— У-у, дохлый козёл ты! — брызгал слюной хромой Бадма.

— Сам ты пёс поганый, — спокойно сказал Щукин. — Надоел ты мне во как! — Он провёл рукой по шее. — И прятаться от людей надоело. И жадность твоя надоела ненасытная. Ежели хочешь знать, то я рад, что они меня поймали. Рад, и всё тут. И что я с тобой связался? Мне, если хочешь знать, государство пенсию платит по инвалидности. Ну, и свою машину имею. А что я от этих лебедей получил? Пьянству научился на дармовые деньги. — Щукин говорил всё громче и громче. Он перестал улыбаться, побледнел, и у него стала дёргаться щека. — Что я нашёл? — уже кричал он. — Жена ушла, не выдержала пьянства моего да делишек всяких!

— Эк тебя прорвало! — Дядя Куку покачал головой.

— А то не прорвёт? Это же не человек, а зараза, — сказал Щукин и прикрыл ладонью щёку. — Разве только на одних лебедях я с ним грешил? Сколько в город я продуктов от него перевозил! И мёд. И масло. И мясо целыми баранами. И шерсть. Сколько ему деньжищ перевозил! Чего там — я извозчик удобный. А только вот взял и кончился. Во как опротивело всё! Хоть вой! Сам себе противный стал. Вот как он взял вчера и в собаку выстрелил — он и в человека так может. Это я точно говорю. Лебедей он меня научил бить. А ведь лебеди эти почти как люди… — Щукин замолчал.

— Вот оно как бывает, дружочек, — сказал дядя Куку. — Про лебедей это ты точно сказал. Лебеди получше иных людей бывают. Да и вот хоть собаку эту возьми.

— И то правда. — Щукин вздохнул.

Андрейка почувствовал, что его дёргают за ногу. Дулма высунулась из-под кровати: Андрейкина нога мешала ей смотреть.

— Что вы теперь скажете, гражданин Балбаров? — спросила мать Фиски-Анфиски.

Бадма молчал.

— Эх, позор какой! — гневно сказал Чимит Бал-донов. — Вот я теперь расскажу своей матери, к кому она молиться ездила. Кому приношения возила.

Бадма стал легонько раскачиваться из стороны в сторону и шевелить толстыми губами. Бабушка Дол-сон так и застыла около него, вытирая ладонью слезящиеся глаза.

— Пошто молчите, ламбагай? — тихо спросила она.

— А что ему говорить? — сказал дядя Куку. — Видно ведь, что вот человек правду-матку режет. Я верю вам, Щукин. Только у меня к вам вот какой вопрос: кто-то из вас обронил патрон около этой собаки. Мы разрядили этот патрон, и вот что там оказалось. — Он протянул Щукину круглые шарики и продолговатые похожие на крошечных рыбок, свинцовые слитки. — Что это такое?

Щукин взял всё это, подбросил на ладони.

— Его работа. — Он мотнул головой в сторону хромого Бадмы. — Бадма патроны всегда готовит. У них этого добра в дацане полно. Вот он и заряжает патроны.

Бадма всё раскачивался с закрытыми глазами, будто его всё это не касалось.

Бабушка Долсон вдруг быстро заковыляла к столику с богами, взяла в руки бурхана, которого весной дал ей хромой Бадма, посмотрела на него, пошевелила губами и снова подошла к Бадме.

— Бери! — тихо сказала она.

Хромой Бадма поднял веки, показал чёрные угли и протянул руки.

— Бери! Не хочу твоего бурхана. Худой ты человек, Бадма.

Бери! Не хочу твоего бурхана..

Вот оно! Наконец-то ты поняла, бабушка Долсон. Теперь ты видишь, теперь ты понимаешь? Теперь ты не будешь говорить, что откочуешь от нас, если будут ругать этого обманщика?

— Не человек ты. Волк ты. Не дам тебе Дулму, — сказала бабушка Долсон всё так же негромко.

Бадма так держал в руках бурхана, как будто хотел бросить его в бабку Долсон. Дулма вылезла из-под кровати и прижалась к бабушке Долсон.

— Проглотил ты язык, поганый? — гневно спросила бабушка Долсон. — Пошто в юрте моей стоишь? Уходи! Совсем уходи, хромой Бадма! Худой человек!

Андрейка торжествовал.

Бадма пошёл к двери, опустив голову.

— Уходи из нашей юрты, хромой Бадма! Уходи из нашей степи! Ты худой человек.

— А я всё же попрошу, гражданин Балбаров, поехать со мной в сельсовет, — сказала мать Фиски-Анфиски. — И вас попрошу, — обратилась она к Щукину. — Придётся всё нам записать.

— Суди его! — сказала бабушка Долсон.

— Не я судить буду, Долсон Доржиевна.

— Меня зови. Сама судить буду, — упрямо проговорила бабушка Долсон.

— А вас обязательно позовём. Вы ведь многое можете рассказать об этом гражданине.

— Всё расскажу. Сама судить буду, — повторила она.

Андрейке нравилось всё. И то, что председательница Советской власти называла хромого Бадму строгим словом «гражданин», и то, как Дулма не побоялась вылезти из-под кровати. Но больше всего Андрейке нравилась сейчас бабушка Долсон. Это самая замечательная бабушка во всей степи. Она колхозный герой. И она сама будет судить хромого Бадму.

Теперь Андрейка и Дулма будут играть в хромого Бадму и бабушку Долсон. Дулма, конечно, захочет изображать бабушку Долсон. Андрейке же придётся быть хромым Бадмой. Ничего не поделаешь.

Куда прячется Солнце?

Но играть в хромого Бадму и бабушку Долсон не пришлось. Дулма сказала правду: Андрейка заболел. Он ещё этого не понимал, но сразу же, как уехали мать Фиски-Анфиски и хромой Бадма, Андрейка лёг на кровать и не смог больше встать.

Пришли отец, дядя Куку и Дулма. Они выходили смотреть, как уезжал хромой Бадма. Бабушка Долсон не хотела этого видеть. У Андрейки же закружилась голова, и он почувствовал, что не может стоять на ногах.

А ему очень хотелось бы посмотреть, как уезжает в последний раз хромой Бадма.

Да, Андрейка был уверен, что больше не увидит никогда этого гражданина Балбарова.

Солнце может спокойно ночевать: из всех людей, которых знал Андрейка, никто не может украсть солнце. Только один обманщик нойон хотел украсть у людей солнце. Но, кроме Андрейки, никто не знает, что гражданин Балбаров — это и есть обманщик нойон.

Это ведь лебеди указали храброму Алтан-Шагай-мэргэну путь к солнцу.

Вот почему так не любил обманщик нойон лебедей. Вот почему хромой Бадма — гражданин Балбаров — всегда стрелял в них.

Он хотел узнать секрет, где же ночует солнце. Он хотел убить Алтан-Шагай-мэргэна и украсть солнце.

Теперь отважный мэргэн может быть спокоен? Советская власть увезла гражданина Балбарова.

Только Андрейка догадывается, где ночует солнце…

Вот поправится Нянька, и он поедет туда. Он расскажет всё Алтан-Шагай-мэргэну о нойоне-обманщике — гражданине Балбарове. Пусть мэргэн отдохнёт и поспит.

А потом Андрейка о чём-то попросит Алтан-Шагай-мэргэна…

— Что же с тобой, степнячок? — услышал Андрейка голос дяди Куку.

Андрейка открыл глаза, и перед ним поплыли куда-то лица отца, Чимита Балдонова и бабушки Долсон.

— Ах ты, беда какая! — сокрушался дядя Куку. — Да у него жар.

Дальше Андрейка всё слышал, но не всё понимал. Он иногда открывал глаза и каждый раз видел что-то новое.

…Его на руках несёт куда-то отец.

…Андрейка сидит на руках у отца в машине. Рядом с ними за белым рулём Чимит Балдонов…

…Впереди летит серебряный олень.

…Мелькают столбы, и по ним лазят почему-то люди…

…Но вот Андрейка мчится на нартах. Это олень везёт их к Верблюжьей сопке. Ночь. Мороз. На ресницах лёд. Трудно смотреть. Надо не потерять железный чугунок и топорик. Рядом Дулма. Она чего-то боится. Мама Сэсык не разрешила ей ехать на олене. И всё же Андрейка взял её с собой.

Олень очень блестит. Его хорошо видно в темноте. В упряжке не только олень, но и Нянька. Молодец Нянька. Она уже поправилась. У неё два глаза, и они светят, как фары у машины. Это всё дядя Куку: он вставил Няньке новые глаза.

Как это раньше Андрейка не догадался вместо упрямой и непослушной Катьки запрячь этого быстрого оленя?

Ведь только из-за Катьки Андрейка тогда не доехал до солнца.

Правда, он не знал тогда точно, где ночует солнце. Зато теперь его не обманешь.

Вот она. Крестовая сопка. Стоит тёмная юрта. Но Андрейка знает: это не та юрта, в которой спит солнце. Это юрта бабушки Бутид. Дулма хнычет и хочет посмотреть, что делает без неё бабушка. Неужели Дулма не понимает, что бабушка Бутид больше здесь не живёт, что она утонула?