Почему я взялся за эту работу? Сам не знаю. Не то чтобы я был такой уж меркантильный или не в меру крутой. Да и на жизнь, в общем-то, хватало. На вылазку в измайловское депо сходишь, по окрестностям пошаришься – вот считай, на кусок крысятины, а то и свинины уже заработал. Но вот что-то скучно мне стало сидеть на Семёновской. Что ни день – все одно и то же. Те же лица, те же пейзажи, те же туннели. Даже тварей, что вокруг депо и на окраинах лесопарка… то есть, бывшего лесопарка… живут, начал уже каждую персонально в лицо (пардон – в морду!) узнавать! До того дошел, что некоторым и клички придумал! В общем, опостылела мне эта оседлая жизнь, захотелось чего-то нового. Посмотреть, как люди живут, чем дышат.

К тому же ни на Семёновской, ни где еще никто не ждет меня уже очень давно. Когда-то – давным-давно – было у меня и кому ждать, и к кому возвращаться. Но это было в прошлой жизни. Еще до катастрофы. А потом, как Москву накрыло, вся моя жизнь и сгорела в ядерном огне. Вместе с ней и имя мое сгорело. Ни к чему оно мне теперь, имя человеческое. Имя нужно для того, чтобы его могли произносить любимые губы. А раз губы эти давно радиоактивным пеплом рассыпались, то и имя, стало быть, теперь ни к чему.

Ах, ну да, я же так и не представился! Зовите меня просто – Восток…»

Вот уже четвертый час сталкер Восток бродил по мертвым кварталам в окрестностях станции метро «Бибирево». Но на этот раз его целью была не добыча. Восток искал следы пребывания на поверхности ратманов или, как их еще называли, крысюков. Говорили, что именно здесь, в Бибиреве, их разведчики чаще обычного выбираются из-под земли, чтобы разжиться очередной партией полезных вещей, которые можно было найти в уже начинающих разрушаться многоэтажках.

Сталкеру не везло. До рассвета оставалась всего какая-то пара-тройка часов, а никаких следов крысюков он пока не обнаружил. За последние дни Восток обследовал уже все уцелевшие хозяйственные магазины в округе, побывал в подвалах универмагов и продовольственных, наведался почти во все подъезды жилых домов и нигде не видел ни одного живого крысюка. Впрочем, и мертвых крысюков он не видел тоже.

Восток не испытывал к крысюкам ненависти. Он вообще редко испытывал какие-либо чувства. Ненависть, так же, впрочем, как и любовь, давно перестали волновать его душу. Даже к перспективе собственной смерти он относился философски. Если бы он верил в загробную жизнь, то, наверное, был бы рад попасть на тот свет и там, за гранью жизни и смерти, вновь встретить ту, что когда-то называла его по имени.

Но Восток не верил в загробную жизнь.

И потому он уже четвертый час бесстрастно и методично обшаривал развалины и целые дома в поисках следов крысюковского присутствия. Но результата все не было.

По всему получалось, что миссия успехом не увенчается и рано или поздно ему придется ни с чем вернуться на недалекую отсюда станцию «Медведково», где сталкеры севера и северо-востока Москвы недавно устроили дальнюю опорную базу. Однако было у Востока одно пристрастие, которое он старался удовлетворять по мере возможностей в каждой своей вылазке на поверхность. Это были не необычные яства и редкие в метро спиртные напитки – во всем этом он нуждался не более, чем это было необходимо ему для того, чтобы продолжать существовать. Это были не женщины, которых он не сторонился, но и не допускал близко к своему сердцу. И даже не богатства в виде бесчисленных россыпей патронов, которыми грезили многие сталкеры. Это были книги. Да, как это ни покажется странным, Восток любил читать.

Книги в метро почти с самого первого дня представляли особую ценность. За один экземпляр бульварного романчика, который до катастрофы пренебрежительно именовался «легким чтивом», можно было выручить не менее десятка патронов. А уж за более солидную книгу – и того больше. Хорошо пользовались спросом всевозможные справочники, в первую очередь, конечно, медицинские, а еще технические и ветеринарно-сельскохозяйственные (в особенности, по куро– и свиноводству).

Впрочем, художественная литература была в почете не везде. Когда люди заняты тем, чтобы выжить, как-то не остается времени наслаждаться высоким искусством. Только на нескольких станциях в Полисе, кое-где в Ганзе, да еще на Красной линии существовали общественные библиотеки. Большинство же населения метро считало чтение пустым бесполезным занятием, уносящим в мир грез об ушедшем мире, который уже не стоит и вспоминать.

А вот Восток читал с удовольствием. Почти в каждой из своих вылазок на поверхность он непременно заглядывал в ближайший книжный магазин, собирая с полок покрытые пылью, а порой и плесенью книги. В брошенных квартирах тоже все еще было чем поживиться. Покидавшие их в спешке жильцы и наведывавшиеся впоследствии мародеры и коллеги-сталкеры брали в основном одежду, сохранившиеся съестные припасы, электроприборы, инструменты, лекарства и другие полезные и необходимые вещи. Книжные шкафы, как правило, никого не интересовали. И потому, заходя даже в давно вскрытую и опустошенную квартиру, Восток почти всегда отягощал свой рюкзак парой-тройкой новых книжек.

Товарищи по сталкерскому ремеслу относились к такому странному увлечению с иронией, но без осуждения. В конце концов, каждый сходит с ума по-своему, чтобы не сойти с ума по-настоящему! К тому же книги, помимо эстетического удовольствия, приносили Востоку и вполне ощутимый материальный доход. После прочтения он кое-что оставлял себе, а кое-что сбывал захаживавшим торговцам. Восток не жадничал, назначая цену. Зачем, если завтра у него на руках будет новый товар? Поверхность большая, книг на ней всем хватит даже с избытком. А то, что каждый визит за очередным бестселлером прошлого может закончиться встречей у книжной полки с не очень дружелюбно настроенным клыкастым «библиофилом»… Ну что же, все мы когда-то отправимся туда, откуда нет возврата, днем раньше, днем позже. Так ли уж это важно, когда никто не ждет тебя по ЭТУ сторону?..

«…охваченные странным бешенством огромные крысы вышли из подземелий, и были их тьмы несчитаные. Они хлынули в сторону Кольца, сметая на своем пути все живое. Пала Тимирязевская, за ней – Дмитровская… На Савеловской люди смогли их остановить, и крысы ушли обратно в свои норы.

Но часть серой орды направилась в другую сторону – к Петровско-Разумовской и дальше. До Алтуфьева добрались не все – большую часть крыс удалось остановить и рассеять еще в районе Отрадного, но и там, где они прошли, остались смерть, хаос, ужас…

А потом пришла болезнь. Те, кто выжил после нашествия крыс, – заразился, ибо все они были покусаны крысиными зубами. Несчастные пытались спастись, получить помощь у других станций – их всех расстреляли на кордонах, дабы не допустить распространения заразы. Те, кто избежал пули, вернулись на свои станции. Те из них, кто сумел как-то побороть болезнь и выжить, – изменились. И это уже были не люди. Это уже были скавены.

…Мы стали похожи на тех, кто прекратил наше существование в качестве людей. На крыс. Правда, не так уж сильно конечно же, но все же… Так, кое-какие черты во внешности тех, кто перенес эпидемию тяжелее всех, и тех, кто родился уже после нее. А люди, наши прежние сородичи, сочли, что мы стали чудовищами, и отвергли нас, когда мы оказались в беде и нуждались в их помощи. За это мы и ненавидим людей. Во всяком случае, так говорят вожди общин и старейшины кланов, и лю *зачеркнуто* многие с ними согласны. Люди тоже нас ненавидят – потому что мы другие. Мы – нелюди, кровожадные мутанты, которых надо убивать без пощады и жалости. Во всяком случае, так кричал один пойманный в перегоне пленник, когда его притащили на станцию и мучили, прежде чем убить. Душераздирающее зрелище. Я ушла, чтобы не смотреть на это и не слышать его криков.

…Слово «скавен» в отношении того, кем мы стали, было некогда произнесено одним юношей с Отрадного. Никто уже не помнит его имени, говорят только, что Наверху, до Удара, он был разработчиком компьютерных (знать бы еще, что это!) игр… Означало это слово «человек-крыса». Слово прижилось, разлетелось по Линии, и так мы стали скавенами. Впрочем, как оказалось, люди зовут нас крысюками, но это прозвище нам не нравится. Мы же не полностью крысы!..