– Мерзкое создание, – пробормотала Энид, но в голосе ее не было злости. – Лапы у него не пострадали от веревки, когда он пытался освободиться, хотя следы остались. Но он не стоил твоей жизни, которой ты наверняка лишилась бы, если бы мальчики не шли за тобой по пятам.

– А почему они шли?

– Потому что я их послала. А теперь спи.

– Ты просто тиран какой-то! – пробурчала Олимпия и почти тотчас же погрузилась в сон.

Брент молча разглядывал сидевшего за письменным столом молодого человека. Внешность Эндрю Вон имел типичную для большинства представителей клана Уорлок-Вонов, которые сочетали красоту, раздражавшую до безумия, с некоторой загадочностью. Женщин тянуло к ним как мотыльков на пламя. Эндрю был высок и строен, однако Брент подозревал, что в этом изящном теле таилась опасная сила, которая могла бы сразить многих. В его голубых глазах был заметен отчетливый зеленый оттенок. Брента так и подмывало спросить молодого человека, не повлияло ли наличие особого дара на его выбор профессии.

– Вся изложенная информация дает исчерпывающее представление об облике леди Маллам. Но если она действительно приобрела ту власть, о которой вы, граф, говорили, то в этом случае ее репутация пострадает минимально.

– Всего лишь минимально?

– Она является одной из законодательниц жизни высшего общества. Женщины либо боятся ее, либо боготворят. А вот вас считают самым презренным созданием – неблагодарным сыном, который погряз в грехах и разбил сердце своей бедной матери.

Брент решил, что Воны зачастую проявляли такое же неуместное легкомыслие в речах, как и их родственнички Уорлоки.

– Сэр, то, что вы говорите, означает только одно: я должен захватить мать на месте преступления с окровавленными руками.

– Возможно, и нет. Но того, о чем вы упомянули, для ее ареста совершенно недостаточно. Дело осложняется еще и тем, что большинство ваших свидетелей не принадлежат к правящему классу. Единственный в этом роде – Генри Уандерстоун, но ему всего пять лет. Это не тот свидетель, который сможет выступить против женщины с таким положением, как у вашей матери.

– То есть мне нужно расстаться с намерением вырвать сестру из-под ее опеки?

– Из-за вашей репутации вам придется в течение нескольких лет вести себя как монах, чтобы добиться этого. Или ваша мать вдруг потеряет терпение и лишит вас своей благосклонности. Я должен заполучить свидетелей, внушающих доверие. Впрочем, «должен заполучить» – не те слова. Вам легче будет добиться желаемого, если у нас появятся свидетели, внушающие безусловное доверие.

– Звучит не очень обнадеживающе.

– Совершенно верно. Однако займитесь сбором соответствующих сведений, а я воспользуюсь ими для того, чтобы заставить тех, кто позволил ей взять на себя попечение о вашей сестре, изменить отношение к вашей матери. Не важно, каким образом ей удалось так укрепить свое положение в обществе, ведь вы по-прежнему граф, и это не сбросишь со счетов.

– Тем не менее на порог меня никто не пускает.

Эндрю уже приготовился что-то ответить, но тут за дверью раздался шум, а затем – и громкие крики. В следующее мгновение дверь распахнулась, и в комнату влетел Дэниел. Мальчик подбежал к Бренту и спрятался у него за спиной от разгневанного клерка, мчавшегося за ним по пятам.

– Достаточно, Картер, – остановил клерка Эндрю. – Я как раз ждал этого молодого человека.

– Что-нибудь случилось? – Брент обернулся к мальчику.

– На леди Олимпию напали в переулке. Мы с Эйбелом и Дэвидом вступились за нее, но прежде она получила несколько сильных ударов.

– Насколько серьезно она пострадала? – Брент натянул плащ и надел шляпу.

– Не очень серьезно. Но ей все равно досталось, она вся в синяках.

– Идите-идите, – сказал Эндрю, когда Брент вопросительно посмотрел на него. – Я попытаюсь сам найти что-нибудь такое, что поможет нам лишить вашу мать власти.

Несколько мгновений спустя Брент, сопровождаемый Дэниелом, оказался на улице. Он не сомневался, что мальчик ничего не скрыл от него и что Олимпия пострадала не сильно, однако ему нужно было увидеть ее собственными глазами, чтобы убедиться, что с ней все будет в порядке. К тому времени, когда они добрались до Уоррена, граф немного успокоился. И он сразу же поднялся в спальню баронессы.

Она спала. Энид как раз меняла ей холодную примочку, и Брент увидел огромный, в пол-лица синяк. Он приблизился к кровати, оглядел Олимпию и тихо потребовал, чтобы Дэниел рассказал ему, что случилось, – от начала до конца.

Когда мальчик повторил слова одного из нападавших, Брент почувствовал, как его охватывает гнев.

– Я скоро вернусь, – сказал граф и вышел из спальни.

Только когда он оказался перед особняком Малламов, ему удалось немного успокоиться. Брент забарабанил кулаком в дверь; когда же дворецкий открыл, граф отшвырнул его в сторону. Краем глаза он заметил, что кто-то из слуг кинулся в направлении Голубой гостиной, которую больше всего любила мать, и Брент тотчас же направился за ним.

В этой гостиной появились новые – и весьма дорогие на вид – предметы мебели. Когда он вошел в комнату, мать, сидевшая на маленьком диванчике с темно-синей обивкой, с удивлением посмотрела на него. Потом в ее глазах промелькнул страх, но через секунду она уже овладела собой.

– Тебе запрещено показываться в этом доме, – сказала графиня.

– Это мой дом, матушка. Вы занимаете его с моего позволения, но я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать это дело. Пусть им займутся мои адвокаты.

– Говори, что тебе нужно, и уходи. – В голосе матери звучал холод. Холод, казалось, исходил из самого ее сердца.

Впрочем, Брент сомневался, что у нее вообще имелось сердце. «Вокруг матери всегда витала эта ледяная атмосфера», – вдруг сообразил он. Мать никогда не выказывала привязанности к своим детям. С течением времени этот холод все больше овладевал ею, проникая в глубину сердца, но было несомненно, что она несла его в себе от рождения. Олимпия, судя по всему, оказалась права: у Летиции Маллам имелся какой-то душевный изъян.

– На леди Уорлок сегодня напали. По вашему приказу.

В ответ на прямое обвинение графиня почти не отреагировала – лишь сверкнула глазами.

– Ты несешь чепуху. С какой стати мне отдавать приказы, чтобы с этой женщиной что-нибудь сделали? – Мать мельком взглянула на него. – Или она одна из твоих потаскух? Мне кажется, она слегка другого пошиба, не то что твои обычные пассии, хотя Уорлоков никто не ценит особо высоко.

– Не надо играть со мной в эти игры, матушка. Мне начинает казаться, что вы верите в собственную ложь. Я совсем не безмозглый пропойца, которого вы с легкостью можете обвести вокруг пальца. Это правда, в последние годы я чересчур увлекся вином. Но хорошо бы вам вспомнить, что на мне лежали все заботы об имении, а мои инвестиции приносят доход, позволяющий выдавать вам ежеквартальное обеспечение в королевских размерах. И еще… Обратите внимание, я разогнал всех ваших шпионов и взял под контроль собственный дом. В Филдгейте – это место, где я живу, если вы запамятовали, – вам больше не удастся заняться своей охотой. Ах да, я к тому же обнаружил целую толпу отцовских незаконнорожденных отпрысков.

– У него не было никакого права приводить всех этих ублюдков в мой дом. – Мать говорила так холодно, что Брент даже удивился, не увидев ледяного облачка, которое исходило бы из ее рта.

– Ни Филдгейт, ни этот дом вам не принадлежат. И этого никогда не будет. Хорошо бы вам время от времени вспоминать об этом. Боюсь, ваше содержание придется урезать. Тогда можно будет обеспечить всех незаконнорожденных детей. Слишком долго о них забывали.

Заметив, как левая щека матери начала подергиваться, Брент понял, что при упоминании об отцовских детях на стороне ледяная выдержка, которой графиня всегда пользовалась как доспехами, дала трещину. Да и к угрозе уменьшить ей выплаты она могла отнестись весьма серьезно.

– Ты не имеешь права поступать так. Мы заключили соглашение, и ты должен уважать его. В конце концов, ты рожден и воспитан джентльменом. Возможно, тебе стоит перечитать…