И ребята аплодируют уже дружнее.
А Серёжка оглядывается на дорогу: не видно ли где Старика?..
Нет, не видно…
Неужели всё-таки уговорит его тётя Лера?
К микрофону подходит товарищ Казарцев, и Серёжка смотрит теперь на него.
— Товарищи строители! — громко говорит Казарцев.
И в это время Славка быстро наклоняется и что-то шепчет ему на ухо. Казарцев смущается вдруг, как маленький, гладит свой ёжик и потом снова решительно подступает к микрофону. Он берётся за головку, и она совсем исчезает в его громадной ладони.
— Дорогие мальчишки! — говорит он. — Ребята! Я вот сейчас назвал вас строителями… Так оно и есть. Не все, правда… Но однажды я шёл по посёлку и вижу: идёт по дороге каток, гравий, значит, прикатывает, а за рулём сидит мальчишка, ваш ровесник. Это, я понимаю, настоящий строитель!..
Товарищ Казарцев опустил микрофон и рубанул перед ним кулаком, когда сказал про этого мальчишку на катке. Видно, очень ему этот мальчишка понравился.
— Мехколонский это пацан! — крикнули снизу.
— Нет, желдорстройский!..
— В «Желдорстрое» катки, конечно!..
— Ну-ну, тихо-тихо! — поднял руку товарищ Казарцев. — Что это вы расшумелись? Это вот как на рапорте у меня: мехколонна да «Желдорстрой» так же вот расшумятся… Как начнут из-за фронта работы — тот себе, этот себе… За грудки, понимаешь, друг друга… А вам-то чего делить?
А Славка уже снова что-то шепчет на ухо товарищу Казарцеву, и товарищ Казарцев прямо в микрофон виновато говорит:
— Да?.. Ну ладно, не буду, не буду…
— Я объясню, чтобы вам ясно было, ребята, — нагибаясь к микрофону, говорит Славка. — Эти организации потому спорят, что каждая из них хочет работать там, где труднее…
— Я вот помню, когда мальчишкой был… — говорит дальше товарищ Казарцев, — белые остановились в нашей деревне… а мы пулемёт у них, понимаешь, кхы-кхы… да в кукурузе и спрятали… А тоже были вот, может, только чуточку больше, чем вы… да такие же, пожалуй, точно!..
И опять к товарищу Казарцеву наклонился Славка. Он прямо-таки не давал выступать начальнику стройки. Но тот ничего, только снова тихо сказал Славке «не буду» и вытер платком лоб.
— А чего дальше — про беляков? — крикнули из толпы.
— А пулемёт этот до сих пор у вас, да?
Но товарищ Казарцев прокашлялся в микрофон и сказал:
— А для вас тоже большое дело найдётся… Лом вот собирать металлический, железо…
А снизу — нахальный Дерибаскин голос:
— А чего его собирать?.. Что его мало, что ли?..
— Да, железа у нас пока мало, — сказал товарищ Казарцев и снова взмахнул своим кулачищем.
— Если бы было мало, оно б кругом не валялось! — крикнул снова этот нахальный Дерибаска.
— Шустрый какой, — сказал начальник стройки и снова вытер платком мокрый лоб.
А Славка заулыбался и наклонился к микрофону:
— Критика, в общем, правильная, но я прошу не перебивать… Потом выступишь и всё скажешь…
Серёжка видел, как Дерибаска поглядел в это время на ребят, которые стояли рядом: слышите, мол? Правильная критика.
«Всё равно задавака», — подумал Серёжка.
— Замечание, конечно, верное, мы учтём, — сказал товарищ Казарцев, и Дерибаска прямо-таки засиял. — Но вы должны помочь исправить такое положение. А мы на днях построим вам в тайге пионерский лагерь, хороший лагерь… Сегодня две бригады должны закончить работу на котельной, я сниму их оттуда и отправлю в тайгу. — Теперь начальник стройки очень торопился, как будто боялся, что его снова перебьёт этот Дерибаска. — Так что через недельку-две лагерь будет готов. Будете там загорать и ловить рыбу. Устраивает вас такое?
— Устраивает!
— Большую рыбу…
— Только чтобы точно!
Кричали все сразу, и до Серёжки долетали только отдельные слова. Серёжка и сам бы кричал и насчёт рыбы, и чтобы точно уж был пионерский лагерь, но ему было неудобно, потому что он ведь как-никак стоял на трибуне, рядом с самим товарищем Казарцевым.
Товарищ Казарцев повернулся теперь боком к микрофону и всё вытирал лоб большим платком. «Устал, наверное, с непривычки, — подумал Серёжка. — Вот он всегда про план говорит, да кто хорошо работает и кого надо повесить на Почётную доску, а кому надо дать по рукам за брак. А тут? Как же, жди, послушает тебя тут Дерибаска!»
— Ти-ше! — закричал Славка в микрофон, так как шум не утихал. — Говорить будет Гена Ивахненко.
Куд-Кудах подошёл к микрофону, откашлялся, а потом громко сказал:
— Мудрецы!
И все мальчишки замерли, так как никто ещё не знал, почему они мудрецы.
— Мучители! — громко сказал Куд-Кудах. — У товарища Казарцева своих дел по горло, он вот вторую очередь котельной сдавать должен. Да ещё с вами цацкается. Есть у него на это время?..
Ребята молчали. Может, им тоже стало жаль начальника стройки?
Серёжка снова скосил глаза на товарища Казарцева. Он вот котельную пустить должен, и кто-то сверху режет его медной проволокой. Да вчера утром ещё тот незнакомый дядька в чёрном костюме записал про товарища Казарцева в свою рыжую папку. Бедный товарищ Казарцев!
— Кто это тут кричал про железо? — спрашивал между тем в микрофон Куд-Кудах. — А ну, кто? Подними руку.
Никто не поднимал руки, и тогда Кудах сказал:
— Что ж ты, Дерибаска, молчишь? Насчёт железа вот ты всё хорошо понимаешь, а что головы пробивать нельзя — не доходит. — Кудах постучал себя согнутым пальцем по виску. — Тут не работает?..
Ребята захихикали, но Кудах поднял руку:
— Я тут с вами долго рассуждать не буду. У меня, понимаешь, институт. Я вот что скажу: я, да мой напарник Алексей Свищев, да ещё пять хлопцев из нашей бригады решили обучать вас шофёрскому делу. — Кудах обвёл всех суровым взглядом. — Будете учиться или нет?
И теперь уже мальчишки не кричали вразнобой, а хором ответили:
— Бу-удем!..
Они толкали друг друга локтями, колотили по спине — так им хотелось научиться шофёрскому делу.
— Ну вот так, — сказал дядя Кудах. — Кто будет учиться, тому драться будет некогда, а кто учиться не будет и снова воевать вздумает — с тем уж я отдельно поговорю. Идёт?
— Идё-ёт! — снова ответил хор голосов.
— А ну-ка, — сказал Кудах, улыбнувшись, — кто хочет ездить на машине — отходи влево, кто не хочет — стоять на месте…
Кудах повёл рукой влево, но не успел он ещё договорить, как все мальчишки, вся громадная толпа мальчишек — рыжие и чёрные, босоногие и в ботинках, с синяками и без синяков, — все двинули влево, и перед трибуной осталась стоять только невысокая старушка с чёрной хозяйственной сумкой в руках…
На ней был платок в крупную клетку, который с одной стороны она оттопыривала ладонью, приложенной к уху. Старушка эта потопталась на одном месте, пошла было вслед за мальчишками, но потом остановилась, сердито махнула рукой — как будто заниматься шофёрским делом раздумала: мол, да ну его! — сплюнула в сердцах и пошла через дорогу в другую сторону.
Славка нагнулся к микрофону.
— Попрошу всех стать на место.
Мальчишки толпой двинулись обратно, и Серёжка, провожавший их глазами, около кабины длинномера увидел Старика.
Старик стоял как ни в чём не бывало, стоял с блокнотом в руках, что-то писал. Увидел, что Серёжка на него смотрит, подмигнул…
Как же это Серёжка не заметил, когда вернулся Старик?..
Значит, так и не поехал он с тётей Лерой? Значит, так и останется на Авдеевской площадке и Серёжка будет заходить к нему, как и раньше, и играть со шпагой, и трогать боксёрские перчатки, которые так интересно пахнут?..
— Слово предоставляется Сергею Чашкину, Разводчику, — громко сказал рядом Слава.
И Серёжка вздрогнул, даже не сам Серёжка, а ноги у него вздрогнули — будто сзади кто легонько так под колени ударил.
А дядя Кудах уже подталкивал Серёжку к микрофону…
Серёжка зачем-то снял пилотку, откашлялся, совсем как товарищ Казарцев, открыл рот да так и остался стоять с открытым ртом, во все глаза глядя на Старика…
