— Наш! Наш гриб! — закричала Талка.

— Какие смелые стали теперь белки! — удивился Шурик.

Перед вечером Талка пропала из дому. Мать ходила искать девочку в деревню и на реку. Не было дома и Алёши и Шурика.

Бабка Лампиада говорила, будто ей показалось, что ребята втроём уже в сумерках пошли с лопатами на Бугры.

Бабка Лампиада хоть и была подслеповата, а не ошиблась.

Друзья отправились на Бугры. По дороге они зашли на приречный луг, где стоял пахучий стог сена, огороженный жердями.

Шурик перелез через изгородь, вынул из сена тёмно-зелёную, толстодонную бутылку, положил её в грибную корзинку и замаскировал веточками.

Талка и Алёша, стоявшие по сторонам у стога, как часовые, стали спереди и позади корзинки. Друзья переглянулись и пошагали к трассе газопровода.

Они пришли на Бугры, к тому месту трассы, где от основной магистрали начиналось ответвление газопровода на Завершну. Кругом — леса, крутые провальные овраги. Место глухое, непроглядное.

По всей линии трассы чернела выровненная свежая земля, засыпавшая трубы готового газопровода. Ребята прошли немного по мягкой земле. Алёша остановился, огляделся и, указывая пальцем под ноги, прошептал:

— Будем рыть тут.

Присев на корточки вокруг корзинки, ребята проверили, крепко ли закупорена бутылка и хорошо ли обмазано гудроном горлышко.

Посмотрели бутылку на свет. Сквозь зелёную толщу стекла виднелась свёрнутая в трубочку бумага.

Ребята взялись за лопаты и принялись копать яму над трубой. Когда стало поглубже, Алёша остался в яме один. Он выбрасывал землю со дна, а Шурик отгребал её от бортов. Вот глубина дошла Алёше до шеи.

— Давайте письмо, — сказал он тихо.

Алёша сделал маленькую нишу в стенке ямы, поставил бутылку в эту нишу, присыпал землёй, затёр, загладил место. Потом, взмахивая в такт рукой, зашептал. Вместе с ним, выделяя каждое слово, как в считалке, зашептали Талка и Шурик:

Повторив наказ, ребята подали Алёше палку, вытащили его из траншеи, отряхнули с него пыль и сухую грязь.

Друзья вернулись в лесничество, когда всюду уже горели огни и когда отец заканчивал подготовку «газика» к дороге. Он включил фары — проверить свет, и в лучи фар попали ребята.

Отец, увидев их, строго сказал:

— Пожалуйте-ка сюда. Идите и расскажите, что с вами приключилось?

И он провёл ребят в дом.

После лесной темноты свет лампочки показался Талке очень ярким. Она увидела теперь, насколько перепачканы были руки и одежда ребят. Она взглянула на себя. Платье в глине, туфли в грязи, а колени в свежих ссадинах. Руки болели, и Талка прятала их за спину.

— Покажи руки, — сказала мама Ирина.

На ладонях и пальцах девочки были свежие разорванные мозоли. Такие же руки были и у мальчишек.

— Где вы были?

— В лесу, — ответил Алёша.

— Искали в Городище клад? — насмешливо спросил отец.

Ребята молчали.

Потом Алёша шагнул вперёд:

— У нас клятва! Мы не можем нарушить слова. Скажем, когда окончится строительство газопровода.

— Строительство завершено, друзья. Вот акт приёмочной комиссии! — радостно хлопнул ладонью по листу бумаги на столе Анатолий Николаевич. — Клятва ваша теперь потеряла силу. Можете смело говорить!

— Правда! — сказал Шурик. — Нашему секрету подошёл конец. Можно говорить.

— Да, теперь уже можно, — подтвердила Талка. — Говори, Алёша.

— Такое дело. Когда приехала Талка, мы нашли в траншее древний кувшин. Ему было, наверно, лет тысяча, а то и больше. Был он весь исцарапан какими-то закорючками, а может, рисунками, — ничего не разберёшь! А вот если б то буквы были и мы бы их прочитали! Вот это да! И тогда мы придумали писать письма ребятам, какие будут жить, когда уже везде наступит коммунизм. Сначала мы хотели писать на газовых трубах. Выцарапывать слова, как на переходящих призах.

— А потом мы увидели монастырскую бутылку из сундука и догадались, что лучше всего посылать наши письма в бутылках. Сколько хочешь пролежит в земле письмо в таком стеклянном конверте и не испортится! Надо лишь получше запечатать горлышко гудроном, — сказала радостно Талка.

— Что же вы всё-таки писали? — спросила мама Ирина.

— Всякое. Кто строит газопровод, кто что придумал на строительстве, всякие там случаи описывали. Про наш посёлок разборный. Про горы, про Плеваку. И что было на трассе в лесах, в степи, у моря. Про то, что делали мы, — про всё-перевсё.

— А какой же почтальон взялся доставить ваши письма? — спросил отец.

— Известно какой! Газопровод! Мы делали как? Только крановщик опустит трубу вниз на подушку и переедет — мы незаметно сразу тут. Раз — и в траншею! Пока бульдозерист примется заваливать — мы успевали замаскировать бутылку и на борт вылезть как миленькие!

— Вечером на Буграх вы закапывали бутылку?

— Ага! Мы написали, как провели в деревню газ. Пришлось разрывать засыпанную траншею.

— Закопали-то хоть хорошо?

— Так хорошо заровняли, что и сами теперь не найдём, где зарыто наше последнее письмо.

— Я думаю, напрасно вы трудились и обдирали колени, — сказала мать. — Кто будет искать ваши письма? Никто, никогда! А земля — не море. Сама не вынесет на берег ваших бутылок.

— Что ты, мама! Найдут, обязательно найдут! Ведь ты сама говорила, что газопровод дойдёт до коммунизма.

— Как ещё дойдёт-то! — подтвердила мама.

— Люди когда-нибудь будут хоть один раз чинить газопровод? Менять трубы, мазать мастикой или ещё чего-нибудь?

— Конечно, будут, — согласился отец.

— Разроют траншею и обязательно найдут где-нибудь наше письмо в стеклянном конверте! И передадут пионерам. Ведь пионеры будут всегда.

— А как обрадуются-то! — сказал Алёша. — Я и не знаю, как мы были бы рады, если бы в том первобытном кувшине из холма нашли письмо!

Птицы привыкли к шумам стройки. Даже куры в деревне Завершне перестали бояться газопроводчиков. А петухи кричали на всю окрестность, не обращая внимания на машины. Один самый отчаянный взлетел на стрелу экскаватора, взобрался на верхушку к блоку и орал оттуда. Он вытягивал шею и приседал, будто кланялся слушателям, и поворачивался во все стороны.

Завершна стоит краем к реке. Другой край деревни уходит на гору, к роще. За огородами — крутой глубокий овраг с глиняными карьерами и ямами для обжига кирпича. Вся деревня — кирпичная, оранжевая. Лишь оконные и дверные проёмы разделены тёмно-синими кирпичами, а где и побелены извёсткой и оттого походят чем-то избы на вышитые полотенца. А на крышах — фигурные трубы, и на каждой — разные. Издавна завершенцев знали как отменных умельцев класть печи и возводить над ними трубы, одна другой фигуристей. От редкой трубы теперь не тянулась к другой радиоантенна. А к иным трубам были прикреплены проволокой высокие жерди телевизионных антенн. На плечиках этих антенн, на крестовинах, любили собираться ласточки.

От дома к дому ходят мальчишки и кричат где в открытые окна, где в дверь:

— На митинг, к дубкам! Газ пускать будут! В одиннадцать часов! Пускать газ!