— Ну, теперь осталось только взять сюрприз,-^ сказал дядя Володя.- Это уже безопасно. Идёмте к забору.

Когда разыскали бочонок, дядя Володя сказал:

— Доставайте, виновница торжества!

Мама осторожно просунула руку в бочонок, так осторожно, словно в нём сидели колючие ежи, и вытащила из него дневник с закладкой.

Как раз в это время появился Витя. Он бежал к забору и что-то радостно выкрикивал.

Мама раскрыла дневник, где была закладка, и щёки её вспыхнули, как красные огни светофора.

Витя подбежал и стал как вкопанный. Он опустил голову и тяжело вздохнул. Он понял свою ошибку.

Но мама неожиданно захлопнула дневник и, показав всем закладку, сказала:

— Смотрите, какая прелесть! Какой чудесный подарок! И написано «Дорогой маме»,- она поцеловала ошеломлённого Витю в обе щеки, погладила по голове и сказала: — Я тебе очень, очень благодарна!

— Твоё счастье, что у мамы день рождения,- нерешительно произнёс отец, и все направились домой.

Позади всех шли мама и Витя. Витя ступал медленно, опустив голову. Он знал, что так кончиться это не может и был готов ко всему.

В парадном мама положила ему руку на плечо.

«Всё!» — подумал Витя и сказал вслух:

— Ладно уж, говори!

Мама наклонилась и тихо сказала:

— Молодец, что не побоялся показать дневник… А двойку ты исправишь. Я знаю…

Павка уже два раза ходил рыбу удить, и оба раза -ноль целых и ноль десятых,- с пустым куканом возвращался.

Вчера Серёга, который у мельницы живёт, пять карасей и двух линьков поймал; у Володьки, папа которого тракторист, здорово верхоплавки клевали, а Сёмка рыжий, так тот даже щучку подсёк.

«Конечное думал Павка,- придут ни свет ни заря лучшие места на пруду займут и тащат почём зря. А мне только на лысом бережку место остаётся. Была бы там рыба — сами бы ловили. Они ребята местные, пруд как свои пять пальцев знают, а я — человек приезжий, всего неделю у бабушки живу».

И Павка решил пойти в одиночку, чтобы всем доказать, что и он настоящий рыбак, а не какой-то там дачник. У него и леса капроновая, и удилище бамбуковое, и крючки всех размеров. В центральном магазине «Динамо» покупал. А у ребят палки да конский волос. Везёт им просто, вот в чём секрет.

Сегодня он пойдёт после обеда на вечерний клёв. Ребята в это время в футбол будут гонять. Займёт лучшее место и тогда непременно поймает. Килограмма два принесёт, не меньше. Он даже два кукана приготовил, червей за коровником накопал. Там они толстые, жирные. Потом упросил бабушку горох отварить, ну и, конечно, мух наловил. Как тут рыбе не клюнуть?

Вышел Павка, когда солнце на вторую половину неба перевалило. Жара стала спадать, и кузнечики в траве такой концерт завели, аж в ушах закололо.

Павка к пруду шёл один, если не считать Дозора, бабушкиной собаки. Пёс к нему с первого дня привязался, хотя Павка всячески насмехался над ним и дразнил.

— Какой же это Дозор? — говорил он бабушке.- Дозорами больших пограничных собак называют. А это что? Чучело собачье, да и только! Голова большая, ноги короткие, хвост начисто обрублен. Одно ухо висит, другое — вроде на корточки присело, шерсть короткая, по бокам носа две лохматые бородёнки висят — забыл побриться. Не Дозор, а — позор!

И, зная своё уродство, пёс подхалимом сделался: никакого характера нет, всякое оскорбление перенесёт, только бы ребята от себя не гнали. Конечно, с бабушкой ему скучно — она старенькая, ей шестьдесят лет с хвостиком, а ему год без хвостика. Какая они компания?!

Скоро пруд показался. Тишь да гладь, одни тучки купаются. Павка сразу на Серёгино место пошёл. Оно счастливое, у самого берега ива стоит, косы моет. В воде ряска, кувшинки плавают. Где рыбе быть, как не тут?

Павка даже купаться не стал, чтобы воды не тревожить. Разложил своё рыболовное хозяйство, самого жирного червяка наживил и закинул удочку.

Павка человек не суеверный, в колдовство и заговоры не верит, но так ему сегодня нужно хоть одну рыбёшку поймать, что он про себя на всякий случай колдовать стал: «Колдуй, баба, колдуй, дед, колдуй, серенький медведь! Ловись, рыбка, большая и малая!»

А рыба в воде гуляла. Видно, много её тут было. Малёк под самым берегом юлил, сом со дна ил поднимал, молодая рыбёшка резвилась: то и дело выпрыгивала из воды — ныряла в воздух. Плек! Плек! — слышалось то там, то здесь, и над поверхностью, как серебряные ножи, сверкали рыбьи бока. Всё вокруг жило, дышало, шевелилось, и только Павкин поплавок — как мёртвый. Павка трижды червей менял, горох и мух на крючок вешал, поплевать не забывал, а результата — никакого.

Уже Дозор от скуки скулить начал. Повизжит, лапами переберёт, обойдёт вокруг Павки и снова сядет.

Час прошёл, а может, два — неизвестно. На дальнем конце пруда солнце по пояс в воду зашло и всю её в медно-красный цвет перекрасило.

Стоит солнце в воде, по золотому брюху себя похлопывает, а вокруг паровые облачка поднимаются. В кустах зазвенел комар, над водой толкунцы появились, и под берегом лягушки свой разговор начали. Поворчат и прыгнут в воду: плюх, плюх.

Лягушка в воду прыгнет, круги по воде пустит, и закачается поплавок.

«Кажется, клевать начинает!» — заволновался Павка. Раза четыре лесу выдёргивал, но всё впустую.

А лягушки всё громче и громче болтать стали. Сначала одна, потом другая, а там уж и хор подтянет. Трещат, словно дробь по воде рассыпают. На этом берегу затянут — на другом подхватывают.

«Вот ещё, концерт устроили! — рассердился Павка. — Рыба только клевать начала, а они пугают».

— Кыш! Кыш! — закричал он и бросил в ряску кусок земли. Вода хлюпнула, и лягушки замолкли. А через минуту ещё сильнее завели. И не то, чтобы просто кричат — дразнятся! Поплавок закачается, а они хором:

«Крюёт! Крюёт! Ужже! Уж-же!»

Павка лесу выдернет, а они:

«Червяк! Червяк!»

И червяка действительно нет.

«Сожрали! Сожрали!» — кричат лягушки.

Павка рассердился и давай в них камешки бросать. В одну попал, а все остальные, как младенцы, заплакали:

«Увва! Увва!»

«Конечно, так не поймаешь! — соображает Павка.- Такого крика не только рыба испугается… Вон Дозор — и тот под куст залез… Надо сначала всех лягушек разогнать, а уж тогда ловить».

Набрал Павка в карман камней и пошёл вдоль берега. Есть лягушка, нет лягушки — он камень швырнёт. Дозор обрадовался и тоже давай лягушек гонять. Скачет, лает, в воду по грудь заходит. Павка шагов двадцать прошёл, а Дозор уже на том краю пруда лает. Не выдержали лягушки такого натиска — замолчали. Сидят под кувшинками и ворчат.

Вернулся Павка на своё место — смотрит, а там Серёга стоит, на пустые куканы смотрит.

— Ты только пришёл? — спрашивает.

— Да нет! Я уже часа четыре сижу, — признался Павка.

— — Где же твоя рыба?

— Как же! Так ты её и поймаешь, если лягушки кричат. Они всю рыбу мне разогнали,

— Лягушки?! — удивился Серёга, пожал плечами и сел поблизости, на том самом лысом бережке, где вчера Павка зря до обеда просидел.

Хотел Павка ему сказать, что там рыба вовсе не ловиться, да передумал.

Закинул Серёга удочку, швырнул горсть приманки в воду и начал насвистывать:

— Капитан, капитан, подтянитесь…

Павка только открыл рот, чтобы сказать «тише!», а Серёга — дёрг и вытащил окуня.

Тут и у Павки поклёвка началась.

— Погоди, не тяни, пусть лучше возьмёт! — советует Серёга, а сам третью рыбу тащит.

Закинул на четвёртую, воткнул удилище в землю, подошёл к Павке и говорит:

— Да у тебя же рыба на крючке сидит! Тяни!

Павка удилище дёрг, а оно — в дугу.

— За корягу зацепил! — кричит Павка.

— Да нет же! Видишь, леса ходит? Ты осторожно… Это, наверно, сом!

Серёжа выхватил у Павки удилище и давай водить. К берегу, к берегу…

— Отдай удочку! Это я поймал! — запрыгал Павка и выхватил удилище.

— Эх, жаль, сачка не захватил! — сокрушался Серёга.- Мы б его из воды взяли. Сомина, видно, знаменитый…