слиш­ком хо­ро­шо уве­ре­на, что оно и я ни­ко­гда не встре­тим­ся на этой мно­го­стра­даль­ной зем­ле, и един­ст­вен­ная ми­лость, ко­то­рую я про­шу у Бо­га это по­ло­жить ко­нец жиз­ни столь ма­ло по­лез­ной, ес­ли не ска­зать боль­ше, как моя. Сча­стье для всей мо­ей се­мьи и смерть для ме­ня — вот что мне нуж­но, вот о чем я бес­пре­стан­но умо­ляю все­выш­не­го. Впро­чем, по­го­во­рим о дру­гом, я не хо­чу что­бы те­бе, спо­кой­но­му и до­воль­но­му, пе­ре­да­лась моя чер­ная ме­лан­хо­лия[96].