– Я просто докажу вам, что я вовсе не ваш пленник, как вы думаете…

– А! Вот как!.. Мне очень любопытно было бы узнать…

– Так знайте же…

И Рауль вынул из кармана известный нам бумажник, а оттуда – лист пергамента, уже игравший роль в нашем рассказе, и подал его полицейскому. Лист этот, как читатели, вероятно, помнят, начинался следующими словами:

«Божьей милостью, мы, Филипп Орлеанский, регент Франции, приказываем и повелеваем всем тем, кто увидит сию бумагу…»и проч. и проч.

А кончался:

«Запрещаем, кроме того, по какой бы то ни было причине, беспокоить вышеназванного кавалера де ла Транблэ, мешать его действиям и противиться его воле.

Что бы он ни делал, он делал это по нашему приказанию и для пользы нашей».

Как только полицейский прочитал поданный ему лист, обращение его сделалось смиренно и почтительно; он низко поклонился Раулю и спросил, что он ему прикажет.

– Что я вам прикажу? – повторил кавалер, спрятав пергамент в карман. – А вот что: переулок, в котором мы находимся, имеет два выхода, один справа, другой слева. Я иду направо, а вы поверните налево. Спокойной ночи, господа!

Полицейский снова поклонился, кликнул дозорных и удалился с ними в указанном направлении.

– Пойдем, – сказал Рауль Жаку, как только шаги дозорных затихли вдали.

Идя по переулку, Рауль наткнулся на тело дона Реймона.

– Еще труп, – прошептал он, наклонившись рассмотреть лицо мнимого мертвеца.

– Что это значит? – спросил сам себя молодой человек, узнав командора. – Дон Реймон, я в этом уверен, не дрался на дуэли ни с кем… Сердце его еще бьется… дыхание свободно… он как будто спит… странно! Решительно ничего не понимаю… Но, как бы то ни было, нельзя же оставить испанского гранда провести ночь на улице.

После этого краткого монолога, Рауль обратился к Жаку и сказал:

– Покарауль тело этого дворянина, а я пойду отыскать портшез, в котором мы унесем его.

– Слушаю, кавалер, – отвечал Жак.

Во время отсутствия Рауля, ни одно живое существо не явилось в безмолвном и темном переулке, в котором происходила дуэль. Кавалер скоро вернулся. Жак и носильщики положили дона Реймона в портшез. Рауль поместился возле командора.

– На улицу Круассон, – сказал он Жаку, – указывай дорогу носильщикам.

Вследствие необходимости, которая обнаружится для наших читателей по мере хода нашего рассказа, Рауль имел в Париже несколько квартир. С помощью Жака, носильщики внесли командора в комнату и положили его на кровать, а Рауль, истощенный усталостью и сильными ощущениями этого дня, пошел в свою спальную и лег.

На другой день, очень рано, Жак вошел к своему хозяину. Рауль еще спал. Рассердясь, что Жак разбудил его так рано, он принял его очень дурно. Жак дал пройти буре, не отвечая ни слова, потом сказал:

– Ваш гость проснулся и хочет поблагодарить вас прежде, чем уйдет.

– А! Это другое дело, – сказал Рауль. – Я сейчас встану.

Через четверть часа кавалер вошел к дону Реймону. Комната, в которой находился командор, напоминала своей роскошной меблировкой таинственную квартиру Рауля в улице Шерш-Миди.

– Вы выказали себя в эту ночь храбрым как дворянин и человеколюбивым как христианин, – сказал испанец. – Позвольте же мне уверить вас, что с этого дня, в каком бы положении вы ни находились, вы всегда можете положиться на дона Реймона Васкончеллоса и располагать его шпагой и кредитом…

– То, что я сделал для вас, очень просто и не стоит благодарности, – отвечал Рауль. – Прошу вас, не будем говорить об этом… Как вы чувствуете себя сегодня?

– Как нельзя лучше.

– Какой же причине приписываете вы ваш внезапный обморок?

Дон Реймон смутился.

– Надеюсь, что, по вашей деликатности, – прошептал он, – вы не станете расспрашивать меня… Это пробуждает во мне горестные воспоминания…

Рауль поклонился в знак согласия. Командор тотчас продолжал, как бы затем, чтобы обратить разговор на другой предмет:

– Вы знаете, как зовут вашего противника?

– Знаю, – отвечал Рауль. – Виконт д'Обиньи.

– Он еще жив?

– Не знаю.

– Рана его опасна, не так ли?

– Кажется.

Наступила минута молчания, потом командор прибавил:

– Вы поразили несчастного в пятницу до полуночи. Молите Бога, чтобы он не умер от удара вашей шпаги!..

– Зачем? – спросил Рауль с удивлением.

– Затем, что пятница приносит несчастье, и кровь, которая прольется в пятницу, падает на того, кто прольет ее! – прошептал дон Реймон таким серьезным и убежденным тоном, что кавалер не мог удержаться, чтобы не задрожать, слушая его. – Я живу в улице Св. Доминика, – продолжал командор. – Пожалуйста, не забудьте этого, кавалер, и будьте уверены, что вы меня обяжете, располагая мною…

Дон Реймон простился с Раулем, который почувствовал облегчение, не имея перед глазами странной и мрачной фигуры испанца.

Почти тотчас после разговора, при котором мы присутствовали, Рауль отправился к Тианжу. Маркиз ждал его. Кавалер рассказал ему о вчерашних происшествиях.

– Черт побери! – сказал маркиз. – Вы убиваете пале-рояльских офицеров и как будто нарочно выбрали именно этого грубияна виконта, к которому регент с некоторого времени сильно пристрастился!.. Знаете ли, любезный кавалер, что это нисколько не облегчает наших дел?..

– Слишком хорошо знаю, – отвечал Рауль, – но будьте спокойны, у меня уже есть в голове чудный план, и мы выпутаемся.

– Прекрасно! Только надо поторопиться…

Рауль сделал жест, говоривший: положитесь на меня!.. Потом продолжал:

– Теперь поговорим о другом. Позаботились ли вы о том, о чем я просил вас?..

– О вашей свадьбе?..

– Да.

– Разумеется.

– Ну, что ж?..

– Ну, все готово; капелла в порядке, я знаю почти наизусть венчальный обряд и вчера, когда вы ушли, примерил костюм капеллана, который мне чудо как идет!..

– Маркиз! – вскричал Рауль, засмеявшись и потрепав Тианжа по плечу, – если судьба будет к вам справедлива, вы умрете от громового удара!..

– Почему бы и нет? – отвечал маркиз. – Мне бы хотелось скрестить свою шпагу с молнией, это был бы противник, достойный меня!

– В котором часу будет церемония? – спросил Рауль.

– От вас зависит назначить.

– Раз так, то в одиннадцать… согласны ли вы?

– Хорошо, вас будут ждать.

– Я забыл одно…

– Что такое?

– Нам нужны свидетели.

– Мой управитель и метрдотель будут вашими свидетелями. Для этого случая они превратятся в старых дворян, ваших родственников…

– Бесподобно! У вас блестящее и неисчерпаемое воображение, и если бы вы не были слишком знатным вельможей, чтобы сделаться бумагомарателем, вы могли бы сочинять романы получше мадемуазель Скюдери!.. До завтра, маркиз!

– До завтра, любезный кавалер!

Оставив де Тианжа, Рауль отправился в гостиницу «Царь Соломон», где Жанна ждала его с нетерпением. Девушка была печальна. Ночью ей снились страшные сны и в душе ее теснились мрачные предчувствия. Ей казалось, что ее жениху угрожает несчастье и что с ней самой должно случиться что-нибудь ужасное. Во сне она видела Рауля окровавленного и распростертого у ее ног; потом она чувствовала, что умирает, что ледяной, болезненный холод мало-помалу распространился по ее жилам, сердце перестало биться, члены двигаться, а губы не могли произнести ни одного слова. Вокруг нее шептали голоса: «Она умерла!.. Все кончено!..» Услужливые руки положили ее в гроб, закрыли его и отнесли для отпевания в ту комнату, в которой она должна была венчаться. Могила – вот брачное ложе, которое должно было соединить жениха и невесту!..

Жанна проснулась, трепеща всем телом и обливаясь холодным потом. К счастью, первые лучи солнца уже светились на окнах спальной. Жанна успела преодолеть свой суеверный ужас, но, повторяем, неизмеримая грусть тяготила ее до прихода Рауля.

В ту минуту, как жених ее переступил через порог комнаты, Жанна подбежала к нему, и тотчас опасения, боязнь, предчувствия исчезли из души ее, как при восходе солнца испаряется утренний туман. Мы не будем следовать за очаровательной болтовней любовников. Вскоре их продолжительный и нежный разговор был прерван восхитительным развлечением. Самуил принес огромный сундук из черного дерева, украшенный бесподобными инкрустациями. В этом сундуке находились материи и наряды для свадебной церемонии. Тут были великолепнейшие платья, драгоценнейшие кружева, бриллианты, которым позавидовала бы королева. Можно судить о восхищении девушки при виде всех этих сокровищ. При каждой новой вещи, вынимаемой из неисчерпаемого сундука, Жанна хлопала в ладоши и обнаруживала детскую радость, которой Рауль не мог не разделять, хотя и говорил иногда с кроткой серьезностью: