Она вернулась в комнату, ее глаза метались между Сэмом и мной.

— Уэстону... не очень хорошо.

— Его астма? — Я спросила, делая шаг.

Она покачала головой.

— Что случилось? — спросил Сэм.

— Он расстроен, — сказала Джулианна.

Я знала, что она имела в виду, и, по-видимому, Сэм тоже, потому что его глаза загорелись пониманием.

— Я не знаю, как заставить его чувствовать себя лучше. Я пробовала, — сказала я.

— Я не уверен, что кто-то сможет, — сказал Сэм.

— Это то, над чем ему, возможно, придется работать самому.

— Он думал о поступлении в ОСУ, — сказала я.

— Он что? — спросил Сэм, выйдя из дверного косяка, чтобы стать прямо.

— Затем, он попросил меня записаться в университете Северного Техаса. Это меньше чем в часе езды от института искусств Далласа.

Джулианна взглянула на Сэма, прежде чем посмотреть на меня.

— Это то, чего ты хочешь?

Немного поколебавшись, я покачала головой.

— Нет. Я хочу поехать в ОСУ.

— Тогда, ты не передумаешь, — сказал Сэм.

Я посмотрела на свои ногти.

— Он получил хорошие оценки. Уэстон сказал, что УСТ предлагает те же программы, но там несравнимая художественная школа с ОСУ. Так как я еще серьезно не решила, он не понимает, почему я не хочу менять школу.

— Он не должен понимать, — сказал Сэм.

— Я не безразличен к его чувствам. Я признаю свой страх. Я не могу представить, как бы я себя чувствовал, если бы был на его месте, — сказал он, любя глядя на жену. — Я уверен, что это беспокойство незнания, что может произойти, когда вы чувствуете к кому-то. Но он должен отпустить тебя, Эрин. Если вам предназначено быть вместе, все утрясется.

— Он не отпустит ее, — сказала Джулианна. — Они могут заставить чувства работать, если это то, чего они оба хотят.

Я кивнула.

— Это то, что ты хочешь? — спросила Джулианна.

— Я люблю его. Но себя я люблю тоже. — Джулианна вздохнула, и прошла несколько шагов, чтобы заключить меня в одни из ее удивительных объятий.

— Как следует.

— Он будет в порядке, – сказал Сэм. – Я чувствую, что он волнуется о многих вещах. Он знает, что грядут большие перемены. Вы оба этого заслуживаете.

Джулианна обняла меня еще раз, прежде чем отпустить. Она выпрямила кисточки, свисающие с моего колпака, и улыбнулась.

— Может быть, ты могла бы пойти туда, прежде чем мы уедем. Поднять ему настроение. Это должен быть счастливый день.

Я кивнула и прошла мимо нее и Сэма в зал, и спустилась по лестнице. Входная дверь заскулила, когда она открылась, и я вышла на яркий солнечный свет. С каждым шагом, на душе становилось тяжелее, и голова у меня была полна мыслей, что ожидать, когда я войду в дом Гейтсов. Слова Сэм и Джулианны застряли внутри моего сознания, повторяясь в такт моих шагов.

Он расстроен.

Вы не должны менять свое решение для всех.

Это тревожно.

Он не отпустил ее.

Это то, что ты хочешь?

Он будет в порядке.

Я постучала в плотную деревянную дверь и стала ждать. После того, как целую минуту, никто не подходил, я постучала снова. Я ждала, и ничего не происходило. Я повернула ручку, и я услышала голоса, доносящиеся из задней части дома, вероятно, гостиной. Я вошла и закрыла дверь позади себя. Слова Уэстона слились в одно целое. Голос его был поднят. Питер и Вероника пытались образумить его. Он был более чем расстроен.

— Вы можете просто попробовать насладиться днем? — Умоляла Вероника. — Ты не просто портишь все для себя, Уэстон. Ты погубишь ее.

— Это не твой последний день с ней, — сказал Питер напряженным голосом. — У вас есть целое лето.

— Это то, что Сэм и Джулианна сказали? Они что-то знают? — спросил Уэстон.

— Нет, – сказал Питер. — Уэстон, успокойся. Ты напрягаешься.

Я услышала скрежет, а затем Уэстон вдохнул из своего ингалятора.

— Вот оно, – сказал Уэстон, сломленным голосом. — Я слишком долго ждал. У нас не было достаточно времени.

— Достаточно времени для чего? – спрашивает Вероника.

— Для нее, чтобы испытывать достаточно сильные чувства ко мне. Она не чувствует то же, что и я.

— Уэстон, тебе восемнадцать. У тебя вся жизнь впереди, — Питер начал ругаться. — Эрин милая девушка, но она не единственная девушка. Если она движется дальше, то ты тоже можешь.

— Вы не понимаете, — сказал Уэстон. – Вы просто не понимаете. Если бы ты любил маму так, как я люблю Эрин, ты бы так не говорил мне.

— Уэстон! – Вероника взвизгнула.

Я повернулась к ванной и прижалась спиной к стене. Если они узнают, что я слышала их разговор, мне будет стыдно, как и им. Мне пришлось убраться оттуда прежде, чем они поняли, и я не позволила себе перебить их. Дальше слова Уэстона звучали приглушенно.

Затем Питер произнес:

—Я знаю, что лучше почувствовать такую любовь даже немного, чем никогда вообще. Я также знаю, что если ты надавишь на нее, то только оттолкнешь.

Пока я ползла по коридору, Уэстон заговорил снова:

— Я ничего не могу поделать. Я люблю ее. Я всегда любил ее. Я не знаю, что это. Теперь, когда я знаю, на что это походит, быть с ней, я никогда не откажусь от этого. Я не думаю, что должен. Все продолжают говорить мне, что я должен отпустить ее. Но зачем мне это делать для себя? Я уже знаю, каково это – задыхаться, вдыхая, когда не хватает воздуха, независимо от того, сколько раз или насколько глубоко. Ты говоришь, что я веду себя мелодраматично, что я слишком остро реагирую, но я знаю, что умирающий чувствует, и я почувствовал это не раз. Это... это хуже.

Я выскользнула из входной двери и прикрыла рот, потянувшись за железные перила, мои колени подкосились. Каждый прерывистый вдох, который наполнил мои легкие, заставил меня вспомнить его слова и агонию, а также панику в голосе.

После нескольких минут, чтобы собрать себя, я сжала руку в кулак и ударила о дерево. Уэстон с нетерпением ожидал эти последние дни в школе, и я не собиралась позволять ему жалеть о чем-то. Даже, если я была единственной, кто еще сомневался, ему нужно было услышать несколько простых слов от меня, и я бы сказала ему слова, которые я боялась произнести вслух, но это не делает их менее правильными. Когда никто не подошел к двери, я позвонила в дверь, слушая то, что звучало как перезвон колоколов собора замысловатых мелодий. Вероника открыла дверь, выражение ее лица было уставшим.

— Эрин, — сказала она с облегчением.

— Можно войти? — спросила я. Она шагнула в сторону, и открыла дверь шире.

— Да, пожалуйста. Он в гостиной.

Я метнулась по коридору мимо двери, подвала и кухни, и резко остановилась в пяти футах от Уэстона. Он стоял спиной ко мне, но все же обернулся.

— Уэстон? — спросила я, не уверенная в том, что он хотел меня видеть.

Он повернулся. Его глаза были красными, щеки зарумянились.

— Они сказали тебе прийти?

Я покачала головой, надеясь, что он поверит в эту ложь. Я не хотела расстраивать его дальше.

— Я хотела увидеть тебя.

— Не таким. Я в долбанном бардаке.

— Ты нервничаешь. Мы все. Это нормально.

Он сунул пару пальцев на каждое бедро и уставился в пол. С каждым глубоким вздохом он пытался успокоиться.

— Я чувствую, что с ума схожу. Я имею в виду... я знал, что я без ума от тебя, но... черт побери. Я не могу контролировать это. Это страшно, до чертиков.

— Поговори со мной, — попросила я.

— Это конец, да? У нас осталось несколько недель лета, а потом все закончится.

— Нет, — сказала я, качая головой. — Почему ты мне не веришь?

Его глаза бегали по всему залу и, в конце концов, остановились на мне.

— Я ждал, прислушиваясь, наблюдая. Я надеялся, ты скажешь, что мне нужно услышать. Я даже не знаю, что это такое, Эрин. Каждый прожитый день просто заставляет меня чувствовать себя хуже.

— Так не должно быть, – сказала я, мой голос ослаб. – Ты не должен быть несчастным. Предполагалось, что мы будем сохранять хорошие воспоминания, помнишь?